Леди Арт - Дарья Кей

почаще с тобой спорить.

Эдвард рассмеялся, ударяя друга по плечу. Джонатан засмеялся тоже, но внутри у него скребли кошки, и чувство было донельзя жалкое. Он не нуждался в подачках Эдварда. Но если он в них и не нуждался, то для его семьи они были спасением. Он не мог позволить себе такую роскошь, как отказ.

— Ты слишком хорошо всё вывернул, Керрелл, — буркнул Джон, скрещивая руки на груди.

— Это всего лишь твой честный выигрыш, забудь об этом, — пожал плечами Эдвард. — Ну так что, я жду вас послезавтра?

— Да, — коротко отозвался Джонатан.

Он закрыл дверь за Эдвардом и уткнулся лбом в холодное дерево. Хотелось удариться о неё сильнее, разбить лоб в кровь, но вместо этого он вытащил из кармана один рубин, потёр в ладони, пробуя на ощупь все его грани и даже крошечные, едва заметные сколы, и тихонько рассмеялся. Честный выигрыш! Они спорили, что Эдвард сбежит через недели. И тот едва ли забыл или спутал, он хотел как лучше…

Джон со вздохом развернулся, чтобы увидеть с печальной нежностью смотрящие на него зеленые глаза. Эми ничего ему не скажет, но он и так знал, что она опять всё слышала, и ему оставалось только обнять её и верить, что она его не осуждает, не жалеет и что любит несмотря ни на что.

* * *

Если первые несколько дней Хелена была спокойна и в ней теплилась надежда на успех, то, чем сильнее отдалялась дата отправки письма в Совет Магии, тем больше накатывала нервозность. Она твердила себе, что у Совета много дел и обязанностей, что она и её проблемы — не единственные и, возможно, не самые важные, но подсознание начинало играть: во снах появлялись сверкающие руины ледяных замков, разбитые припорошённые мелкими резными снежинками куклы, в которых сложно было не узнать себя; видения — до ужаса реалистичные — рисовали глубокие трещины на стенах и потолках, разрывали обои, разрезали стёкла; пыль и паутина мерещились там, где их быть не могло, а исполинский чёрный зверь сверкал глазами и скалил зубы уже не только из углов спальни. Хелене казалось, что она сходит с ума.

И ведь нельзя было даже выехать на бал или приём — приличия не позволяли. Но приглашения приходили, летели к ней несмело, без надежды, ведь и они были частью приличий, эдакими знаками вежливости, которые отправляли, даже зная, что адресат откажет. Вот и Хелена с сожалением отказывала. Так мимо прошли и раут Мариуса для друзей, и приём на Пиросе, и ещё несколько, куда хотелось выехать, но было нельзя.

Вселенское терпение понадобилось раньше, и Хелена день ото дня повторяла себе, что совсем скоро она сможет намного больше, чем просто веселиться на балах. Нужно лишь дождаться.

На календаре уже наступила осень. Подходила к концу вторая неделя ожидания. Неделя бесконечная, скучная, мрачная, даже редкие проблески чистого неба за серыми тучами казались необычным, неуместным явлением. А ведь на Санарксе осень всегда начиналась летним солнцем, которое ещё не успело спохватиться и позволить прохладце вступить в свои права.

В этом году всё было иначе. Хелена холод не ощущала, но не могла не обращать внимания на то, как плотно сгущались тучи. Она гуляла по саду и размышляла, сколько ещё времени нужно осени, чтобы разразиться наконец дождями, которые небо копило, словно из жадности; и Совету — чтобы перестать над ней издеваться. Она почти ни на что не надеялась, не удивлялась отсутствию новостей, но постоянно об этом думала: даже если мысли начинались с чего-то далёкого и несвязанного, рано или поздно Хелена ловила себя на том, что считает дни.

Она смотрела в сторону мраморного парка, но не решалась туда пойти: даже перед статуей отца не хотелось показывать слабость, а она чувствовала себя слабой, беспомощной. Если бы он был рядом, он бы такого не допустил. Ей бы не пришлось ждать в этом страшном подвешенном состоянии, нервы не выжигали бы эмоции, и она была бы уверена, что всё пойдёт так, как хочется ей. Так, как завещал он.

Но надежда таяла. Хелена переставала ждать.

А потому, когда её прогулку прервал посыльный-телепортёр, просящий сейчас же пройти к сэру Рейверну, она сначала не поняла — а потом вздрогнула и вцепилась за предложенную руку. Телепортёр перенёс Хелену к дверям кабинета, сам постучал, открыл дверь и представил её.

Сэр Рейверн кивнул в знак приветствия. Он сразу отметил её взволнованный взгляд, приоткрытый рот и учащённое дыхание, будто она бежала, а не переместилась; Хелена крутила кольца, прикусывала губы и никак не пыталась скрыть тревогу. Ничего не говоря, он протянул ей сложенный конвертом белоснежный лист с тиснением по краям и едва заметным гербом Совета, который тускло переливался, пока Хелена разворачивала бумагу.

Сэр Рейверн смотрел на неё хмуро и напряжённо. Конвертов было два. Свой он уже прочёл.

Бумагу венчала украшенная вензелями переламутрово-золотистая надпись «Постановление Верховного Совета Магии». Хелена читала текст под ней — обычные чёрные чернила, строгие разборчивые буквы, — и глаза её становились больше и больше. Когда она подняла взгляд, сэр Рейверн едва удержался от того, чтобы не вздрогнуть: такой он был пронизывающий, полный холодной ярости и ненависти.

— Поздравляю вас, — слова её сочились ядом.

— Вы знаете, что в этом нет моей вины, миледи.

— Разумеется.

Она отбросила письмо, мотнула головой и ушла, хлопнув дверью так, что дрогнули книжный шкаф, канделябр и висящая на стене картина. Сэр Рейверн прижал пальцы к переносице, медленно проводя от неё ко лбу и обратно. У него болела голова, и что-то подсказывало, что болеть она будет ещё очень долго.

Воздух колыхнулся, и, нехотя открыв глаза, сэр Рейверн посмотрел на Одина. Тот поднял упавший на пол лист и усмехнулся.

— Вам смешно? — поинтересовался Рейверн.

— Да. Я нахожу это забавным.

— А мне показалось, что меня убьют.

— Вряд ли это сделает леди Арт.

— Уж не знаю, какая смерть была бы милосерднее.

— Вряд ли от её рук, — Один снова хохотнул. — Радуйтесь, что она этого не сделает. Значит, — тут же посерьёзнел он, — теперь вы регент, а ей придётся выйти замуж, чтобы получить трон?

Сэр Рейверн кивнул.

— Вас это интересует?

— Не так, как вам бы хотелось, Рейверн.

— Тогда я боюсь представить, за кого она выскочит назло мне.

— Посмотрим.

И Один исчез.

* * *

Долго просидеть в одиночестве Хелене не удалось: Один материализовался в комнате, и пришлось быстро стереть слёзы. Она забралась глубже на кушетку, подбирая под себя ноги, сжалась и отвернулась.

— Я