Леди Арт - Дарья Кей

кивнуть: в конце концов, кто он был такой, чтобы запрещать ей писать письма.

* * *

Сэр Рейверн оказался прав: мадам Монтель не могла принимать такие решения одна, и это в любом случае нужно было переадресовать в суд от Совета. Но она со сдержанным одобрением поблагодарила за обращение к ней лично и как представитель Альянса в Совете Магии обещала сделать всё возможное, чтобы повлиять на решение, и Хелена хваталась за эти слова, как за воздух. Теперь ей нужно было только написать новое, более официальное письмо-прошение, приложить завещание отца, отправить и…

— Посмотрите, — сказала она сэру Рейверну. — Их такое устроит?

Он пробежал взглядом по тексту без вопросов и даже не изменился в лице, что уже настораживало. Хелена пыталась это списать на то, что сэр Рейверн в принципе стал более закрытым и угрюмым после смерти её величества, но неуверенность снова заставляла крутить кольца на пальцах, то снимать, то надевать их и постоянно хмуриться, смотреть, почти не моргая.

Сэр Рейверн вздохнул, поднимая взгляд, и положил письмо на стол.

— Вряд ли я могу посоветовать вам что-то, — покачал головой он.

— Вы советник, разве это не ваша работа?

Его губы дрогнули в подобии усмешки.

— К сожалению, деловая переписка с Советом Магии не входит в мои компетенции. Структурно, по языку — всё отлично. Вы уважительны, точны, приводите достойные аргументы в свою пользу. Если их достаточно, я сомневаюсь, что у них есть веские причины отказывать вам, ваше высочество.

— Надеюсь.

Хелена забрала со стола письмо, ещё раз прошлась по нему взглядом, нахмурилась и мотнула головой. Они ей откажут. Она сама могла бы назвать тысячу и одну причину почему, да и сэр Рейверн перечислил их буквально вчера.

Но у неё был шанс. Может, крошечный, но был. И она не была бы собой, если бы не попыталась.

* * *

Эдвард сидел у Джонатана. За окном гудел и гремел Мидланд, и дрожь проходила по спине — приятная и будоражащая. Он устал от однообразной тишины военного полигона с монотонным позвякиванием мечей или жужжанием магических зарядов, и город, такой живой, ощущался глотком такого недостающего воздуха — воздуха, сотканного из духов, пыли, смазки для колёс и свежей выпечки. Наконец он чувствовал себя комфортно и на своём месте. Джон был прав: военная карьера не для него, он не Филипп, он так не сможет.

Но всё же полигон, где Эдвард провёл почти полгода, его испытал; ему даже показалось, что он вырос, стал увереннее. Жаль, что не во всём: когда дело доходило до чувств, он терялся и выставлял себя дураком даже сильнее, чем лет в пятнадцать.

Сложно было не теряться, когда что-то такое желанное оказывалось слишком близко — и всё ещё вне досягаемости. Он даже представить не мог, какие извилистые — или, напротив, прямые — дорожки могли привести его к тому, чего он хотел, и насколько крепка должна быть хватка, чтобы это что-то удержать.

Эдвард со вздохом откинул голову на твёрдую спинку дивана и удивился: теперь он мог видеть не только белый потолок над головой, но и верхушку окна, из которого виднелся кусок неба. Черепичные крыши Мидланда, казалось, готовы были нырнуть в эту яркую, чистую лазурь, разлившуюся под — над — ними.

Долго подивиться неожиданному углу обзора, от которого заболел затылок, не удалось: скрипнули половицы, и Джон вошёл в гостиную с парящим подносом. На том стояли две чашки да чайник, из носика которого тонкой струйкой выплывал пар.

— Чай? — удивился Эдвард.

— Не хочешь?

— Я… Просто не думал, что его варишь ты…

— У меня получается лучше, чем у слуг, — заявил Джон, а взгляд его на мгновение метнулся в сторону. — Я как-то попробовал… За это время столько интересных чаёв открыл! Попробуй. Он по-настоящему крепкий. Может, хочешь чем-то разбавить?

— Эм-м, нет, пожалуй…

Эдвард задумчиво смотрел, как взлетевший чайник наливает заварку. Янтарная струя светилась и журчала, приятный крепкий травянистый аромат плыл по воздуху, но все мысли крутились вокруг одного: Джонатан заваривал чай сам. Дверь тоже открыл он. Если совсем честно, то, кроме разве что гувернантки, проскользнувшей из комнаты в комнату, Эдвард не видел ни одного слугу с момента прибытия, — ни краем глаза, ни в тени, ни случайно мелькнувшим куском одежды. Не слышно было торопливой поступи, шуршания юбок или шарканья подошв, даже тихие голоса, доносившиеся из одной из комнат, явно принадлежали Эми и той самой гувернантке. Кроме этого — тишина. У Джона, который любил командовать.

— У тебя всё в порядке? — осторожно спросил Эдвард. — Как идут дела? Мы не виделись почти полгода.

— Я живу в Мидланде, какие могут быть проблемы? — рассмеялся Джонатан, но вышло натянуто. Эдвард ему не верил, это читалось по лицу, поэтому Джон вздохнул и сел на диван. — Нормально всё. Жить можно. Пока я могу позволить себе этот дом, мы в порядке.

— Может, вернёшься на Пирос? Мидланд — чуть ли не самое дорогое место в мире!

Джонатан покачал головой.

— Нет. Я не вернусь. Не в ближайшее время. Я работаю, у меня есть деньги. Пока немного, но хватает. Должно стать лучше. — Его воодушевление звучало так, будто он хотел убедить в первую очередь себя. Эдвард молча слушал и пил чай, а Джонатан продолжал: — Всё-таки связи у меня есть. И знаешь, это забавно — смотреть на нас с другой стороны. Кто мы по сути? Титулы наших отцов! У нас нет своих денег, своих дел, и нам ничего не нужно, пока не случается что-то из ряда вон. Надо было думать, конечно, раньше. Может, заняться чем-то, о чём говорил отец, а то такая забавная ситуация: все мои знания, связи и умения — они ничто! Они никому не нужны.

— Ну, — протянул Эдвард, — чай у тебя и правда весьма неплох! Может, как только вернусь в замок, договорюсь и найму тебя, кхм, готовить мне чай. — Он поднял кружку, неловко посмеиваясь. Джонатан скривился. — Это неплохой оклад!

Джон закивал, глядя в сторону, и Эдвард даже допустил мысль, что тот в самом деле раздумывает над предложением, но быстро одёрнул себя: это была шутка, — довольно глупая, если честно, — такой должности даже не существовало, а если б и существовала, то явно не для Джонатана — тот имел квалификации повыше и заставлять его готовить по утрам чай было бы крайне глупым вложением.

— А чем ты вообще занимался? — спросил Эдвард, отставляя чашку.

Джон упёрся локтями в колени, складывая ладони, и его большие пальцы стали бороться друг с другом.