Крестный отец - Марио Пьюзо

У него зудело в гортани, свербило в носоглотке. першило в горле, отдаваясь тягучей головной болью. И единственной возможностью унять бесконечную муку было запеть. А он боялся взять хоть одну ноту.

Как-то после того, как ему удалили бородавки, он решился позвонить доктору Сегалу и спросить, можно ли ему петь.

— Пожалуйста, — ответил Юлиус, — сколько угодно и в любое время, хоть сейчас.

Он немедленно попробовал, но ужаснулся звучанию своего голоса. Сиплые, отвратительные звуки походили на что угодно, только не на пение. А наутро горло опять стало саднить, правда, не так, как до операции, но пожалуй, даже мучительней. Он решил, что утратил голос навеки. И больше ни разу не пытался попробовать.

Но если это и вправду так, на кой черт ему остальное? Богатство, признание, успех — ничего не стоящие пустышки.

Господь создал его, Джонни Фонтейна, для того, чтобы он пел. Это — единственное его призвание, единственное, что он умел делать по-настоящему, может быть, лучше всех на свете. Только теперь Джонни мог оценить, как хорош был когда-то его голос, как умело он владел им. За годы, проведенные на эстраде, он стал профессионалом самого высокого класса. А теперь? Разве можно пережить подобную потерю?

Была пятница, которую он по обыкновению проводил с Вирджинией и девочками. Он позвонил бывшей жене с тайной надеждой, что когда-нибудь она все-таки откажет ему в уик-энде, сославшись на важную причину, но за все эти годы она ни разу не сказала «нет». Все-таки с Вирджинией ему повезло, — подумал Джонни, — хоть они и не могут больше жить, как муж и жена. Может, когда им будет по семьдесят, они опять соединяться и заживут одним домом, угомонясь от тягот и волнений жизни.

Он поехал к Вирджинии, но, к своему удивлению, сразу же ощутил, что сегодня он нежеланный гость. Девочек пригласили соседи на верховую прогулку, и для них это выглядело куда соблазнительнее, чем вечер, проведенный со стареющим, хоть и знаменитым отцом. «Который к тому же то и дело норовит прочитать наставление», — подумал Джонни и велел Вирджинии отпустить их кататься. Они вспорхнули, как птички, вырвавшиеся из клетки.

Когда они остались вдвоем с Вирджинией, Джонни попросил:

— Плесни-ка мне виски, да я тоже двину.

— Сейчас, — сказала она недовольно. У нее тоже в ту пятницу настроение было не из лучших. Наблюдая, как он большими глотками опорожнил бокал, Джинни спросила: — Чего ж ты теперь-то глушишь? Все ведь идет великолепно, лучше не придумаешь. Ты оказался не только талантливым артистом, но и великолепным бизнесменом.

Джонни усмехнулся:

— Все не так трудно, как кажется со стороны.

«Ей кажется, что я опять счастлив и это портит ей жизнь, — подумал он. — Таковы все женщины — им нестерпимо думать, что мужчина может быть счастлив вдали от них». И не столько из-за своего унылого настроения, сколько из желания ее утешить Джонни сказал:

— Да и какое имеет значение — пить или не пить, если петь я все равно не смогу!

— Ну, Джонни, ты же не ребенок. В сорок лет не стоит переживать из-за пустяков. Как продюсер ты ведь заработаешь куда больше.

Джонни, с любопытством глядя на нее, спросил:

— Разве для певца возраст имеет такое уж значение?

— Мне никогда не нравилось, что ты зарабатываешь на жизнь своими песнями, — сказала она. — Раз ты можешь быть приличным продюсером, можно забыть об эстраде. По-моему, это только к лучшему.

— Вот уж не ожидал от тебя такой подлости! — ответил он с яростью, удивившей даже его самого. Неужели Вирджиния до такой степени ненавидела его? Ведь она нарочно сыпала соль в его раны.

— А ты считал, что мне доставляет радость знать обо всех шлюхах, гоняющихся за моим мужем из-за его сладких песенок? Интересно, как бы отнесся ты, если бы я разгуливала по улицам голышом, а мужчины ходили следом, задрав хвост, как коты. В моих глазах все выглядело примерно так. Не обижайся, Джонни, но пока мы не развелись, я была бы счастлива, если бы ты потерял голос.

— Ты ничего не понимаешь, — сказал он обиженно. — Ничего.

И пошел на кухню звонить по телефону Нино. Тот оказался дома, и они быстро договорились, что встретятся в Палм-Спрингсе и проведут вместе субботу и воскресенье. Джонни продиктовал Нино адрес одной юной красотки и номер ее телефона:

— Пусть привезет с собой подружку для тебя. Я буду через час, — сказал он Нино и повесил трубку.

Вирджиния с прохладцей отнеслась к его уходу, но Джонни на этот раз обиделся на нее всерьез. «Пропади она пропадом, — решил он, — надо отдохнуть хорошенько от всего на свете».

Дом Джонни в Палм-Спрингсе специально предназначался для таких гусарских наездов. Там имелось все, необходимое для уик-энда. Они сначала позагорали у бассейна, потом сели ужинать, позвав кое-кого из приятелей составить им компанию. Девочки, совсем молоденькие, еще не отрастившие когти хищниц, оказались довольно забавными. Нино сразу после солнечных ванн повел одну красотку к себе в спальню. Джонни, который после стычек с Вирджинией некоторое время не в состоянии бывал воспринимать женщин в розовых тонах, отправил вторую, Тину, под душ. А сам остался в гостиной, квадратной, где все четыре стены, как в аквариуме, были целиком стеклянными, присел у рояля и, перебирая пальцами по клавишам, не то чтобы пропел, а тихо промурлыкал строфу из смешной и фривольной песенки.

Свежая, из-под душа, юная Тина тихонько прошла в гостиную, смешала коктейль для себя и для Джонни, тихонько уселась рядом и не стала мешать ему. Она что-то даже подпела слабеньким детским голоском. Джонни рассмеялся, похлопывая ее по спине и сам тоже отправился освежиться. Стоя под прохладными струями воды, он проговаривал целые фразы старой песенки, меняя их окраску с помощью интонации, и хотя петь не рискнул, звук собственного голоса на этот раз не был ему неприятен.

Когда он вышел из ванной, Нино и его девица все еще отсутствовали — то ли так долго предавались любовным утехам, то ли Нино успел нажраться и вырубился на некоторое время. Юная Тина, заскучав, вышла во внутренний двор и спустилась к бассейну. Никто не слышал Джонни: ему почему-то очень не хотелось сейчас быть на людях.

Он опять подсел к роялю и запел старинную итальянскую балладу, одну из самых любимых. Запел в полный голос, как на концерте, мучаясь только ожиданием, что в горле запершит, зацарапает и начнется знакомое жжение. Но никакого неприятного чувства не возникало. Голос лился свободно, он звучал несколько непривычно, но новый тембр понравился Джонни — голос стал словно бы глубже, чуть ниже, мужественней, как и подобает в зрелом возрасте. «Да, богатый мощный голос зрелого певца», — подумал Джонни словно со стороны. Погасив последний звук баллады, он остался сидеть у рояля, осмысливая случившееся.

Голос Нино сказал у него за спиной:

— Ничего, старик, пожалуй, очень даже неплохо.

Джонни резко крутанулся на вертящемся табурете. Нино один стоял на пороге гостиной. Девушек не было. Джонни облегченно вздохнул, он ничего не имел против присутствия лучшего друга, но чужие уши его сейчас раздражали.

— Слушай, Нино, — сказал он, — отправил бы ты отсюда девиц. Отошли их домой.

— С какой стати? — сказал Нино. — Симпатичные девчонки, зачем я их буду обижать? Пусть слушают, сколько влезет. Захрипит — так захрипит, их не касается.

Дом был полон музыкальными инструментами, так что через пару минут магнитофон подключили к сети, Нино взял мандолину в руки, и Джонни запел по-настоящему.

Он пел все песни, которые знал, которые когда-то исполнял с эстрады или на съемках в музыкальных картинах. Пел одну за другой. Голос вел себя превосходно. Чуть-чуть не ладилось с ритмом, но это ерунда, с непривычки, слишком долгим был перерыв. Джонни испытывал такой подъем, что, казалось, мог петь без конца.

Сколько раз за время своей немоты он мысленно обдумывал каждую ноту, каждый оттенок фразы, колорит, интонацию. Как хотелось ему выразить все это вслух — и вот сбылось. Теперь все будет хорошо, все образуется.

Когда он остановился, Тина, сияя, обняла и расцеловала его.

— Теперь я знаю, почему моя мама так любит фильмы с твоим участием, — сказала она. Комплимент был несколько сомнительный, но сейчас Джонни и Нино только от души рассмеялись.

После ужина они включили магнитофонную запись. Теперь Джонни мог объективно прослушать свой новый голос.

Да, голос стал другим, но в то же время не узнать Джонни Фонтейна было невозможно. Просто прибавилось оттенков, да и техника стала своеобразнее — пожалуй, равных ему надо было поискать. После перерыва голос стал подобен глубокому звучанию совершенного инструмента, попавшего в руки мастера. А ведь пока он еще не умел управлять им в полной мере. Что будет, когда Джонни Фонтейн вновь обретет форму?

Широко улыбаясь, Джонни оглянулся на Нино и спросил: