Пляска в степи (СИ) - Богачева Виктория

— Как мыслишь, Звениславушка? — спросил муж, и три пары молящих глаз тотчас уставились на княгиню.

— Почему бы и не отпустить, — она не стала томительным молчанием терзать Любаву, уже едва не подпрыгивавшую на лавке от нетерпения. — Дочки не шалят, наказы тетки Бережаны исполняют исправно...

Любава возликовала, и, поглядев на нее, Звенислава подумала, что пройдет несколько зим, и с ними за столом будет сидеть и ее сын. И станет он точно также о чем-то упрашивать отца. А может, и не только сын...

Она замечталась, улыбаясь своим мыслям, и потому вздрогнула, когда дверь резко распахнулась, и в горницу вошел отрок, нет, уже кметь Горазд. Приложив руку к груди, он поклонился и поймал взгляд Ярослава.

— Гонец с дальних рубежей прискакал, — запыхавшимся голосом сказал Горазд, дождавшись его кивка. — Говорит, что едут к нам послы от хазарского каганата...

От лица Желана разом отхлынула вся кровь. Он встретился взглядом со Звениславой, и она увидела в нем растерянного, всеми покинутого, одинокого ребенка. В другой жизни, еще летом, она непременно кинулась бы его утешать, крепко обняла бы, прижав к себе. Теперь же...

Помрачнев и посуровев в один миг, Ярослав резко поднялся с лавки.

— Отыщи дядьку Крута и сотника Стемида, а после ступай в избу к Любше Путятовичу. Скажи, князь его в терем просит. Да дальней дорогой обойди ворота боярина Гостивита.

— Да, господин, — склонив напоследок голову, Горазд поспешно вышел из горницы.

Проводив его взглядом, Ярослав навис над столом, уперевшись в него кулаками. На шее у него вздулась жила, но когда он поднял голову и посмотрел на Звениславу, казался совсем спокойным.

— Не до трапезы уж мне нынче, — сказал он мягко и обернулся к застывшему на лавке Желану. — Идем со мной, Желан Некрасович.

Когда они оба спешно вышли из горницы, оставив после себя на столе наполненные чарки и миски, притихшие девочки уставились на Звениславу.

— Что такое каганат? — спросила Любава.

Княгиня невольно улыбнулась. Как все же причудливо размышляют дети.

— По-нашему будет княжество, — молчаливая Яромира опередила Звениславу и ответила сестре первой.

Послы от хазарского каганата достигли ладожского терема глубоким вечером. Ярослав воспретил Звениславе выходить и встречать их на крыльце, и потому она довольствовалась тем, что подглядывала за происходящим на княжьем подворье с той половины терема, где жили слуги. Одна из клетей там как раз выходила дверью на крыльцо.

К вечеру Ярослав созвал в терем всю дружину: и старшую гридь, и молодшую. Кмети стояли вдоль дороги, по которой ехали хазарские послы, и возле стен, окружавших княжье подворье. Где-то там среди них была и воительница Чеслава.

За спиной Ярослава, который встречал незваных, непрошенных гостей у ворот, собрались его воеводы и сотники. Каждый тем вечером вздел броню и держал руку на ножнах. Только своего брата среди мужей Звенислава не видела. И дядькиного воеводу Храбра Турворовича тоже. Никого из тех немногих, кто выжил в учиненном хазарами побоище. Верно, трудно было бы им устоять, встретившись лицом к лицу с лютейшими своими ворогами. Вот Ярослав и порешил так.

Когда неподалеку зазвучал хазарский рог, среди мужей прошел сдержанный ропот. Он все нарастал и нарастал, пока отголоски не донеслись и до Звениславы: как смеют хазарские узкоглазые выблядки трубить в свой рог, явившись к ладожскому князю незваными? Как смеют они трубить в рог, когда с ними — немирье?

Толпа роптала, и Звенислава уже подумала, а ну никак кинуться на послов прежде, чем те рот раскрыть сумеют? Уж шибко люто негодовали мужи. Но Ярослав покачал головой, что-то приказал, едва разжав губы, и постепенно голоса затихли. Сперва до шепота, а потом и вовсе говорить перестали, когда на подворье въехал, наконец, хазарский отряд.

Дюжину человек насчитала Звенислава. Не так много, как она почему-то представляла. Закутанные с головой в меха, в алых отблесках факелов, хазары казались чудовищами из древних сказаний. Света от факелов не хватало, и сгущавшаяся вокруг них темнота превращала их в страшных зверей. Звенислава даже пожалела, что решилась подглядывать из клети — так жутко ей сделалось. Она захотела уйти, но, поразмыслив, решила все же остаться.

Дружина Ярослава стояла на пару шагов от него позади, и потому казалось, что князь встречает послов в одиночестве. Зимний холодный ветер трепал у него за спиной изношенный, побитый временем плащ. Он не надел богато украшенный плащ-корзно, как делал, когда на Ладогу приезжали норманны. С хазарами было немирье, и в гости их никто не звал.

Обхватив рукоять меча в ножнах, Ярослав поднял голову и окинул цепким взглядом предводителя хазарского отряда. В тягучей, опасной тишине тот спешился и махнул рукой, приказывая спешиться своим людям. Шкура, в которую он кутался, задралась, и Звенислава увидела у него обрубок культи вместо запястья.

— Здрав будь, вождь русов, Яр-Тархан, — заговорил хазарин, грубо коверкая слова.

Звенислава подивилась, что тот знал их язык, хотя и говорил с трудом.

— Багатур-тархан, владыка Великой Степи, прислал меня, ничтожного из ничтожных, чтобы передать весть вождю русов Яр-Тархану.

Хазарин говорил и все оглядывался по сторонам. Собравшаяся на подворье дружина заставляла его заметно нервничать. Хмурые мужи смотрели на него тяжелыми взглядами исподлобья, и посланник знал, что каждый из них с удовольствием вспорол бы ему горло, прикажи их тархан.

Сам он, ничтожнейший из ничтожных, не был воином, потому Багатур-тархан и отправил его сюда. Решил, что коли разозлится тархан русов и убьет посланника, многого они не потеряют. Толмачей, кто с русами болтать горазд, немало еще сыщется.

Ярослав смотрел на хазарина, сжав челюсть, и по его скулам ходили желваки. Позади него в тереме ждал исхода разговора мальчишка, князь без княжества, владыка разоренной, сожженной земли. А перед ним — посланник хазарского воеводы, учинившего резню.

Багатур-тархан, владыка Великой Степи.

Ярослав усмехнулся. Он бы сплюнул, да негоже плевать в собственном подворье.

— Передавай свою весть, — жестко сказал он.

Хазарский выкормышей в своем тереме он принимать не собирался. Да и любо было поглядеть, как те ежились, непривычные к морозу да зиме. Ярослава же согревала злость.

Посланник заметно занервничал и воровато обернулся. Прибывшие с ним хазары сжались в одну кучу, оттесненные русами друг к другу. В отблесках факелов их лица казались багряными. Нервничая, вздрагивали, всхрапывали лошади, переступая копытами по мерзлой земле. В воздух поднимался прозрачный пар от тепла людских тел.

Воинов с посланником Багатур-тархан отправил самых ничтожных да толком ни к чему не пригодных. Помрут — туда им и дорога, так он рассудил.

— Владыка Великой Степи Багатур-тархан устами ничтожного из ничтожнейших, — хазарин облизал сухие, потрескавшиеся губы, — просит вождя русов Яр-Тархана отдать ему сына Нишу-хана. Мальчик — добыча владыки Багатур-тархана, взятая в бою.

Он должен был сказать, что Багатур-тархан повелевает вождю русов, но рассудил, что за такое голову ему снесут раньше, чем он договорит.

По мужам и без того прошел уже ропот, стихший лишь когда тархан русов коротким, резким жестом вскинул раскрытую ладонь.

— Грязный ты пес, — выплюнул Ярослав.

Его голос дрожал от ярости, которую он с трудом подавлял.

— Твой хозяин, хазарский воевода, вторгся в наши земли, сжег наше княжество, убил наших людей, а теперь посылает тебя, своего цепного пса, чтобы угрожать мне — ладожскому князю?! В моем же тереме, при моей дружине?!

Он говорил, и его голос постепенно набирал мощь и силу, из тихого, рычащего шепота став ревом. Он шагнул вперед, и хазарский посланник в ужасе отшатнулся от него, отпрянул.

— Я должен отдать тебе сына князя Некраса? Так вы удумали?! У нас бы сказали, что твой хозяин объелся белены, но, верно, он перепил скисшего лошадиного молока!

У него за спиной послышались смешки воинов. Не зря хазар называли конелюбами.