Вампиры. Антология - Стивен Джонс

Дэви выругался и затряс рукой, словно обжегся. Вор захихикал и сказал:

— Он со мной. Он мне нужен. Не лезьте к нему.

— Тебе пора приниматься за работу, — заявил Дэви.

— Я не знаю, готов ли я идти этим путем.

— Ты готов, — заверил Кощей.

Дэви пропустил их диалог мимо ушей и обратился к Вору:

— И как насчет того, чтобы просто вылавливать песни из воздуха?

Вор ответил спокойно:

— Та фигня, которую я делал до сих пор, не просто плоха. Она тривиальна. Она ничто. Я хочу зайти глубже. Я знаю, что могу зайти глубже, но там страшно. Более чем страшно.

— В тебе это есть, ты способен на великие вещи, Клинт, — сказал Кощей.

Клинт было настоящее имя Вора, Клинт Келли. Наполовину ирландец, он вырос странным и дерганым в каменном мешке Хакни, наивный гений, взявший себе псевдоним из какого-то старого фантастического романа.

Вор посмотрел на меня, посмотрел на Дэви.

— Вы не знаете, о чем простите. Дайте мне время, — попросил он.

— Мы обязаны выпустить альбом до сентября, — сказал Дэви. — Тогда начинаются очередные гастроли, а у нас до сих пор нет даже сингла.

— Может, тебе уехать на недельку отдохнуть. Погреться где-нибудь на солнышке вдали от суеты. А потом вернешься, и мы начнем, — предложил я.

Вор засмеялся.

— Ты не понимаешь. Речь идет не о контракте. Не обо всей этой рок-н-ролльной чепухе. Главное здесь, — произнес он, прижимая ладони к глазам. — Вот тут. Я хочу зайти дальше, чем заходил кто-либо до меня. Я уже на самом краю. Я это чую. Но никак не могу оттолкнуться.

— Но ты ведь хочешь. Я знаю, что хочешь, — вмешался Кощей.

Вор поглядел на Кощея, между ними что-то пронеслось.

— Да. Да. Очень хочу. Но я так боюсь, — сказал он.

— Я буду с тобой, — пообещал Кощей с такой нежностью и таким вожделением, что меня передернуло.

Дэви снял очки, потер глаза и спросил:

— Означает ли это, что мы готовы приступить к работе? Кощей поднялся, очень высокий и очень худой в своей спадающей до самого пола шубе. Кажется, глаза его налились кровью.

— Теперь уходите. Он не нуждается в вас. Я помогу ему. Мы дадим вам то, что вы хотите.

Вор отнял ладони от глаз и посмотрел на Кощея, и первый раз он вроде бы по-настоящему испугался своего странного друга.

Вор исчез на пять дней. Он не приходил в студию, его не было дома. Он пропал. Дэви был готов бросить все, уверенный, что Вор сбежал, когда парень вдруг явился и выложил на пульт DAT-кассету и папку, набитую бумагами. Первый раз за долгие месяцы он был бодрый, очень собранный и очень серьезный, стоял у нас над душой, пока мы с Дэви читали тексты песен и слушали наброски вокальных партий, которые он наложил поверх основного клавишного аккомпанемента. «Вкуси мяса». «Изрыгни меня в пламя». «Гнездо соли». «Разговор с призраком». Вы знаете все эти песни.

— Мне нужен тяжелый ритм, — заявил Вор. — Что-то очень основательное, как сердцебиение самого мира.

Мы принялись за работу. Вор вошел в раж, он ревел и выл свои из ряда вон выходящие стихи в любимый допотопный микрофон, словно студия была сценой, перед которой собралась миллионная аудитория. Он почти не ел, пил только какой-то чай, приготовленный Кощеем из пахучей коры, при этом совершенно замучил нас, снова и снова прослушивая сведенные треки, въедливо выискивая недостатки, предлагая нам добавить барабанов или клавиш, подложить гитару, оркестр или амбиентные звуки. Мы сделали сорок вариантов основной темы для «Короля не-литературы» и столько раз переписывали «Неотвратимый, как рак», что Дэви сбился со счету.

А Кощей все время был рядом, глядел на Вора с вожделеющей нежностью, словно этот парень был для него глубже самого проникновенного звука.

Я промчался через лабиринт закулисного хлама прямо к лимузину. Гитара была со мной, гриф ударял в крышу салона каждый раз, когда лимузин наезжал на выбоину в асфальте. Я ворвался в отель, не прошло и десяти минут, и кинулся на этаж, где располагались наши «люксы». Дэви уже был здесь, прихлебывал из бутылки «Бекс» и метался взад и вперед перед номером Вора, останавливаясь через каждые три-четыре шага, чтобы ударить ладонью по двери. Он, как и я, был в длинном черном плаще, накинутом поверх кожаной куртки, кожаных штанах, серебристых сапогах, волосы выкрашены в белый цвет. Это был наш запатентованный прикид космических ковбоев.

Дэви увидел меня, заколотил по двери и заорал:

— Выходи, ты, говнюк!

— А он там?

— Он там.

— А…

— Он тоже там, этот кусок дерьма. Господи, на этот раз он втянул Вора во что-то по-настоящему скверное.

— Вору не нужен кто-то еще, чтобы вляпаться в говно. Дэви уставился на меня. Он до сих пор был разгорячен концертом, волосы мокрые от пота, глаза широко раскрыты, пристальный взгляд. Он сказал:

— Вор побывал на другой планете, старик. Он даже говорить не может.

Рой Менторн, наш менеджер, вышел из смежного «люкса», в котором жил я. Он был без пиджака, узел на галстуке ослаблен. При виде нас он сказал:

— Организатор турне собирается вчинить нам иск. — Возможно, он сказал бы больше, но тут зазвонил его сотовый телефон и он ушел обратно в номер.

Дэви допил пиво и заколотил в дверь Вора донышком бутылки.

Я высказал то, что занозой засело у меня в мозгу:

— Ты видел, как Кощей вышел на сцену?

— Я видел.

— Он поймал бутылку и бросил ее обратно.

— Мне плевать, ангел ли он хранитель Вора, его любовник или его гребаная муза. Он должен исчезнуть.

— Точно.

Наши взгляды встретились. Мы оба знали: мы сделаем все возможное, чтобы избавиться от Кощея.

— Я позвоню менеджеру отеля, — сказал я.

— Пусть позвонит Рой. Мы ему за это платим.

Рой Менторн позвонил и сообщил нам, что менеджер подойдет через десять минут, а сам убрался в спальню развлекаться со своим сотовым телефоном. Мы с Дэви метались взад и вперед, совершая опустошительные набеги на бар. Жаба ввалился в номер с двумя девицами, прихватил пару бутылок своей любимой польской водки «Терминатор», наполовину кислота, наполовину ракетное топливо, и свалил. У Жабы докторская степень по астрономии, нездоровое пристрастие к коксу и зарплата, как и у Роя Менторна. Мы походили на коллектив конца двадцатых годов. В самом начале Вор тоже был у нас сессионным музыкантом, но когда пошли проценты с продаж, гонорар как-то потерял свою значимость.

— Помнишь те первые песни, — начал Дэви.

— Написанные карандашами.

— Ага, все разных цветов.

— На газетной бумаге.

— Они до сих пор где-то лежат.

— Он сказал, это была единственная бумага, которую ему удалось найти.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});