Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер

href="ch2.xhtml#id294" class="a">[255]

Это она разговаривала с Грейном…

После того как Рейца подала всем угощение, она и сама зашла в гостиную. Она не была здесь чужой. Анна называла ее тетей. Она ведь была родственницей ее матери. Все присутствовавшие знали Рейцу еще по Берлину. Доктор Марголин спросил доктора Гальперина:

— Ну, когда же выйдет в свет ваша книга?

Доктор Гальперин вынул изо рта сигару:

— Кто знает? В Германии, когда я издавал книгу, я был хозяином. Здесь я завишу от переводчика. Разве можно перенести мысли с одного языка на другой? Ведь при переводе теряется добрая половина содержания.

— А сколько страниц будет в книге?

Доктор Гальперин не знал и этого.

— Они хотят ее сократить. В Германии я никогда не слыхал, чтобы в издательстве сокращали книгу. Если она не могла быть издана одним томом, то ее издавали в двух томах. Здесь же они относятся к книге как к какому-то сырому материалу, от которого можно отрезать куски. Да, да, это Америка. Но что с этим можно поделать? Весь мир либо сошел с ума, либо обнищал, либо и то и другое вместе.

— В Европе тоже издаются книги.

— Да, да, конечно, — сказал доктор Гальперин, стряхивая пепел с сигары, — но кому вообще нужна философия? Однако мой агент утверждает, что эта книга будет пользоваться спросом. Издатель тоже воодушевлен.

— Может быть.

— Да, может быть. Это вообще моя последняя попытка. Скоро придет время отправляться спать…

И доктор Гальперин рассмеялся.

— Вы здоровы, как бык, — отозвался доктор Марголин.

— Быки тоже не живут вечно, — ответил на это доктор Гальперин.

Герман Маковер, который сидел до сих пор молча и курил сигарету, вдруг вмешался в их разговор:

— Могу ли я вас спросить, доктор Гальперин, о чем ваша книга?

Доктор Гальперин нахмурил густые брови:

— Конечно, спросить вы можете, но ответить на такой вопрос — это совсем другое дело. Могу лишь сказать, что речь идет о философском сочинении.

— Какая-то новая система?

— Сам я считаю это новой системой. Однако я не имею права свидетельствовать о себе. Может прийти критик и заявить, что все умное в этом сочинении не мое, а то, что мое, — не умно.

— Но какова же вкратце идея вашей книги?

— О, пане Маковер, вы упорный молодой человек. Я проработал над этим сочинением целую жизнь, а теперь вы хотите, чтобы я рассказал вам всю Тору, стоя на одной ноге.[256] Главная идея этой книги состоит в том, что знание — логическое и даже интуитивное — это еще не все знание. Переживание — тоже источник знания, хотя оно субъективно и одномоментно. В Пятикнижии сказано: «И Адам познал жену свою Хаву».[257] Древние понимали, что сексуальное переживание — это тоже своего рода знание. Я же иду дальше. У меня каждое переживание — это попытка постижения. Философы забывали о переживании или отодвигали его куда-то в сторону. Я же исхожу из той точки зрения, что человек учится от всего: от еды, от любви, от войны, от курения сигары…

— Разве это не материалистический подход?

— Не обязательно.

— Куда может завести такая философия? Спиноза ведь тоже знал, что существуют переживания.

— Он, конечно, знал о них, но они были для него лишь знаниями третьего или четвертого разряда. Я уже не помню точно, какого именно. Его идеалом была адекватная идея, а я верю, что именно неадекватные идеи соприкасаются с правдой в большей степени, чем математика и логика. В одной главе я говорю: «Чтобы познать божественность, человек должен стать гораздо активнее и пройти намного более длинный путь. Ему придется научиться увеличивать срок жизни, как микроскоп увеличивает клетку. Он должен будет наслаждаться и страдать во многих сферах и на многих уровнях одновременно». Короче, человек, который ест вкусные блюда, пьет хорошие вина, курит дорогие сигары и так далее и тому подобное, проникает в существо мира глубже, чем человек, которые ест хлеб с луком и пьет воду. Мое учение — полная противоположность аскетизму.

— Иными словами, капиталисты лучше познают Бога, чем рабочие?

— Если хотите довести мою мысль до крайности, то да. Однако потому-то рабочие и борются за улучшение своего положения. Борьба за существование есть борьба за познание.

— У вас получается, что Ротшильд ближе к Богу, чем, скажем, Хафец Хаим.[258]

— Нужда — это тоже переживание. Бедняк, у которого нет хлеба, но есть голод, вгрызается своим голодом в познание. Но конечно, настоящий опыт стоит больше, чем мечта о нем. Вы можете говорить, что хотите, но я приверженец наркотиков. Опиум, морфин, гашиш суть не просто средства для одурманивания. Это уроки по философии бытия, точно так же, как алкоголь и табак. Именно поэтому в мире существует так много наркотиков и так много пьяниц.

Доктор Марголин поставил на стол стаканчик с кофе:

— А что насчет убийства? Убийство — это ведь тоже опыт?

— Да, это большой опыт. Поэтому-то и есть войны. Но получать опыт, убивая миллионы других людей, — это не дело. Цена слишком высока. Именно поэтому важным уроком философии служит охота. Охотник знает нечто, чего никогда не постигнет человек, который проводит свою жизнь в ешиве за изучением священных книг.

— Я хожу на охоту, а вы нет, — отозвался доктор Марголин.

— И я вам действительно завидую. Но мы не можем все изучить всю Тору. Каждый извлекает свой урок. Познание не может ограничиваться одним человеком. Оно растет вместе со всем родом человеческим.

* * *

Поздно ночью все разошлись. Анна спала не в спальне, в которой умер Станислав Лурье, а стелила себе на диване в гостиной. В спальне спала Рейца, и дверь оставалась открытой. Анна ложилась, приготовившись к бессонной ночи. Она ставила на ночной столик рядом с диваном радио, клала книги, газеты, журналы. Там же стояли телефон и лампа. Анна как будто вооружалась предметами цивилизации. Она опиралась на две подушки и смотрела в журнал. Папина идея, чтобы она сидела здесь шиве, была безумной от начала и до конца, но Анна согласилась и теперь должна была просидеть здесь до субботы.[259]

Обычно по ночам Анна разговаривала с Грейном до тех пор, пока не уставала и телефонная трубка не выпадала из ее руки. Таким образом они оба пытались заговорить страх. Однако сегодня Грейн запретил ей звонить. Он слишком устал за все эти ночи. Ему надо было выспаться. Анна позвала Рейцу:

— Рейца, вы уже спите?

— А? Нет.

— Тоже не можете уснуть?

— В мои годы…

— Рейца, вы верите, что существует тот свет?