Лесная обитель - Мэрион Брэдли

– Гай, я люблю тебя, и ты это знаешь, – начала Эйлан, – но ты должен понять, что, даже если бы ты был свободен, я не смогла бы принять твое предложение и стать твоей женой. – Она вздохнула, увидев его растерянный взгляд.

– Я – Верховная Жрица Вернеметона, Голос Великой Богини, разве тебе об этом не сказали? В своем народе я уже достигла того положения, которого ты мечтаешь добиться среди римлян! Я рисковала жизнью, доказывая, что достойна называться Жрицей Оракула. Мне пришлось пройти через испытания, и я подвергалась не меньшей опасности, чем ты, участвуя в сражениях. Как ты не можешь отказаться от добытых в бою почестей, так и я не вправе отречься от своей победы!

Римлянин нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное, и Эйлан, глядя на него, вдруг подумала, что в ней и Гае гораздо больше общего, чем он предполагает. Только им, пожалуй, руководит честолюбие, а она – если это, конечно, не иллюзия – исполняет волю богов.

– В таком случае мы будем служить общей цели, хотя об этом вряд ли кто догадается, – наконец вымолвил Гай; его взгляд остановился на сыне. – И если родители этого малыша – наместник Британии и Верховная Жрица, его возможности безграничны. Кто знает, а вдруг в один прекрасный день он и сам станет императором.

При этих словах ребенок открыл мутные глазки и равнодушно уставился на родителей. Гай вновь взял его на руки и неловко прижал к себе. Малыш недовольно зашевелился.

– Лежи спокойно, владыка мира, – прошептал Гай, – дай мне подержать тебя немного.

При мысли о том, что такое вот маленькое розовое существо может вырасти и стать императором, оба родителя рассмеялись.

Глава 20

Гай возвращался в Лондиний в горько-сладостном оцепенении. Он обрел Эйлан – и потерял ее. Он был вынужден покинуть сына, которого она подарила ему, – и все же сын у него есть! По мере приближения к столице и к Юлии на него порой накатывало желание повернуть коня и помчаться к своей возлюбленной, но он понимал, что они с Эйлан не могут жить вместе. Гай вспомнил, как посуровело ее лицо, когда она объясняла ему, что значит для нее быть Верховной Жрицей. Тогда она вовсе не была похожа на ту Эйлан, которую он знал. У него внутри все холодело при мысли о том, какому риску она подвергла себя, доказывая, что достойна быть орудием богов. Она рисковала его сыном!

Но когда они расставались, она плакала. И, говоря по совести, он тоже не смог сдержать слезы. Если Эйлан считает, что женитьба на Юлии Лицинии доставит ему удовольствие, она глубоко заблуждается. Перевалив через последний холм, Гай, глядя на греющиеся в лучах полуденного солнца черепичные крыши зданий, напомнил себе, что он поступает так только ради благополучия Эйлан и их сына.

К дому Лициния он подъехал в сумерках. Прокуратор еще не вернулся из табулярия, но Юлия была дома. Гай нашел ее в атрии[13] на женской половине особняка. При виде жениха глаза у девушки заблестели; она показалась Гаю красивой, как никогда. Конечно, с Эйлан ее не сравнить, но ведь прекраснее Эйлан женщин нет на всем белом свете. Однако со временем Юлия, возможно, станет очень даже миловидной.

– Так, значит, ты вернулся, Гай? – с притворной сдержанностью промолвила она.

– Ты же видишь, что я здесь. Как же я могу утверждать, что до сих пор нахожусь на севере?

Девушка хихикнула.

– Ну, мне приходилось слышать, будто бы духи погибших иногда являются к тем, кого они покинули на этой земле. – Внезапно ее охватил страх, и уже отнюдь не игривым тоном она спросила: – Гай, скажи, ты просто дразнишь меня, или я в самом деле вижу тебя здесь, живым и невредимым?!

«Какая же она еще юная», – подумал вдруг римлянин.

– Я не призрак, – устало ответил он. С тех пор как Гай уехал отсюда, он не раз смотрел смерти в глаза и нес смерть врагам; он увидел свое будущее в глазах новорожденного сына. Раньше он был юношей. Теперь он – мужчина и научился мыслить и рассуждать, как подобает зрелому мужу. Ничего удивительного в том, что Юлия растерялась, видя, как он изменился.

Юлия подошла к Гаю, коснулась его руки.

– Да, это ты, живой, – произнесла она уже более ровным голосом. – Ты виделся со своей британкой? – Девушка пристально вглядывалась в его лицо.

– Виделся… – начал Гай, подыскивая нужные слова. Он должен объяснить ей, что произошло. Юлия имеет право знать, какой у нее будет муж, если она решит вступить с ним в брак.

Но ответить Гай не успел. Послышались неровные шаги Лициния, ковыляющего по мозаичному полу, и момент был упущен.

– И вот ты снова здесь, мой дорогой юноша. – Гаю показалось, что Лициний искренне рад его возвращению. – Полагаю, это означает, что скоро быть свадьбе.

– Надеюсь, что так, мой господин, – чуть помедлив, ответил Гай. Ему хотелось верить, что Юлия и прокуратор приняли его нерешительный тон за проявление скромности. Может, оно и к лучшему, думал Гай, ведь если Юлия откажется выйти за него замуж, как он сможет выполнить обязательства защищать Эйлан и их сына?

Юлия лучезарно улыбнулась. Что ж, возможно, жить с ней в браке будет не так уж и тягостно. Перехватив взгляд жениха, девушка покраснела.

– Пойдем, я покажу тебе мой свадебный шлейф, – предложила она. – Я вышивала его несколько месяцев. Ведь шлейф уже можно показать Гаю, правда, отец? – обратилась она к Лицинию.

– Да, конечно, моя дорогая, но все же я уверен, тебе следовало бы довольствоваться шлейфом из льняной материи. Так одевались невесты в эпоху республики, и для тебя это тоже вполне достойный наряд, – проворчал прокуратор.

– Ну и где теперь эта твоя республика? – дерзко возразила Юлия. – Я желаю, чтобы мой шлейф был самым великолепным из всех, какие только есть на белом свете, и, не сомневаюсь, тебе тоже этого хочется!

Шлейф и вправду был изумительно красив – из прозрачной огненного цвета ткани, на которой Юлия золотыми нитками вышила фрукты и цветы.

Когда девушка вышла из комнаты, Лициний отвел Гая в сторону.

– Я назначил официальное обручение на конец месяца, до наступления дней скорби в начале марта. Твой отец не сможет присутствовать на церемонии, но в апреле, когда мои авгуры определят удачный для свадьбы день, легату недели две-три придется обходиться без его помощи. Времени, конечно, остается немного, но, думаю, мы успеем подготовиться. Иначе свадьбу можно будет справить только во второй половине июня, а моя дочь и так уже целый год ждала, пока ты искал чести и славы в сражениях с каледонцами. – Лициний ласково улыбнулся. – Если, конечно, у тебя нет возражений, мой мальчик?

– Меня это вполне устраивает… – едва слышно отозвался Гай. Интересно, что они все стали бы делать, если бы он вдруг воспротивился? И вообще непонятно, зачем Лициний спрашивает его мнение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});