Призыв мёртвых - Джеймс Барклай

— А потом?

Келл пожала плечами.

— Потом я отпущу тебя и твоих солдат в Атреску, чтобы вы предупредили вашего короля, а сама со своими людьми встану на оборонительные рубежи, тем более что оборону нам придется держать как с фронта, так и с тыла. И буду молиться, чтобы Хуран тебя послушал.

— Он послушает.

— Говоришь ты уверенно.

— Мои слова сможет подтвердить каждый из моих воинов, к тому же он меня знает. Кстати, можешь поехать со мной и встретиться с ним сама.

— Нет. — Келл покачала головой. — Мой долг находиться на линии обороны. Мертвые и так наступают нам на пятки. Надеюсь, что вы разберетесь с теми, что наступают с фронта, и нам придется иметь дело только с идущими сзади.

— Понимаю. — Рутрар посмотрел на нее. Будучи человеком проницательным, он уловил то, что она всячески старалась скрыть. — Как насчет тех людей, которые ушли через скалы? С вами ведь был Роберто Дел Аглиос.

— Был.

— И твой муж. Герой битвы при Гау.

Келл закусила губу и опустила взгляд на гриву лошади. Она заставляла себя не думать о Павле, но его образ представал перед ней всякий раз, стоило ей закрыть глаза. Как трудно было поверить, что он погиб. Но не легче верилось в то, что он спасся. Как и Роберто. По всему выходило, что, когда она оказалась разделенной с ними, им уже было не вырваться от нахлынувшей на них скверны. Келл потеряла обоих из виду. Как рассказать детям о том, что их отец превратился в ходячего мертвеца? Как объяснить это маленькому мальчику, обожествлявшему отца и считавшему его неуязвимым? Или дочке, таявшей от отцовской улыбки и мечтавшей сопровождать его в качестве легионного хирурга, соперницы самого Дахнишева?

— И Дахнишев, — вырвалось у нее прежде, чем она сжала губы.

— Генерал?

— Трое великих людей остались там, у подножия утеса. Гориан сделал то, что сделал. И я не могу тешить себя надеждой, что кто-то из них спасся. — Келл нахмурилась. — Откуда ты знаешь про моего мужа?

— С моей стороны было бы неосмотрительно высказываться насчет будущего. Могу лишь присоединиться к твоим надеждам на то, что твой муж и Дел Аглиос остались живы. И тот и другой очень пригодятся в грядущие дни.

— Тут я с тобой согласна. Но ты не ответил на мой вопрос.

Рутрар помедлил, обдумывая свои слова:

— Муж и жена стоят во главе отборного легиона Конкорда… Это известие распространилось по всему королевству Цард.

— Правда? — Келл усмехнулась. — Вот уж не знала, что сподобилась такой славы.

— Теперь, познакомившись с тобой, я должен просить прощения. Мы считали это слабостью вашего Адвоката. Опытом, обреченным на провал. — Рутрар смущенно улыбнулся. — Шуток среди солдат на сей счет ходило хоть отбавляй. Можешь себе вообразить.

— Да тут и воображать нечего, я их все слышала. Солдаты есть солдаты, как у вас, так и у нас. Но уверяю тебя, Рутрар, опыт оказался не так уж плох. Во всяком случае, оправдывал себя, пока не появился Гориан.

Рутрар кивнул.

— Я не сомневаюсь, генерал. Только не я.

* * *

Очередной приступ боли заставил Гориана схватиться за бока. Он положил тяжелую ладонь на плечо Кессиана, и мальчик пошатнулся. Мертвые, маршировавшие вокруг предводителя Тидиола, все как один покачнулись, хотя и устояли. Кровь стучала в его висках, ноги онемели. Так продолжалось недолго. После сбоя ритма Тидиол оглянулся, на его физиономии угадывалась озабоченность. Гориан помахал ему рукой в знак того, что все в порядке.

— Почему бы тебе не вернуться в повозку, отец? — спросил Кессиан.

— Командиру не положено отдыхать, когда его войска на марше, — ответил Гориан. — К тому же со мной все в порядке. Все в полном порядке.

Они с Кессианом шли ярдах в тридцати позади мертвых, ведомых Тидиолом и Рунаком. Предводители поддерживали темп, а каркулас не давал мертвым упасть. Карку везли на повозке, которую тянули крестьянин с попавшегося на пути хутора, три его сына и еще четверо каких-то людей. Их смерть навела Гориана на свежие мысли.

До сих пор он не мог полагаться на лошадей или быков, а использовать солдат как тягловую силу казалось неразумным. Между тем было бы совсем неплохо появиться на поле следующей битвы с чем-то большим, чем обычное оружие. Например, с боевыми машинами. И может быть, выстроив в первой шеренге тех, кто не может сражаться, но вполне может лишать врага воли. Разве не долг богов использовать своих подданных мудро и возлагать на каждого ту задачу, для исполнения которой он наилучшим образом подходит?

У южной оконечности Тарнских топей находился Асфорт, город, славный своими механиками и оружейниками, один из важнейших центров производства онагров, баллист и катапульт. Вот что существенно увеличит его силу и возможности, а те несколько сот солдат, которые находятся сейчас впереди, могут и подождать. Их черед еще не настал, тем более что Гориан знал, куда они направляются.

— Отец, прошу тебя. Тебе нужно отдохнуть.

Гориан посмотрел вниз, на сына. В выражении его лица угадывались не только сочувствие, но и забота.

— Ты воображаешь, мальчик, будто видишь проявление слабости, но это не так. Да, усилия, необходимые, чтобы сознательно управлять таким множеством народа, не могут не утомлять. Ты и карку другое дело, у вас нет понимания. Но я чувствую их, чувствую мой народ. Все они вместе и каждый по отдельности связаны со мной незримой нитью, которую я не могу разорвать. Я есть дерево, и корни мои распространяются повсюду сквозь землю. Мои люди — это новые побеги, пробивающиеся из почвы. Я заставляю землю питать их, и они обожествляют меня за мою заботу.

Поэтому, Кессиан, не думай, будто я слаб. Я сильнее, чем ты можешь себе представить. Но вместе с могуществом порою приходит боль.

Лицо Кессиана ничего не выражало.

— Юным умам не под силу постичь труды богов.

— Но ты не бог, отец. Ты Восходящий.

— Для тебя, может быть, и не бог, но ты ведь мой сын. Но для них, для мертвых, получивших от меня новую жизнь, кем еще, по-твоему, я могу быть?

— Но ты плохо выглядишь, отец, — гнул свое Кессиан. — По всему лицу какие-то пятна, короста…

Гориан потрогал свою левую щеку и улыбнулся. Впрямь корка какая-то и чуть ли не трескается.

— Я близок к самой земле. Разве это не правильно, обзавестись по такому случаю новой кожей? Восходящий всегда избирает те стихии, которые ему ближе всего. Я избрал силу деревьев и мощь земли, стал ими, и они стали мною, как огонь — твоей матерью.

— Ты ведь не сделаешь ей ничего плохого?

— Я никогда не мог сделать ей ничего плохого, — заявил Гориан. — Мне хочется, чтобы мы сделались одной семьей, как и должно быть. Это одна из причин, побуждающих меня к тому, чем я сейчас занимаюсь. Это все для вас, для тебя и для нее. Ну а сейчас, пожалуй, мне и вправду лучше залезть в повозку. Ты поможешь мне подняться туда?

— Конечно, отец.

Казалось, у Кессиана слегка перехватило дыхание — надо полагать, он вообразил себе дивный новый мир, которым правит их семья, первая семья Восходящих. Могучую, безграничную божественную империю. У Гориана, например, при одной мысли об этом восхищенно замирало сердце.

Он позволил Кессиану помочь ему взобраться на повозку, после чего отослал мальчика назад к предводителю Тидиолу, чтобы он побольше узнал о мертвых и об управлении ими. Коль скоро ему в не столь отдаленном будущем предстоит стать военачальником собственной армии, Кессиан должен как можно лучше разобраться в нюансах энергетической подпитки, позволяющей каждому отдельному персонажу действовать в общей массе, и во взаимном обмене энергией, делающем эту массу более сильной, чем простая совокупность индивидуальностей.

— Почему ты не позволяешь мне помочь тебе, отец?

— А как ты можешь мне помочь?

— Позволь мне поднять животных, чтобы они тащили повозки. Облегчи свое бремя.

— Нет! — Гориан возразил так резко, что его тон испугал Кессиана. — На животных нельзя полагаться. И не следует тратить драгоценную энергию на неразумных тварей. Люди — вот наша армия и наша рабочая сила. Всегда помни об этом.

Гориан подтянул ноги и поморщился — с рассвета боль заметно усилилась. Он приподнял край поношенной тоги и напрягся. Начиная от верха сапог и до самых бедер вся кожа на его ногах обесцветилась. На ней выступили толстые бурые узловатые вены, а на ощупь она сделалась сухой, как кора. А в некоторых местах ломкой, как сухие листья.

Он опустил тогу, несколько встревоженный тем, что и запах от его ног исходил не самый здоровый. Но в конечном счете разве это не был запах земли как таковой, земли, где разложение и гниение существует в единстве с зарождением жизни и новым ростом. Одно питает другое, и то же самое происходит сейчас в нем самом. Другое дело, что Гориан помнил времена, когда восстанавливался по первому мановению руки. Сейчас проделать подобное было трудно.