Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно - Роберт Грейвз

— Дорогое божество этой дикой страны, — вскричал Анкей, — кто бы ты ни был, умоляю, прими это возлияние из моих рук, хорошо зная, какой драгоценный дар я тебе жертвую. Я даю от моей нищеты, так дай же мне взамен от своего изобилия!

Еще двое или трое почувствовали, что должны сделать то же самое и среди них — Ясон. Но Ясон, проглотив свою порцию вина и воды, совершил возлияние простой водой, которую приготовил для Медеи, чтобы та выпила, когда проснется; сделал он это не по недоброте к ней, но потому что неосушенная чаша воды могла бы довольно скоро побудить его товарищей к преступлению.

В тот вечер, отчаявшиеся и безмолвные, они покинули корабль и заковыляли куда глаза глядят по голой пустыне. Мопс разразился смехом и весело воскликнул:

— О, товарищи, на какие вытянутые унылые лица смотрит сейчас Вечерняя Звезда! Вас можно принять за скитающихся по земле призраков или за жителей обреченного города, когда образы в наружных дворах храмов потеют кровью, необъяснимый вой слышится из святилищ, а доброе солнце затемнено. Во имя Аполлона, что у вас за хворь?! Взбодритесь, товарищи, ни Аполлон, ни кто-либо другой из Благословенных Олимпийцев, не посмеет покинуть нас в беде после того, как они благополучно провели нас через столько грозных опасностей.

Но Мопс не смог поднять дух ни одного из них. Долоп Эвридам заметил, обращаясь к молчаливому Мелампу:

— Я уверен, что Мопс первым из нас оставит этот мир. Такое возбуждение — явный признак надвигающейся смерти, предзнаменование более надежное, чем легкомысленное чириканье трясогузок, ласточек, щеглов и тому подобных пташек.

— В таком случае, я ему завидую, — сказал Меламп. — Ибо тот, кого доконают жажда и жара раньше всех остальных, удостоится лучших похорон. Боюсь, что мне не повезет, и я всех вас переживу.

Затем аргонавты, повинуясь внезапному импульсу, собрались вместе и стали глядеть на Руно, которое лежало и мягко сияло в свете звезд. Они благоговейно гладили золотую кайму и большие золотые рога. Эргин Милетский сказал:

— И все же, когда однажды здесь найдут наши мертвые тела, иссохшие и дочерна выжженные солнцем, словно египетские мумии, будет также найдено и Руно, и тогда вспомнят наши великие дела. Нам устроят достойные похороны и наши кости сложат в общую могилу, если (что еще лучше) наше оружие, одежда и символы не дадут опознать некоторых из нас, а может, каждого доставят для похорон в его родной город или на остров. Я сожалею, что роптал на Орфея и обвинил его в притворстве. Я радуюсь, что его нет больше среди нас, что судьба сберегла его от нынешнего бедствия и вернула домой во Фракию к диким коконам. Ибо когда он услышит вести о нашей участи, переданные ему каким-нибудь купцом или изгнанником, а то и какой-нибудь вещей птицей, он оплачет нас; он заиграет на своей лире и споет, станет петь одну ночь за другой большую поэму о поисках, за которые мы взялись и совершили в его обществе — поразительно сложенные гекзаметры, которые будут звучать по всему миру тысячу лет, а то и больше.

Сказав это, Эргин начал обнимать своих товарищей одного за другим, прося прощения за любые обиды, которые им нанес, и даруя прощения любому, кто просил. Затем он попрощался со всеми и зашагал в пустыню, чтобы умереть в одиночестве.

Его примеру последовало несколько его товарищей. Но Кастор и Поллукс решительно отказались пожимать руку в знак дружбы Идасу и Линкею. Аргус же двинулся вброд к своему любимому «Арго», чтобы умереть на борту. А Мопс развел у озера большой костер и весело заплясал вокруг него в честь Аполлона. А Мелеагр и Аталанта со странными радостными лицами пропали из виду, шагая, рука об руку, к морскому берегу, где шипели небольшие волны.

Что касается Ясона, он остался на месте, с Руном по правую руку и мирно спящей Медеей по левую. У самых его ног лежали, сгрудившись, феакийские девушки, щебеча хором, словно бедняги-птенчики, которые выпали из высокого гнезда и лежат внизу на камнях, покинутые своими родителями и не способные ни отыскать пищу, ни улететь.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Аргонавты спасены

Ясон завернул голову в плащ и впал в глубокий сон, из которого его вывело внезапное и знаменательное видение. Явились три женщины с козьими головами, держась за руки и ласково улыбаясь ему, и обратились к нему:

— Ясон, сын Эсона, перед тобой — Козьеглавая Триединая Богиня Ливии, мы высоко ценим благочестие, которое ты проявил, совершив возлияние чистой водой. Твои товарищи по невежеству принесли нам воду, смешанную с вином, опьяняющий напиток, которого мы не можем выносить. Тем не менее можешь им сообщить, что все, кроме одного, выберутся отсюда. То есть все, кроме человека с раздвоенным языком, который должен умереть здесь, потому что в чем нет страха смерти и потому что он почитает Аполлона, а не нас, а также, потому что прилетевшая издали аистиха предупредила его однажды, что он найдет свой конец в Ливии.

Ясон скромно смотрел в сторону, когда с ним говорила Богиня — или Богини. Он спросил:

— Сударыни, что мы еще должны сделать, чтобы спастись?

Богиня, теперь ставшая одним существом, ответила:

— Только надеяться. И когда вы вернетесь в вашу родную страну, не забывайте меня, как забывали прежде. Рычу ли я вам, как львица, блею ли, словно коза, кричу ли, точно ночная птица, ржу ли, словно кобыла, помните: я — все та же Триединая неумолимая Богиня — мать, дева, нимфа; и вы можете одурачить не заслуживающего доверия Небесного Отца, Аполлона с мышиными глазами, корноухого Ареса или даже пройдоху Гермеса с витым жезлом, бога вестников, но никто и никогда не обманул меня и не избежал наказания за попытку обмануть.

Тут между Богиней и Ясоном поднялся туман, а когда он рассеялся, Богиня исчезла, и Ясон глядел на большой желтый лунный диск. Затем он снова уснул, и сон его был удивительно спокоен. Проснувшись, он вскочил и закричал своим товарищам:

— Аргонавты, мы спасены! Сама Триединая Богиня явилась мне в видении и пообещала нам всем жизнь — всем, кроме одного из нас!

Над озером занималась заря, яростно великолепная, что предвещало еще один жаркий день. Один из аргонавтов, оказалось, что это Меламп, открыл свое изнуренное лицо, подняв плащ, и ответил хриплым голосом:

— Не нарушай наш последний сон, Ясон, своими криками. Смотри свои сны, если желаешь, а нам оставь наши.

Ясон зашагал дальше и нагнулся на Линкея, которого разбудил, рассказав свой сон. Линкей моргал и глядел на него, все еще не понимая, что же такое Ясон ему сказал. Затем вскричал:

— Взгляни, взгляни! Протяни руку и скажи мне, что ты видишь на расстоянии трех пальцев от правой руки вон на том песчаном холме?

— Ничего, — ответил Ясон.

— А я вижу человека, скачущего на желтовато-бурой лошади, — закричал Линкей, — он приближается к нам.

Его громкие слова разбудили человек двенадцать. Они сбежались всклокоченные с безумными взглядами. Ни один из них никакого всадника не увидел.

— Это мираж, — печально провозгласил Эвфем.

Но вскоре те из них, кто лучше видел, различили небольшое облако пыли в отдалении, а вскоре и всадник стал хорошо виден, он окликнул их на языке, которого никто не понимал. Навплий сказал:

— Это тритон из племени Авсениев, судя по его белой одежде, дротикам с красоными кисточками и хохолком надо лбом. Может это озеро Тритонид к югу от Гедрументуму?

Эхион хотел обратиться к всаднику с цветистой речью, но Автолик удержал его, сказав:

— Благородный сын Гермеса, не думай, что я желаю посягнуть на твое право вестника представлять нас. Но твое поразительное красноречие может сослужить службу только тогда, когда те, к кому ты обращаешься, понимают диалект греческого, пеласгийского или фракийского; перед дикарями тебе выступать без толку. Позволь мне на этот раз быть нашим представителем. В Синопе я хорошо освоился со всеобщим языком глухих и немых.

Автолик двинулся вперед. Он подошел к тритону, схватил его за правую руку и обнял; затем жестами изобразил, что пьет, указав на свои пересохшие губы и распухший язык, и начал в нетерпении оглядывать горизонт.

Тригон понял. Он точно так же изобразил, что пьет, неопределенно махнул рукой в сторону пустыни и протянул руку для подарка. Автолик кивнул в знак согласия, и тритон указал на бронзовый треножник с позолоченными ножками и сиденьем, лежавший неподалеку, царь Алкиной преподнес его Ясону с тем, чтобы Ясон по возвращении подарил его святилищу в Дельфах.

Автолик дал ему понять, что отказывается расставаться с треножником, но пообещал, что тритон получит его, как только принесет им воды. Натянув воображаемый лук и трижды выбросив вперед руки с растопыренными пальцами, тритон показал, что вода — в тридцати полетах стрелы. Затем он вытянулся в полный рост, расправил грудь, напряг мускулы, прорычал, как лев, и принялся бить по камню воображаемой дубиной. Затем пошевелил пальцами, изображая струящуюся воду, склонился и принялся с жадностью пить, издавая звук, который был несомненной попыткой воспроизвести греческие слова: «Священные змеи!»