«Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1 - Александр Мартынов

Тогда я был в чине ротмистра, мне было тридцать четыре года, в Корпусе жандармов было достаточно лиц, которые могли рассчитывать на такую лестную и небезрезультатную для карьеры командировку. Да позволено мне будет сослаться в этом месте на того же генерала Курлова, который в своих воспоминаниях пишет: «…дабы возместить неподготовленность офицеров губернских жандармских управлений к сыскной деятельности, Трусевич открыл целый ряд местных или районных охранных отделений в разных местах страны. Начальники их имели в своём ведении по несколько жандармских управлений, офицерами которых они руководили в деле политического розыска. Но таких опытных лиц, которые могли бы руководить жандармской службой, у Трусевича не было, и он должен был назначать не только искусных в политическом розыске, но вообще способных и ловких людей, которые, как говорится, умеют показать товар лицом. В поисках за такими людьми, Трусевич назначал начальниками районных охранных отделений совершенно молодых офицеров, которым должны были подчиняться их более старые товарищи по службе. Бывали случаи, что заслуженные генералы становились подчинёнными подполковников или даже ротмистров»[144].

Не надо забывать, что генерал Курлов не может простить М.И. Трусевичу его роли в сенаторской ревизии над Курловым после выстрела Богрова.

Ненормальность во взаимоотношениях начальников охранных отделений многократно уже мной отмечена, и надо помнить, что охранные отделения были созданы в 1902 году, в бытность директором Департамента полиции А.А. Лопухина, а М.И Трусевич был назначен директором этого Департамента только весной 1906 года. Трусевичу оставалось лишь заботиться о всемерном улучшении розыскных аппаратов[145]. Что касается «заслуженных» генералов, то, по правде сказать, их заслуги в деле розыска и охраны общественного порядка никому не известны.

Нападая на Трусевича зато, что тот выделял молодых и способных («умеющих показать товар лицом») офицеров, генерал Курлов забыл, что в данном случае он сам командировал меня, тогда молодого ротмистра, для инспекции и руководства политическим розыском в Харьков, где начальником районного охранного отделения был полковник Рыковский, мой прежний сослуживец по Петербургскому губернскому жандармскому управлению. Рыковский был образованный, воспитанный, но несколько болезненно раздражительный человек не то с пороком сердца, не то с какой-то другой длительной и изнуряющей болезнью. Говорил он намеренно тихо, видимо по предписанию врачей, стараясь не волновать себя. Он не был специалистом политического розыска и техники этого дела не знал, но обладал ясным умом и был человеком рассудительным. В делах розыска как по Харькову, так и по подведомственному ему району Рыковскому помогали тогда два жандармских офицера. Одного я знал. Это был живой и весьма способный работать под хорошим руководством ротмистр Соттири, вероятно грек по национальности; другого я не помню, и в Харькове его я так и не видел: не то он был в отъезде, не то болен.

Время в отношении подпольного революционного движения было тогда сравнительно спокойное и не вселяло особых опасений, но, конечно, ещё в разных местах Российской империи всплескивали последние и разрозненные волны. При ловко поставленном розыскном «волнорезе» эти волны теряли с каждым днём значение и силу. Вопрос, значит, состоял в том, хорошо ли налажен и поставлен харьковский розыскной волнорез.

Я приехал в Харьков в очень жаркую пору. Город был переполнен делегатами, посланными из уездов на юбилейные торжества. С трудом мне удалось найти номер в гостинице, носившей несколько претенциозное название «Версаль». Харьковский «Версаль» был расположен в той части города, где протекает отвратительная, зловонная речка, отравляющая окрестный воздух. Исключительная жара немало способствовала этой речонке отравлять моё пребывание в Харькове. Курьёзно то, что почти все гостиницы города находились в этом вонючем районе. За моё почти месячное проживание в Харькове я невольно ознакомился с городом. Одна из его примечательных особенностей запомнилась: местные извозчики, неказистого вида, неизменно направляли колёса пролетки по рельсам местной конки, и на постоянных поворотах эти колёса издавали пренеприятный и пронзительный визг. Извозчики же назывались «Ванько», с ударением на последнем слоге.

Устроившись в большом, но неуютном номере, я немедленно направился в губернское жандармское управление и был радушно встречен его начальником, которому я вручил имевшуюся у меня телеграмму, объяснявшую моё появление в Харькове. Оказалось, что полковник Рыковский уже был осведомлён о цели моего приезда.

Рыковский с места заявил мне, что он не может допустить меня к проверке и инспекции у него секретной агентуры и находит вообще мою командировку настолько ненормальной, что немедленно доложит особым письмом директору Департамента о невозможности для него оставаться на должности, если я буду вместо него руководить политическим розыском в районе, вверенном его наблюдению, да ещё в такой специальный момент, как ожидающийся приезд Государя. «Вы, надеюсь, ничего не будете иметь против того, что я запрошу директора Департамента полиции, что я должен делать в дальнейшем в связи с вашим заявлением?» — ответил я. «Конечно, пишите, что находите нужным», — улыбнулся Рыковский.

Наш разговор не вызвал у нас личных враждебных чувств; я указывал только на мой долг в смысле исполнения распоряжений начальства, а полковник отстаивал свою позицию. Рыковский пригласил меня к себе на обед, и я снова встретился с его очень милой женой, тактичной и светской дамой, и познакомился с офицерами управления, также приглашёнными к обеду. Мы мирно обсудили создавшееся положение, и я понял, что, во всяком случае, мне придётся бесцельно пробыть в Харькове некоторое время, до того дня, когда конфликт будет разрешён свыше.

Я в тот же день составил письмо директору Департамента и просил уведомить меня о последующем решении телеграммой. Через несколько дней я её получил. Исполняющий обязанности директора Зуев уведомлял меня, что я должен дождаться в Харькове обратного проезда с юга генерала Курлова, по личному приказанию которого я командирован в Харьков, и на вокзале во время остановки поезда доложить ему об инциденте и получить от него дальнейшие указания. Я понял, что вице-директор Зуев дипломатически уклоняется от решения вопроса.

На другой день я разговаривал с ротмистром Соттири, которого я знал лично по прежним случайным встречам. Соттири был однокашником по кавалерийскому училищу моего старшего брата.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});