Законы отцов наших - Скотт Туроу

— Патриархат, — сказал я.

Джун улыбнулась. Ведь она как-никак была женой богослова.

Около полудня Джун позвонила моему отцу и ознакомила его с планом передачи выкупа. Он должен был немедленно позвонить в Лас-Вегас, в крупное казино под названием «Римская монета» и сообщить им, что желает открыть счет для сына, который намерен отправиться в путешествие. Люди делают так постоянно. Затем он переведет деньги на счет казино из своего банка.

— Завтра Сет отправится в тамошнюю кассу и возьмет двадцать тысяч долларов фишками, — сообщила отцу Джун. — В качестве документа, удостоверяющего личность, он предъявит водительские права. И не думайте, что какие-нибудь герои из ФБР спасут его, потому что на животе у него будет заряд из пластика с детонатором, который приводится в действие по радио. Вы знаете, что это такое?

— Нет.

Я стоял рядом, наклонив голову к трубке, и вслушивался.

— Это очень мощная взрывчатка, — пояснила Джун.

— О Боже!

— Это вполне безопасно, — сказала Джун, когда мой отец еще раз произнес «О Боже!». — Ничего страшного не произойдет, если никто не нажмет на кнопку. И этого никто не сделает. Потому что мы хотим получить деньги. Правильно?

— Конечно.

— Вот именно. Конечно.

Я должен был отправить фишки срочной заказной бандеролью в одно из почтовых отделений в Сан-Франциско. После этого меня отпускали. Затем кто-нибудь заберет бандероль и обменяет фишки на деньги, но не в казино «Римская монета» в Лас-Вегасе, а в другом, в Лейк-Тахо. Мера предосторожности на случай, если фишки пометят. Я не сомневался, что, придумывая столь хитроумные трюки, Эдгар находился на грани бредового состояния. Ведь эта операция, не имевшая ничего общего с маоистской тягомотиной, заставляла его соприкоснуться с мирами, в которые он никогда не был вхож. Азартные игры. Казино. Откуда Эдгару знать обо всех этих премудростях? Как получилось, что он усвоил так много правил и условностей той жизни, от которой отрекся? Движущей силой революции была зависть, решил я.

— Как только мы получим деньги, отпустим Сета на все четыре стороны. Он вам перезвонит. Только одно условие. Мы его отпускаем под честное слово.

— Под честное слово?

— Вот именно. Под честное слово. Вроде того. Ну, то есть с ним все будет в порядке, если он будет себя вести хорошо. Понятно? Мы не хотим из-за всей этой долбаной путаницы влипнуть в дерьмо по уши, верно? Мы думали, что если парень и не сын Рокфеллера, то что-то типа того, а оказалось чуть ли не наоборот. Мы не горим желанием попасть в клоповник только потому, что мы ошиблись и у нас хватило глупости признаться в этом. Вы меня понимаете? Мы покрываем свои издержки. Что прошло, то быльем поросло. Но только в том случае, если не мы вместо него. Понятно?

— Вы тоже хотите уйти на все четыре стороны?

— Совершенно верно.

— Такому желанию не приходится удивляться, — сказал мой отец.

— Ирония судьбы, не так ли? — сказала Джун. — Да, именно этого мы и хотим. Никаких сюрпризов. Мы не хотим, чтобы Сет описал, как мы выглядим. Или сделал какие-то наброски. Или чтобы вы развязали свой язык.

Отец ответил не сразу. Он размышлял. Было слышно, как в трубке потрескивает статическое электричество. Внезапно до меня дошло. Это был великий матч. Эдгар против моего отца.

Наконец отец нарушил молчание:

— Даю вам слово чести, что мы оставим все в тайне.

— Ну что ж, спасибо. Это здорово. Великолепно. И все же нам нужно нечто более весомое. Хотя бы чуть-чуть. — Джун злобно рассмеялась. Как всякий мало-мальски хороший актер, она уже вошла в роль. — И не обращайтесь со мной, словно я слабоумная. Потому что я не такая. Ведь я не обращаюсь с вами подобным образом, не так ли? — Он не ответил. — Как видите, у нас проблема. И она осложняется. Потому что, насколько я понимаю, если ваш сын не соврал, а скорее всего это правда, он должен был явиться сегодня по повестке на призывной пункт, где ему сделали бы модную прическу, выдали смокинг цвета хаки и отправили в романтическое путешествие куда-нибудь в Юго-Восточную Азию. А раз его там нет, то скоро его начнут искать ребята в синих костюмах и начищенных до блеска черных ботинках. Улавливаете?

— Думаю, что да. — Отец опять сделал паузу, чтобы просчитать ситуацию. — При таких обстоятельствах Сет, надо полагать, не больше вашего заинтересован во встрече с людьми из ФБР.

— Теперь вы попали в точку, мистер. Что там говорят насчет великих умов? Вот только дело еще и в том, что ему очень хочется посмотреть на северное сияние. Ведь это его заветная мечта, верно? Все равно он собирался сбежать. И как только он пересечет кордон, ему не будет страшно поговорить по телефону с ФБР. И вам тоже болтать что-нибудь вроде: «Эй, привет, ребята, давайте я расскажу вам о злодеях, которые похитили моего ребенка». Вот так и получится, что он будет отпущен под честное слово. Помните, что я вам говорила?

— Да.

— Я говорю быстро, потому что у меня кончается время. Не хочу нарушать правила. Наши условия таковы: на следующие шесть месяцев он поедет туда, куда мы скажем. Мы подберем ему местечко. Где-нибудь в прекрасной Америке. Где-нибудь от моря и до моря. Где-нибудь там, где мы сможем присмотреть за ним. Он сможет жить и работать. Делать все, что ему заблагорассудится. Мы снабдим его кое-какими документами, дадим карточку социального страхования, ну и все такое. Он сможет существовать под чужим именем. Все будет хорошо, пока он будет помнить, что его могут проверить. Он знает, чего мы ожидаем. Он не должен исчезать, не поставив нас в известность, где его искать. Даже на десять минут. И ему никогда, повторяю, никогда нельзя контактировать с полицией. Местные копы или ФБР, все равно. То же самое относится и к вам. Абсолютно. Если к вам явятся ищейки из Бюро, у вас нет ни малейшего представления, куда он подевался. Если что-то не так, то Сет у нас всегда под рукой. Мы звоним в ФБР и сообщаем, куда им явиться за своим клиентом. Мы линяем в Алжир, а он следует прямым ходом в казенный дом, где Дядюшка Сэм будет его холить и лелеять месяцев восемнадцать как минимум, а может быть, и все три года. Улавливаете ход моих размышлений?

— Я достаточно ясно представляю себе картину, — ответил отец.

— Тогда до свидания.

Джун перезвонила через сорок минут.

— Какие-либо вопросы?

— Никаких, — ответил отец.

— Денежки наготове?

— Я поговорил напрямую с банкиром. Перевод будет сделан к концу дня. Казино уже предупреждено и обслужит Сета, когда бы он ни прибыл.

— Никаких проблем?

— Абсолютно. Банкир, правда, немного удивился, однако я объяснил ему, что вот уже некоторое время в качестве хобби изучаю законы вероятности применительно к игре в блэк-джек. Он проявил живой интерес и даже порекомендовал мне книгу.

— Отлично. Передаю трубку вашему сыну.

— Папа! Прости меня…

Нет, я не притворялся. Несмотря на то что я практически добился своего, я чувствовал себя отвратительно. Меня мучили угрызения совести.

Отец не ответил. Он терзался противоречивыми чувствами. Я знал это. Он весь исходил злобой и в то же время испытал облегчение, услышав мой голос.

— Я хочу удостовериться, что ты понимаешь, что произойдет потом, — сказал я.

— Ты позвонишь нам.

— Я имею в виду — после этого. Меня будет разыскивать ФБР. Меня объявят в розыск в течение ближайших недель. Ты не сможешь ни позвонить мне, ни написать. Ты это понимаешь? Ничего, что могло бы хоть как-то навести их на мой след.

— Твоя мать не вынесет этого.

— Я буду звонить. С платного телефона. Просто чтобы вы знали, что со мной все в порядке. Это все, что я могу сделать.

— Мы будем знать, где ты?

— Для вас гораздо безопаснее, если не будете. В самом деле. Ты честно скажешь: «Я не знаю». Я не хочу, чтобы у вас из-за меня были неприятности.

— Неприятности, — повторил отец. — Мой Бог, Сет.

Однако теперь, когда контуры будущего уже были определены и пути назад отрезаны, в его голосе не звучало никаких жалобных ноток. Такой вариант вполне устраивал его. И он никогда и ни о чем не догадается. Если бы не боль в душе из-за утраты денег, отец рассматривал бы все это как идеальную сделку.

— Как мама?

— Она ничего не знает.

— Ну и прекрасно. Послушай, все утрясется.

— Я буду молиться, — ответил отец.

Разговор закончился, но я долго еще сидел у телефона. Я чувствовал себя выжатым как лимон. Все было кончено. Во всех отношениях. Я сделал самую грязную часть работы, и все остались живы. Ни к кому не пришлось вызывать коронера. Никто не узнал, что его предали. Теперь я ждал, когда же наконец во мне родится доселе неизведанное чувство свободы, избавления. В комнате слегка пахло выхлопными газами, которые заносил сюда ветер, трепавший шторы.

— Знаете, Сет, в жизни много жестокости, может быть, даже чересчур, — сказала Джун. — Вот, например, хирург, который спасает тебе жизнь — в нем тоже есть небольшая частичка, которая получает удовольствие от вида крови, появляющейся из-под скальпеля.