Благословенный (СИ) - Сербинова Марина

Кэрол пожала плечами. Все равно терять уже нечего, почему бы и нет?

— Это проклятие, которое было наслано на мой род по маминой линии очень давно. Это проклятие в виде нечто, которое я вижу, как черный туман, который меня окружает. Это что-то… этот черный туман поглощает людей из моей жизни, особенно тех, кого я люблю, питается ими. После смерти они находятся там и не могут вырваться. Он передается от матери или от отца, не важно от кого, к ребенку. Когда ребенок набирает достаточно сил, чтобы питать его, от его родителя он избавляется за ненадобностью, так же его пожирает.

— И как это остановить? — с неподдельным интересом спросил Джек.

— Оборвать ниточку… прервать род.

— То есть… ты передала это уже Патрику, так получается? — глаза Джека сузились. — Ты так думаешь?

— Да. И в нем это во сто крат сильнее… В нем растет страшное зло. И я не знаю, как этому помешать.

— Значит, он тоже не может быть со мной, если и в нем это проклятие? Тоже должен сторониться всех, иначе все умрут?

Кэрол кивнула.

— И ты ему все это рассказала?

— Нет, я не рассказывала. Он сам это знает.

— Сам? Но откуда он сам это может знать?

— У него дар, как у меня… только намного сильнее. Он может видеть смерть. И не только. Он даже… общается с мертвыми. Видит их, разговаривает. Представляешь, оказывается, Мэтт не ушел, он все время был со мной со дня своей смерти, а я и не знала. А Патрик с ним подружился.

— Ничего себе, — спокойно сказал Джек, не отрывая от нее неподвижного взгляда. — Еще. Расскажи мне о нем еще.

— Он очень умный мальчик. Быстро растет. Выглядит намного старше своего возраста. Такой талантливый! Занимается профессиональным боксом, вырезает фигурки, учится легко, играючи…

— А вернуться ко мне… к деду он тебя не просил? Как вообще он смотрел на то, что вы вот так сбежали?

— Он страдал, конечно, и скучал. Но он не просил. Он знает, что нельзя. Он любит тебя больше всего на свете, и не хочет тебе навредить.

— Так, а почему он сбежал?

Кэрол отвела глаза.

— Он… он разозлился на меня. С ним непросто. Он очень требовательный мальчик, вспыльчивый, с таким характером… да ты и сам знаешь.

— И где он может быть, по-твоему?

— Не знаю. Я была почти уверена, что он сбежал к тебе.

— Ко мне? Почему? Ты же сказала, что он понимал, что нельзя, и не хотел мне навредить? И с чего вдруг передумал?

— Обиделся. Рассердился.

— А раньше он пытался ко мне сбежать?

— Нет. Это первый раз.

— Что же его на это побудило?

Кэрол промолчала. Джек тоже помолчал, продолжая изучать ее цепким взглядом. Кэрол заметила, что он тяжело дышит, а глаза его снова горят, как будто он опять был охвачен яростью, только теперь пытался этого не показать.

— Значит, на моем сыне тоже проклятие, он должен быт всегда один, как ты, иначе все умрут, я правильно понял? А еще он разговаривает с мертвыми, как с живыми, так? И что-то еще видит? И в нем растет какое-то страшное зло, так?

— Так, — едва слышно отозвалась Кэрол.

— И он сам в это поверил, думает, что это на самом деле?

— Да.

— А как же, по-твоему, можно это остановить, исправить, не дать этому злу… расти?

— Габриэла требовала, чтобы я его убила. И Элен тоже так говорила. Он вырастет чудовищем, монстром. Я видела его в своих видениях… он станет ужасным человеком, будет делать страшные вещи… Уже начал делать, а я не знаю, как это остановить, как помочь ему…

— Что ты несешь?! — вдруг взревел Джек, рванувшись в своих оковах, заставив Кэрол вздрогнуть от неожиданности. Подняв на него глаза, она увидела, что он побелел от бешенства, его спокойствие как рукой сняло, лицо его перекосило от ярости, а в глазах снова горела ненависть.

— Ты, чертова психопатка, сука больная, что ты сделала с моим сыном? Что ты ему внушила? Я убью тебя! Убью! Ты сама хоть соображаешь, что ты делаешь? Ты издеваешься над собственным ребенком, запугала его своими бреднями, ты чокнутая дура! Хочешь сделать из него такого же ненормального, как сама? Как твоя мамаша? Вы обе чокнутые! Тебя надо запереть в дурке, как и ее! Тебя действительно нельзя подпускать к людям, ты опасна! Ты переняла от нее все ее бредни, все до единого, даже то, что нужно убить собственного ребенка, чтобы уничтожить это ваше проклятие! Но сделать Рика таким же я тебе не позволю! Я не смог спасти от этого тебя, но к нему я эту болезнь не подпущу!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты не веришь. Я знала, что ты не поверишь. И Рик знал. Он говорил, что, если мы к тебе вернемся, ты запрешь нас в психушку.

— Он так говорил? Нет, это ты ему так говорила! Ты ему все это внушила, дрянь ненормальная! Да, тебя я запру в психушке, ты права, и никогда оттуда не выпущу, а мой сын забудет обо всем, что ты ему наговорила. Он вырастет нормальным, я об этом позабочусь. Я не допущу, чтобы он стал таким, как ты… как Элен. Боже, Кэрол, неужели ты на самом деле веришь в то, что говоришь? Неужели не понимаешь, что с тобой происходит? Что происходило с Элен? На вашем роде действительно проклятие, которое передается по наследству — это ваша болезнь, сумасшествие, шизофрения! Этот черный туман, это проклятие, этот ваш дар и все остальное, во что ты так веришь, во что верила она — это всего лишь болезнь, только болезнь, и ничего больше! Почему ты меня не послушала тогда, почему не позволила тебе помочь? Ты сама не замечала этого, но я же видел, как ты становишься такая же, как Элен. А теперь это уже завладело тобой полностью, как ей когда-то, ты стала такой же… И теперь поздно что-то пытаться исправить. Этот процесс необратим, его можно было только замедлить, не дать развиваться… но повернуть его вспять уже нельзя, ведь Элен — тому доказательство. Ничто уже не смогло ее излечить. Ты, Кэрол, ты пропала, ты безнадежна теперь, как и она была, я вижу это, я понял это сейчас, когда слушал тебя, смотрел на тебя. Но мой сын — нет. Я сделаю все, чтобы спасти его от этого вашего проклятия сходить с ума.

— Я не сумасшедшая, Джек. И Рик тоже.

— Он — нет. Но ты пытаешься ему это передать, впихнуть в него это, как впихнула в тебя это твоя мать. Только я не позволю. Его нужно оградить от тебя, полностью и навсегда. Нужно, чтобы он забыл все, что ты ему внушала, чтобы никогда об этом и не вспомнил. Он еще маленький, это возможно сделать. Ты стала такая же, как Элен, ты ломаешь жизнь своему ребенку, обрекаешь его на тот же кошмар, на который обрекла тебя твоя мать. Ты этого не понимаешь, да? Ты хочешь ему такой же участи, как у Элен и у тебя?

— Нет, не хочу.

— Тогда зачем ты это делаешь? Как ты можешь?

— Но я ничего не делаю, — прошептала в отчаянии Кэрол. — Он сам…

— Хватит! Заткнись! Я не могу больше это слушать! Это невыносимо! — он зажмурился, словно видеть ее и слышать для него стало нестерпимо. — Я не могу видеть тебя такой… Лучше бы никогда не увидел! Лучше бы ты и вправду умерла в той аварии, чем превратилась в Элен!

Кэрол ничего на это не ответила. Молча отвернувшись, она снова начала выковыривать из доски гвоздь, возобновив прерванное занятие.

— О, моя нежная, добрая девочка, моя Кэрол, — вдруг прошептал он с отчаянием.

Обернувшись, Кэрол увидела, что он обращается не к ней, а как будто к кому-то, кого здесь не было. Как к тому, кого больше не существовало, как к умершему.

— Я не смог тебя спасти… прости меня… Но нашего сына я спасу, я обещаю тебе.

Кэрол хмыкнула и отвернулась, подумав о том, что он сейчас сам похож на ненормального.

Хотя, в чем-то он все-таки был прав — в том, что нежной и доброй девочки на самом деле больше не существовало. И той, прежней Кэрол — тоже. Надо же, он до сих пор страдает о той Кэрол, жалеет о ней, о наивной дурочке, которая слепо его любила, возносила его, доверяла, терпела его характер, слушалась его и позволяла собой командовать. Конечно, такому, как он, нравилась такая Кэрол, она его устраивала, была удобной. И он до последнего, как наивный дурачок, так на себя не похожий, надеялся и верил в то, что она снова станет такой с ним. И он снова сможет водить ее за нос, обманывать, пользоваться ее доверием и любовью. Но она изменилась, и это он ее изменил, и процесс этот был необратим, как он выразился, хотя изменения эти не имели никакого отношения к Элен и наследственной болезни. И она не была сумасшедшей. Не превратилась в Элен. Ее рассудок был как никогда крепок. И ему больше ничего не грозило. Она не сойдет с ума, как мать. Хотя, теперь она не верила в то, что Элен действительно сошла с ума. Она просто потеряла контроль над собой и этим проклятием. Чтобы выжить, с этим нужно научиться жить. Элен не смогла. Это проклятие одолело ее, превратив в убийцу, полностью подчинило ее рассудок, в результате чего ее, естественно, посчитали сумасшедшей. С этим нужно бороться, контролировать, не позволять собой управлять, завладеть, превратить в убийцу, чудовище, дабы ее руками этот проклятый черный туман добывал себе жертв, как он делал с Элен и, возможно, с другими до нее. И молчать. Скрывать. Она рассказала Джеку — и что? Он не поверил, разозлился. Собрался до конца дней отправить ее в психушку, как Элен. Запретить видеть Патрика.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})