Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток - Александра Маринина

Близкие отношения с правоохранительными органами давали Руслану возможность добывать очень интересные материалы, в свете которых моральная и деловая репутация многих известных деятелей Кузбасса начинала выглядеть более чем сомнительной. Он по-прежнему не отступал от своего железного принципа: не разглашать информацию, если источник информации просит этого не делать. Поэтому Нильскому доверяли, зная, что он не подведет, и обсуждали при нем порой весьма деликатные вопросы, особо оговаривая, что «это не для печати». Если же подобной оговорки не было, Руслан знал, что об этом можно написать.

К Виктору Федоровичу Мащенко его направили, когда в борьбе двух группировок оказалось уже недостаточно информации, собранной на местном уровне. Вернее, не направили даже, а просто посоветовали созвониться с ним, приехать в Москву и встретиться лично. Виктор Федорович работал чем-то вроде политтехнолога в рядах именно тех политических сил, сторонников которых в администрации губернатора поддерживала газета. Руслан позвонил по указанному номеру, легко договорился о встрече, прилетел в столицу и явился к Мащенко. Тот снабдил его довольно любопытными сведениями, на основе которых можно было делать яркий, острый материал. Вот, собственно, и вся история.

А неожиданная встреча с Ириной его удивила. Вот ведь как мир тесен! Журналистское любопытство взыграло в нем, ведь тайна отношений Вороновой с Ириной так и осталась для него закрытой. И хотя тема за давностью лет потеряла актуальность, Воронова давно ушла из политики и публицистики, и какие бы то ни было пикантные подробности, иллюстрирующие ее моральный облик, уже никому не были интересны, для Руслана остался вопрос, на который он так и не получил ответа. А это раздражало. Интересно, Ирина и сейчас не захочет об этом говорить? Или для нее тема тоже утратила остроту? Надо бы попробовать…

— Как поживает Наталья Александровна? Снимает что-нибудь новенькое? — поинтересовался он.

— Скоро приступает. Через две недели начнутся съемки, — оживилась Ирина и с удовольствием принялась рассказывать ему про новый проект Вороновой для телевидения. Руслан слушал вполуха, съемки очередного «мыла для домохозяек» его мало волновали.

— А у тебя там большая роль?

— Нет, я там не снимаюсь.

— Почему? — удивился Руслан. — Я думал, Воронова теперь всегда будет тебя приглашать в свои картины. Она же, как я понял, всю жизнь тебя опекала.

— Опекала, пока я была маленькой, — кивнула Ирина. — Но теперь-то я уже взрослая тетка, замужем. Сколько можно со мной возиться? И вообще, в этом сериале для меня нет роли.

— Слушай, — Руслан прищурил глаза, — а вы случайно не поссорились, а?

— Да ты с ума сошел! Это Наташка может со мной поссориться, а я с ней — никогда.

Интересная формулировка. Это что же, выражение отношений полной подчиненности?

— Почему? — спросил он с невинными глазами. — Я что-то не понял.

— Да потому, дружок, что Наташка в моих глазах всегда будет права, что бы она ни сделала. Я никогда на нее не обижусь и никогда с ней не поссорюсь. А вот я — это совсем другое дело, я до сих пор еще могу что-нибудь отчудить, и у Наташки вполне может появиться повод со мной поссориться. Только я этого не допущу, понял? Если что-нибудь натворю — прибегу, кинусь к ней в ноги и буду просить прощения до тех пор, пока она не перестанет сердиться. Я ей всем обязана.

— Даже если будешь считать, что поступила правильно? Все равно будешь каяться и извиняться? — не поверил Руслан.

— Все равно буду, — твердо ответила Ирина. — Ты пойми, для меня совершенно неважно, права я или нет. Для меня важно только одно: чтобы Наташка не расстраивалась и не сердилась.

Да, вот оно, различие мужского менталитета и женского. Он, Руслан, никогда не просит прощения и не делает шага к примирению, если уверен в том, что прав. И даже для матери он не сделал исключения. Обиделись? Скатертью дорога, обижайтесь, сколько влезет. Он чувствовал себя абсолютно независимым и имеющим право делать и говорить все, что он считает правильным. Он положил годы труда на то, чтобы из редакционных курьеров выбиться в журналисты, он получил высшее образование, ни на один день не прекращая работу, он сделал себе имя, и всем этим он завоевал собственную независимость. Теперь он может ни на кого не оглядываться. И ему с высокой колокольни плевать на тех, кто может на него обидеться или рассердиться. На что обижаться-то? На правду? Так на этот случай есть замечательное правило: не подставляйся. Не хочешь, чтобы тебя называли вором, — не воруй, и все будет отлично. А уж если воруешь — будь готов к тому, что об этом узнают и начнут показывать на тебя пальцем. Единственные рамки, в которых он должен держаться, это редакционная политика, вернее, политическая ориентация издания, в котором он работает. Но это естественная и неизбежная плата за возможность быть журналистом. И потом, он ведь тоже человек, а не машина, у него есть собственные политические пристрастия, которые в данном случае полностью совпадают с позицией газеты, иначе он не перешел бы туда работать. Если его взгляды изменятся, он в тот же день перейдет в другое издание, его всюду примут с распростертыми объятиями, да и на областное телевидение давно уже зовут, и с двух радиостанций постоянно звонят, на работу приглашают.

— Все-таки удивительно, что Воронова еще что-то снимает, — продолжил он интересующую его тему. — Сейчас ведь ни у кого денег нет. Или она опять нашла себе спонсора?

— Никаких спонсоров, все на деньги телеканала. Они собирались запускать три проекта, но из-за дефолта два пришлось приостановить, вот один только и остался. И то пришлось удешевлять по всем направлениям.

— А что же спонсор? — настойчиво повторил Руслан. — Ведь у Натальи Александровны был когда-то человек, который давал ей деньги на съемки. Фамилию его никак не вспомню…

— Ганелин, — подсказала Ирина. — Андрей Константинович.

— Вот-вот, Ганелин. Он что, разорился? Или не хочет больше ей помогать?

— Да нет, ну что ты, — с улыбкой возразила Ирина. — Кризис по нему, конечно, тоже катком проехался, но ничего, фирма пока держится. Наташа вышла за него замуж.

— Вот как? Значит, дождался он своего светлого часа, — насмешливо констатировал Руслан. — Мне еще в девяносто первом году говорили, что он безответно влюблен в Наталью Александровну. Мне тогда это показалось невероятным. В наше время — и безответная бескорыстная любовь! Смешно!

— Ничего смешного, — сердито ответила она. — Если не понимаешь в любви — сиди и молчи. А тебе Анна Моисеевна разболтала, да? Я знаю, мне Наташка говорила. И вообще, нечего лезть в Наташкину личную жизнь, ты за информацией приехал — ты ее получил. А от Наташки свои загребущие ручонки убери, ничего тебе тут не перепадет для скандальной хроники в твоей желтенькой газетенке.

Глаза Ирины засверкали гневом, она снова сбилась с интеллигентного тона на полухамский, и Руслан явственно вспомнил ту взбалмошную, непредсказуемую, грубоватую и невежливую девчонку, которая закатила истерику у него дома.

Он расплатился, проводил Ирину до подъезда и поехал в гостиницу. До самого вечера ему приходила на ум фамилия Ганелина, и каждый раз возникало такое ощущение, что мысль останавливается перед закрытой, но незапертой дверью. Толкни слегка — и она распахнется. Руслан злился оттого, что слабая мысль не находила в себе сил сделать этот единственный толчок и куда-то убегала, потом появлялась снова, доходила до этой заколдованной двери и опять трусливо исчезала.

Дверь открылась ночью. Руслан проснулся и понял, что было там, за дверью. Он видел Виктора Федоровича Мащенко в приемной у Ганелина еще тогда, в декабре девяносто первого года, когда приезжал в Москву собирать материал для большой статьи о Вороновой. Он тогда, помнится, ошибся и принял высокого красивого представительного мужчину в годах за владельца фирмы «Центромедпрепарат» и подумал, что если у Вороновой есть любовник, то он должен быть именно таким. И кто сказал, что Москва — большой город? Деревня, где все друг друга знают и постоянно друг с другом сталкиваются. Впрочем, ничего странного в этом совпадении нет, Мащенко был знаком с Ганелиным, поэтому рано или поздно и встретились сын Виктора Федоровича и воспитанница Натальи Вороновой. Все закономерно.

Удовлетворенный тем, что память его не подвела, Руслан повернулся на другой бок и крепко уснул.

Наталья

Бэлла Львовна никогда не была легкой на подъем, а ее ежегодные поездки во Львов к родственникам являлись скорее выработанным за много лет ритуалом, нежели проявлениями любви к путешествиям. С трудом приняв летом 1998 года решение съездить к сыну в США, пожилая женщина под тем или иным предлогом поездку откладывала, то ссылаясь на разболевшиеся осенью ноги, то на поднявшееся сырой теплой зимой давление. И только в мае 1999 года Наташа и Андрей отвезли, наконец, Бэллу Львовну в аэропорт. Предполагалось, что она проведет у сына все лето и вернется в конце августа.