Ночь триффидов - Саймон Кларк

— Что?! Вы... вы, мерзкие создания, намерены судить меня? Никогда... никогда... — Он поднял пистолет и прицелился в лицо седовласой женщины.

Следующий миг подтвердил, что случайностей не бывает и что все наши спонтанные действия — результат неосознанных желаний.

Наручники были закреплены лишь на одной моей руке — появление слепых помешало гвардейцу довести дело до конца. В результате тяжелая цепь с наручником свисала с моего правого запястья.

Прежде чем Торренс успел выстрелить, я изо всех сил взмахнул цепью. Я целил в руку с пистолетом. Но я промахнулся, и цепь прошла значительно выше. Кроме того, Торренс, услышав подозрительный звук, начал поворачивать голову в мою сторону.

Цепь ударила ему в лицо, и я увидел, какой непоправимый урон нанес Торренсу угодивший в действующий глаз наручник.

Полные отчаяния проклятия и вопли генерала Филдинга еще витали в воздухе, когда невесть откуда появившиеся медики увели его прочь.

Я повернулся и увидел, что Керрис стоит на коленях рядом с мертвой девушкой и держит в руках ее окровавленную ладонь. По ее щекам бежали слезы. Я направился к ней, и мне показалось, что, кроме меня, все окружающие потеряли способность двигаться. Сотни заполнявших громадный вестибюль людей неподвижно стояли, не произнося ни слова. Здесь до сих пор царил дух Торренса, хоть этот человек и был безнадежно опозорен, а вдобавок еще и искалечен.

Но как бы ни был злобен этот тиран и как бы его ни боялись, давно укоренившийся страх стал постепенно исчезать, и вскоре гвардейцы воссоединились со своими родителями. И тут я понял, что эти солдаты давно — очень давно — не видели своих пап и мам.

Только в этот момент злобные чары Торренса рухнули окончательно.

Через некоторое время нам предстояло покинуть Нью-Йорк. Но сделали мы это, лишь убедившись, что Марни получила все заслуженные последние почести.

Глава 45

Мир без границ

Солнечным октябрьским утром поплавки летающей лодки нежно соприкоснулись с безукоризненно гладкой поверхностью моря. Я выключил газ, и мощные двигатели, за пятнадцать часов перебросившие нас через океан, умолкли. Зеленые холмы острова Уайт остались точно такими, какими я их запомнил. У самого берега клубилась легкая дымка, слегка размывая очертания домов Шанклина. Команда моторного катера, не теряя времени, закрепила линь на носу самолета, и небольшое суденышко начало буксировать гигант к пирсу, на котором уже собралась огромная толпа.

Полет был долгим, да и на Манхэттене оставалась еще масса незаконченных дел. Но я считал, что не имею права не познакомить папу и маму с женщиной, которая носит в своем чреве их первого внука или внучку.

Мы вышли на берег под радостные крики и бурные овации. Интересно, куда за время моего отсутствия подевалась вся легендарная британская сдержанность? Я улыбался, видя Гэбриэла Дидса в окружении островитян, жаждущих пожать ему руку. Американский индеец Райдер Чи являл собой весьма впечатляющее зрелище. Но даже величественно-суровое лицо алгонкина расцвело улыбкой, когда мои соотечественники устремились вперед, чтобы приветствовать его.

Кристина радостно смеялась, протягивая руки толпе. Глаза ее сияли неподдельным счастьем.

Возникла неразбериха, превратившаяся в полный бедлам. Неожиданно для себя я оказался рядом с отцом. Его волевое лицо озарилось улыбкой.

— Наслаждайся моментом, сынок, — сказал он, положив руки мне на плечи, — тебя встречают, как героя... впрочем, ты вполне заслужил подобную встречу.

Более или менее связная беседа в этой обстановке всеобщего восторга была немыслимой. Меня обнимали и целовали, мне трясли руки и шлепали по спине. Мой старый приятель Митч Митчелл, используя свои длиннющие лапы (за длину своих верхних конечностей он и получил прозвище Обезьяна) сумел пробиться через толпу. Ероша мне волосы, он вопил:

— Завтра в «Белом лебеде» ровно в восемь! Я оплачиваю всю выпивку!

Останавливаясь на каждом шагу, мы наконец добрались до поселка, где нас поджидали автомобили.

Мой отец Билл Мэйсен, герой прежней эпохи, узнал по радио обо всем, что со мной случилось за последние недели, и сейчас жаждал подробностей.

— Итак, ты хочешь сказать, что найденная тобой девушка Кристина Скофилд действительно обладает иммунитетом к яду триффидов?

— Так же, как Райдер Чи и все его соплеменники. Они ходят среди триффидов, как мы по вишневому саду.

— Ты сказал по радио, что у тебя для нас есть еще один сюрприз.

— Точно, — улыбнулся я.

— Не мучай меня, Дэвид, — произнес он хитро. — Ты же не оставишь старика отца в мучительном неведении?

— Боюсь, тебе все-таки придется немного подождать. Есть нечто такое, что я должен тебе показать.

— Я страшно заинтригован, — сказал отец. — Но ежели не хочешь говорить, забирайся в головную машину. — Обернувшись к Керрис, шагавшей чуть позади нас под руку с мамой, он добавил: — Керрис, дорогая, поезжайте с Дэвидом. Мы последуем за вами.

Колонна машин двинулась из Шанклина к загородной гостинице, где должна была разместиться вся наша группа.

Пока мы ехали, я думал о своем открытии и о том, как на него отреагирует отец.

Я любовался проплывающими за окнами машины пейзажами. Остров был по— прежнему прекрасен, однако я не мог не размышлять о том, что произошло за последние месяцы, начиная с моего неудачного вылета и кончая освобождением Кристины. Лишь после того как увели ослепшего Торренса, я в полной мере смог осознать, что произошло. Я вспомнил, что в тот момент, когда на улицах Нью— Йорка появились триффиды, по радио прозвучало предложение всем горожанам переместиться в северную часть острова. Стало ясно, с какой целью в состав отряда «лесовиков» были включены радио и телеинженеры. Радиостанция и телевизионный центр были сразу захвачены, и обывателей заставили двинуться на север от Параллели 102-й улицы. Сэм Даймс хотел открыть свободным ньюйоркцам глаза на то, что происходит в северном гетто, и это было важным элементом общего плана по освобождению Кристины. План сработал как нельзя лучше. Поток ринувшихся на север людей оказался настолько мощным, что стражники были вынуждены открыть ворота. (Не сомневаюсь, что в первую очередь их заставил это сделать марш гигантских триффидов по улицам Нью— Йорка.) В результате десятки тысяч беглецов из южной части Манхэттена оказались в северном гетто. То, что они там увидели, привело их в недоумение и повергло в ужас. Мир Торренса — и, если хотите, его миф — был мгновенно уничтожен. После этого и последовал стихийный марш слепцов — как рабов, так и свободных — на Эмпайр-Стейтс-Билдинг.

Тем самым зловещему режиму Торренса был положен конец. Рабы стали свободными людьми. Разобщенные семьи воссоединились. Переход к новому образу жизни проходил, естественно, не без трудностей и даже временных отступлений, но общее поступательное движение остановить было уже невозможно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});