Герои - Джо Аберкромби

— Это она? — плотоядно ухмыльнулся темнокожей женщине мужчина с цепью, и когда он повернул голову, Финри увидела лишь складку старого шрама, там, где полагалось быть уху.

— Да.

— С виду она не очень-то похожа на решение всех моих проблем.

Женщина, не мигая, уставилась на Финри.

— Ещё недавно вид у неё был получше. — Глаза были, как у ящерицы, — чёрные и пустые.

Мужчина с цепью шагнул вперёд, и Финри лишь усилием воли не съёжилась. Что-то в его облике создавало ощущение, будто он балансирует на грани жестокости. Что малейшее его движение перерастёт в удар кулаком или головой, или чего похуже. Что сама его природа зовёт сдавить ей глотку, и лишь постоянно пересиливая себя, он вместо этого разговаривает.

— Знаешь кто я?

Она вскинула подбородок, пытаясь казаться бесстрашной, и почти наверняка потерпела крах. Сердце бухало так сильно, что она была уверена — им слышно, как оно лупит по рёбрам.

— Нет, — ответила она на северном наречии.

— Стало быть, ты меня понимаешь.

— Да.

— Я Чёрный Доу.

— О. — Едва ли она соображала, что сказать. — Я считала, что вы повыше.

Доу приподнял изъеденную царапинами бровь на пожилого. Пожилой пожал плечами.

— Что тут сказать? Ты короче, чем о тебе ходит слава.

— Как большинство из нас. — Доу вновь посмотрел на Финри, прищурив глаза, оценивая её ответ. — А твой батя? Выше меня?

Они знали, кто она. Кто её отец. Без малейшего понятия как, но знали. Это или добрый знак, или очень плохой. Она взглянула на пожилого, и он одарил её легчайшей, извиняющейся улыбкой, затем содрогнулся — должно быть, улыбаясь, растеребил швы. Она поняла, что человек с металлическим глазом сместил вес на другую ногу — позади скрипнула половица. В целом они — не та компания, от которой стоило ждать добра.

— Отец примерно вашего роста, — произнесла она полушёпотом.

Доу усмехнулся, но в усмешке не было веселья.

— Ну так, самый зашибенный рост.

— Если вы хотите повлиять на него через меня, вы разочаруетесь.

— Неужели?

— Ничто не помешает ему исполнить долг.

— И ему не будет жаль потерять тебя?

— Очень жаль. Но он будет лишь упорнее с вами сражаться.

— О, я его уже уважаю — что за человек! Верный и сильный, и доверху набит справедливостью. Снаружи подобен стали, но… — Он ткнул себя кулаком в грудь и оттянул нижнюю губу. — Он чувствует. Боль, вот здесь. И плачет в минуты затишья.

Финри твёрдо посмотрела в ответ.

— Вы его обрисовали весьма похоже.

Доу хлестнул ухмылкой, так убийца выхватывает нож.

— Ебать-копать, да мы же с ним просто близнецы. — У пожилого вырвался хохоток. Женщина улыбнулась, показав полон рот до невозможности великолепных зубов. Человек с металлическим глазом не издал ни звука. — Значит, к добру то, что тебе не придётся полагаться на отцовскую жалость. Я не собираюсь торговать тобой или требовать выкуп, и даже не хочу отсылать за реку твою голову в ларце. Хотя, по ходу беседы, ты ещё можешь повлиять на моё мнение об этом.

Настала долгая пауза, и Доу смотрел на неё, а она на него. Словно обвиняемая на судью в ожидании приговора.

— Я надумал тебя отпустить, — сказал он. — Я хочу передать послание твоему отцу. Дать ему понять, что не вижу смысла и дальше кровавить сию, никому в хуй не впившуюся долину. Пусть знает — я готов к разговору. — Доу громко сопя втянул носом воздух, покатал во рту, словно нечто отвратное на вкус. — К разговору о… мире.

Финри заморгала.

— К разговору.

— Точно.

— О мире.

— Точно.

Она почувствовала головокружение. Опьянение внезапной перспективой жить, и снова увидеть мужа с отцом. Но надо отодвинуть надежду в сторону, и не оглядываться на неё. Она глубоко вдохнула и набралась твёрдости.

— Маловато для доброй вести.

Её обрадовал весьма удивлённый вид Чёрного Доу.

— Чё, правда?

— Да. — Трудно предстать властной, будучи побитой, в грязи и синяках, да ещё в кругу самых ужасных врагов, но Финри старалась, как только могла. Податливость тут не возымела бы прок. Чёрный Доу желал иметь дело с кем-нибудь могущественным. Так проявил бы своё могущество и он сам. Чем более сильной она себя выставит, тем для неё же безопаснее. Поэтому она подняла голову и, не отрываясь, посмотрела ему прямо в глаза. — Вам нужно показать жест доброй воли. Нечто, убеждающее отца в серьёзности ваших намерений. В вашем желании договориться. Подтвердить, что вы человек разумный.

Чёрный Доу зафырчал.

— Ты слышал, Утроба? Добрая воля и я.

Пожилой пожал плечами.

— Подтвердишь, что ты разумный.

— Подтвержу сильнее, чем отправлю дочурку обратно без дырки в её голове? — громыхнул Доу, оглядывая её сверху до низу. — Или, если уж на то пошло, без её головы в её дырке?

Финри пропустила его слова мимо ушей.

— После вчерашних боёв у вас должны быть пленные. — Если только их всех не перебили. Глядя в глаза Чёрному Доу, такой исход казался вполне вероятным.

— Естественно мы брали пленных. — Доу нахохлился, пододвигась ближе. — Думаешь, мы звери какие?

По правде говоря, Финри так и думала.

— Я настаиваю, чтобы их отпустили.

— Чё, правда? Всех?

— Да.

— За просто так?

— Жестом…

Он метнулся вперёд, почти уперевшись в неё носом, на толстой шее вылезли толстые вены.

— Ты не в том месте, чтоб вести переговоры, хуя себе, мелкая…

— А ты не со мной их ведёшь! — Рявкнула Финри в ответ, скаля зубы. — Ты ведёшь их с моим отцом, а его место получше, чем у тебя. Иначе хуй бы ты стал у него клянчить!

По щеке Доу пробежала судорожная рябь. В тот же миг она уверилась, что он изобьёт её в кашу. Или подаст сигнал своему железноглазому прихвостню, и её распорят от задницы до затылка. Рука Доу дёрнулась к ней. На этот раз она уж точно уверилась, что до смерти ей остался один вдох. Но всё что сделал тот — расплылся в улыбке, и ласково покачал её лицо в своих пальцах.

— Ого, да ты резка. Ты не сказала, что она окажется такой острой.

— Сама потрясена до самых корней, — в тон ему заявила темнокожая женщина, на вид столь же потрясённая, сколь и стена позади неё.

— Ладно. — Доу сдул свои изрезанные шрамами щёки. — Я велю отпустить несколько раненых. По-любому, не собирался ночь не спать из-за их вытья. Скажем, дюжин пять.

— У вас есть и больше?

— Гораздо больше, только моя добрая воля — штучка твёрдая, но хрупкая. Пять дюжин — предел, больше не осилит.

Час назад она не надеялась на собственное спасение. Её колени чуть не разъехались, при мысли остаться в живых и, вдобавок, спасти шестьдесят человек. Но надо попытаться ещё раз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});