Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После «трусов», тоже желая высказаться и перебив Таньку-красаву, в разговор вступили беззвездные и неопределенные особи, которые, как оказалось, пока Пастух занимался своими делами, ткнулись было в воловню, но коровы прогнали их, и они всем скопом, за исключением Овсянки и Стрекозы, которые стали просто пастись, пошли в говорильню за Марией-Елизаветой и настолько прониклись там Божественным языком в окружении болтливых взрослых коров, что теперь изъяснялись не только проекционными звуками, но и мычаньем, которое, правда, у них было такое, что вся эта смесь не была понятна ни Иде и Катерине, ни слушавшим телкам, ни самим говорящим… Последнее, впрочем, не относилось к Марии-Елизавете, которая довольно сносно научилась мычать и на коровьем строила даже длинные фразы, почти не употребляя мертворожденных созвучий.
Молчали во всем этом образовавшемся гомоне только Роза, Сонька, Антонина-гадалка и Анна, поскольку все четверо держали на языках фантики от конфет и опасались, что, начав говорить, снова упустят эти фантики до подхода своего Пастуха, который уже приближался к гурту по дороге от табачных плантаций, видных отсюда.
Джума и Елена, пока Пастух подходил, рассказали про быка Иллюзора, а вернее, про то, что сообщил им этот загадочный бык, существующий в двух плоскостях: что любая скотская сущность обладает, оказывается, Божественной интуицией, которая, как оказывается, совершенно ничтожна у Пастухов и даже Хозяина, что скотина высших кругов ощущает реальность даже большими, чем интуиция, чувствами: седьмым и восьмым, а у звезд имеется даже девятое, — и как могли объяснили еще про сгустки субстанции исчезнувших из потустороннего мира проекционных теней, а также упомянули о том, что сгустки эти существуют не только в плоскости неба, но и в других, недосягаемых даже воображением объемах и сферах — чем исключительно заинтересовали всех телок и даже Катерину и Иду, которые посетовали на то, что им лично не повезло встретиться с Иллюзором на своем первом кругу, а теперь уже поздно, поскольку от встречи с ним существует опасность потерять точку опоры в своей голове и оказаться в местах исправления…
Тут подошел Пастух и, послушав немного про «сгустки субстанции», снял с языков телок фантики от конфет, разгладил, сложил пополам и спрятал их в сумку, после чего все четыре коровы, молчавшие до сих пор, незамедлительно включились в обмен новостями, наперебой рассказав, что фантики эти помогла найти им в траве сама Барбариска-Илона-заступница, которую они повстречали в долине, возвращаясь от камня с изображением ее знаменитой проекции, и что на самом-то деле эта страдающая за страдающих выглядит не какой-то убогой коровой, которая только и делает, что страдает, но, напротив, очень веселой, раскованной, доброй, разговорчивой и приветливой, пахнущей «барбарисками» особью, не имеющей, кажется, ничего общего с мрачным рисунком, обозначающим ее иллюзорную тень; и, ко всему, Антонина-гадалка добавила, что копыто ее правой задней ноги после общения с этой коровой совершенно прошло… Четверо эти так бы и тараторили, если бы Пастух не положил на язык каждой из них награду за фантики — отколки конфеты, которые коровы не захотели сразу глотать, чтобы продлить удовольствие, и поэтому замолчали, предоставив возможность высказываться дальше другим.
— Меня и Елену, Пастух, — сообщила Джума, используя наступившую паузу, — верблюд сравнил с мудрыми верблюдицами и пообещал нам желтые мушки на лбы…
— Подслушиватель, Джума, уже сообщил мне об этом, — ответил Пастух, — но желтые мушки есть в коробочке только у одного Пастуха, который по воле Хозяина иногда, очень редко, перемещает свое эфирное тело в пустыню, чтобы сочесть верблюжье поголовье, проверить, есть ли вода в колодце, к которому бесконечно по своему кругу идет караван, наградить наиболее выдающихся особей этими желтыми мушками, а также украсить достойно нескольких верблюдиц для участия в карнавальной процессии и отвести их на Тракт, поскольку этим парнокопытным тоже не чуждо желание покрасоваться перед всем стадом своими горбами, своим уникальным для плоскости телосложением, да и вообще смачно и мудро поплевать на окружающую скотину, — что доставляет им наибольшее удовольствие. Пастух этот встретится нам у подножия большого холма, в очереди на поклонение всеобщим святыням, и мушки эти он, несомненно, прилепит на ваши умные лбы.
Соорудив затем невообразимо большую козу, которая даже изогнулась, подобно какому-то рогу, Пастух дал послюнявить ее Лисичке, и, выпустив дым табака, смешанного с навозом, отчего сразу несколько телок чихнули, спокойно стал слушать наивные рассуждения коров о том, где чей сгусток субстанции мог бы найти себе благодатное место в этом огромном мире, исходя из проекционной — не коровьей — мечты, о том, произошли сущности из пространства или все-таки от коров и быков, а также о том, из чего могло бы возникнуть небытие и что вообще оно из себя представляет… Но когда разговор коснулся разницы между реальной иллюзией и иллюзорной реальностью, то есть зашел в область проекционного словоблудия, снял с плеча свой поучающий бич, раскрутил его и, щелкнув над головами коров, прекратил обмен впечатлениями, после чего выстроил гурт надлежащим порядком, пересчитал поголовье и крикнул строгим, уверенным голосом, с хозяйской уверенностью, как делал это на первых столбах: «Геть вперед! — прибавив, правда, вместо «пеструхи»: — Сгустки субстанции и мудрые верблюдицы!..» — и погнал коров к следующему столбу.
62. Прогон. Выкрутасы
На выходе из долины в пределе коровьего видения снова появилась поверхность черно-бурого цвета, безликая и бесплодная, если не считать редких деревьев, стоявших поодиночке и сохранивших разнообразную форму крон, и коровы сразу же приуныли от вида окружающего пространства, которое после интересной во всех отношениях долины показалось им лишенным всякого смысла и совершенно не предназначенным для существования в нем чего-то живого.
— До очередного столба, — объяснил телкам Пастух, как будто бы чувствуя их настроение, — этот отрезок дороги будет однообразным и скучным, и я бы назвал его просто необходимым прогоном, который не дает особям первого круга прервать великое безостановочное движение по плоскости, а также соединяет область более глубоких познаний реальности, которую вы с успехом прошли, набравшись, как я вижу, незабываемых впечатлений, с областью более серьезного понимания себя — как
- Четыре четверти - Мара Винтер - Контркультура / Русская классическая проза
- Сам ты корова - Рудольф Ольшевский - Русская классическая проза
- Поступок - Юрий Евгеньевич Головин - Русская классическая проза
- Город Баранов - Николай Наседкин - Русская классическая проза
- Туалет Торжество ультракоммунизма - Александр Шленский - Русская классическая проза
- Быльки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Байки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Дорога в Нерюнгри - Владимир Евгеньевич Псарев - Русская классическая проза
- Гуманитарный бум - Леонид Евгеньевич Бежин - Советская классическая проза / Русская классическая проза