Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера - Том Дункель

от обстоятельств — а лишь от того, что происходит в душе человека. Я каждый день испытываю чувство благодарности за то, что у меня есть ты, и это делает меня счастливым»[856].

Но счастье не избавляет человека от материальных потребностей. В письме Дитрих просил передать ему несколько романов немецкого писателя XIX века Вильгельма Раабе. Пастор сильно похудел, а потому просил Марию ушить его вещи: «Не могла бы ты ушить мое белье, чтобы оно не спадало?»

В тюрьме Тегель надежным собеседником Гарольда Пёльхау стал Хельмут фон Мольтке — он заменил увезенного в домашнюю тюрьму гестапо Бонхёффера. Пёльхау приходил к Мольтке при любой возможности. Он тайком приносил еду и передавал письма его жене, Фрейе. Такие мелочи приносили утешение. Мольтке понял, что ему нравится смотреть на картины с изображением парусников — они воплощали все, чего ему так недоставало: свободы движения, открытых горизонтов, простора[857].

Сразу после Рождества пастор Пёльхау вынес из тюрьмы еще одно письмо для Фрейи Мольтке. В нем Хельмут размышлял о «поразительном годе», который так жестоко проредил круг его друзей. С сентября, когда он оказался в Тегеле, десять человек были казнены. Он знал, что время его суда приближается. «Эти жестокие убийства стали повседневной реальностью, и теперь я воспринимаю исчезновение отдельных людей с печалью, но считаю это естественным, — писал он. — А теперь я понимаю, что настала моя очередь. Смогу ли я счесть и мое исчезновение естественным?»[858]

Через две недели Мольтке и пятеро его друзей предстали перед народным судом. Судья Фрейслер исполнил свой долг: все были признаны виновными в государственной измене и приговорены к смерти[859]. Казней было слишком много, поэтому точную дату не назначали. Мольтке вернулся в свою камеру в Тегеле и стал ожидать охранника, который когда-нибудь остановится перед его камерой, откроет дверь и скажет: «На выход».

Гарольд Пёльхау виделся с Мольтке 23 января 1945 года и забрал еще одно письмо для Фрейи. Хельмут писал, что у него «все в порядке», и он только что получил посылку, которую она передала в тюрьму: булочки, свежее мясо и взбитые сливки. «Больше писать не о чем. Я очень люблю тебя, моя дорогая, и этому никогда не суждено измениться»[860].

Около часа дня Пёльхау вернулся в его камеру. Мольтке вывели и отвезли в тюрьму Плётцензее. Тем же вечером его и еще семерых заговорщиков 20 июля повесили[861].

63

Бомбы на день рождения

В январе следователь Франц Зондереггер снова изменил правилам тюрьмы гестапо и передал Марии фон Ведемейер еще одно письмо от жениха. Письмо было адресовано родителям. Дитрих просил передать зубную пасту, кофе, бумагу и книги и настоятельно убеждал родных поддержать благотворительную инициативу — ему казалось, что подобное проявление гражданственности поможет ему завоевать симпатию Зондереггера[862]. Бонхёффер имел в виду начавшуюся под Новый год «Кампанию народных пожертвований», в рамках которой немцев призывали жертвовать снаряжение и любую одежду вермахту и народному ополчению. Пункты сбора открылись по всей стране. Еще недавно невозможно было представить, что непобедимая немецкая армия начнет практически побираться. Бонхёффер писал родителям, что тюрьма научила его обходиться лишь самым необходимым. Они «совершенно вольны» распоряжаться его вещами, если кому-то они нужнее. Бонхёффер особо упомянул костюм, который стал ему велик, смокинг и пару коричневых ботинок[863].

Тюрьма научила его еще и силе слов на бумаге. Он благодарил родителей и Марию, которые так преданно писали ему все эти месяцы. «Здесь, — писал он, — мы читаем письма, пока не выучиваем их наизусть!»[864]

Доставив письмо Дитриха его родителям, Мария покинула Берлин. Семье Ведемейер пришлось нелегко. Уходя в армию, отец посоветовал Рут фон Ведемейер отправить детей подальше от Патцига, «если придут русские»[865]. А русские приближались. Широкомасштабное наступление началось 12 января. Красная армия прорвала немецкую оборону и вошла в Померанию, постепенно продвигаясь вдоль побережья Балтийского моря.

Поместье Ведемейеров, несомненно, попадет в руки Красной армии. Площадь поместья составляла 800 гектаров (на этой территории жили сорок фермеров с семьями), на складах лежали пшеница, овес, картофель и свекла. На полях паслись овцы, в лесах водились олени, а советские солдаты хотели есть. У управляющего были родственники, которые жили близ Целле, примерно в четырехстах километрах к югу от Гамбурга. Рут фон Ведемейер хотела, чтобы Мария и ее старшая сестра Рут-Алиса забрали трех младших и отправились туда… Если повезет, они смогут добраться до Целле за две недели, а Рут все закроет и встретится с ними позже.

Этот отъезд напоминал сцену из жизни Дикого Запада. Днем 31 января Мария и один из фермеров запрягли в крытую повозку трех самых сильных тягловых лошадей. В повозку погрузились девять человек. Из багажа у них был всего один чемодан. С собой они взяли продуктовые карточки, бекон, хлеб, аптечку и сигареты на взятки. К ночи в Патциг вошли советские танки и грузовики. Повозка Ведемейеров тронулась в путь после полуночи. Они успели вовремя — утром дороги уже перекрыли. Впрочем, выстрелы в деревне зазвучали еще ночью. Рут-Алиса насчитала 180 выстрелов, прежде чем повозка успела отъехать достаточно далеко.

Ганс фон Донаньи даже стоять не мог, не говоря уже о том, чтобы управлять повозкой, но и он тронулся в путь. Вальтеру Хуппенкотену не удалось выбить из него признание, поэтому в январе начальник гестапо Генрих Мюллер передал расследование новому детективу, Курту Ставицки, одному из главных мастеров пыток в СС[866]. Первого февраля Ставицки перевел Донаньи из Заксенхаузена в домашнюю тюрьму гестапо. Предполагалось, что это так скажется на здоровье Ганса, что он начнет говорить. Дифтерия вызвала у Донаньи проблемы с кишечником. Ходить он почти не мог, и добраться до туалета было очень сложно. Но никто из охранников тюрьмы ему не помогал. Донаньи предстояло привыкать к грязным простыням. Хуппенкотена это вполне устраивало: «Пусть сдохнет в своем дерьме!»[867]

Донаньи поместили в камеру в подвале, как только она освободилась. Сотрудничество и подобострастие отсрочило казнь, но не изменило судьбы Карла Гёрделера. Его повесили второго февраля. В тот день Клаус Бонхёффер, Рюдигер Шлейхер и их друг Фридрих Перельс подверглись публичному унижению в