Моя профессия - Сергей Образцов

От Эффеля святаго Евангелия чтение

Однажды актер и режиссер нашего театра Владимир Анатольевич Кусов произнес это слово: Эффель.

Что же, пожалуй, это неплохое слово. Это мысль.

Надо вновь перелистать эффелевское «Сотворение мира». Перелистать нетрудно, тем более что сам автор подарил мне свои книги. Рассматриваю каждый рисунок уже под новым углом зрения. Можно ли это поставить?

Очень смешно. И ситуации забавны и персонажи. Все безусловно сатирично, и одновременно трогательно, и даже лирично. Лирическая сатира.

А как насчет Мариванны и Иванываныча? Им-то что до этого? Им-то это понадобится? Пожалуй, понадобится, потому что в каждом рисунке Эффеля корреспонденция в сегодня.

Библия и сегодня. Бог и совсем не бог. Ангел и совсем не ангел. Первые существа человеческие. Первая встреча мужчины и женщины. Грехопадение. Изгнание из бессмысленного, благополучного рая. Превращение «святых» людей в настоящих. Первая жизнь на грешной земле. На нашей земле.

Это мысль. Пока только мысль. Но если в начале есть мысль, так это уже хорошо.

А как ставить? Как работать? Оживлять действием рисунки Эффеля? Превращать спектакль как бы в ожившие подписи? Это бессмысленная тавтология. Я видел в одном кукольном театре раскрытую действием музыкальную картину Прокофьева «Петя и волк». Смешная, остроумная, вызывающая зрительные образы музыка, проиллюстрированная настоящим зрелищем, потеряла свою функцию и лишилась юмора, музыкальной изобразительности. Стала бессмысленной тавтологией, абсолютно не нужной ни Мариванне с Иваныванычем, ни Маше с Ваней, ни тем более Прокофьеву.

Если мы так же поступим с Эффелем, его остроумные графически выраженные эпизоды разжижатся растянутостью действия, потеряют и чисто изобразительный юмор и ритм повествования. Это не подарок Эффелю, а поступок глупого вора, укравшего корону и думающего, что он может носить ее вместо шляпы.

Нет, надо взять у Эффеля только мысль и отдать ее драматургу. Передать на два дня эффелевскую книжку и сказать: «Посмотрите рисунки, и если они вам понравятся, то закройте книжку, больше в нее не заглядывайте и напишите нам пьесу о сотворении мира и первых людях. Напишите лирическую сатиру. Напишите так, чтобы сегодняшним людям было и весело, и трогательно, и поучительно».

Кому же все это сказать? Исидору Владимировичу Штоку. Он – наш друг. Он написал нам «Чертову мельницу». Написал замечательно о черте, пусть так же хорошо напишет о боге.

Может, конечно, он и откажется. Может, он сейчас для «настоящего» театра что-нибудь пишет. Но по телефону позвонить стоит. Ведь вполне возможно, что от правдоподобия «настоящего» театра он устал и захочет на неправдоподобном отдохнуть. Все равно и то и другое о правде.

Исидор Владимирович согласился. Теперь «логос – мысль» должна материализоваться в сюжете, в тексте, в том, что приобретает второе значение понятия «логос» – «слово». Авторское слово. Важно только, очень важно, чтобы в процессе воплощения мысли в слова мысль эта в словах не заблудилась. Не переродилась в самостоятельную забавность коллизий.

Обо всем этом думаешь, пока пьесы еще нет. Еще только звонки по телефону: «Ну как?» – «Да ничего, продвигается». – «А далеко ли продвинулось?» – «Да не очень. У нас ремонт в квартире был. Все вверх дном. Никак первые две картины найти не могу».

Наконец пьеса написана и прочитана. Звонок по телефону: «Говорит Исидор Владимирович. Прочли?» – «Прочел». – «Ну как?» – «Надо встретиться». – «Что? Не понравилось?» – «Я этого не говорил, но надо встретиться». – «Когда?» – «Хоть сегодня». – «Приезжайте сейчас. Моих нет дома. Можем кричать друг на друга сколько угодно».

Я приехал. Мы друг на друга не кричали. Пили вкусный чай и спорили. Споры эти – вернее, совместные поиски – длились не вечер и не два, а много месяцев. В архиве нашего театра сохранились четыре пьесы Штока «Божественная комедия». Во всех есть общее, во всех есть разное. Очень разное.

Два варианта

Передо мной сейчас лежит на столе один из вариантов пьесы, в дальнейшем тиражированный Отделом распространения.

Вот что там написано:

Исидор Шток

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

Подробная история сотворения мира,

создания природы и человека, первого грехопадения,

изгнания из рая и того, что из этого вышло

Действующие лица:

С О З Д А Т Е Л Ь

А Н Г Е Л Ы: А (весьма положительный)

Б, В, Г (тоже весьма, но почти без текста)

Д (не весьма. Он же Змий, впоследствии Демон,

а потом Дьявол)

А Д А М

Ж Е Н Щ И Н А (впоследствии Смерть)

Е В А

К А И Н

А В Е Л Ь

Л Е В

Х Е Р У В И М Ы И С Е Р А Ф И М Ы, З В Е Р И,

Д Е Т И А Д А М А И Е В Ы

Х О Р (один человек)

Г О Л О С П О Р А Д И О

А вот действующие лица последнего варианта пьесы, того, который мы играем:

С О З Д А Т Е Л Ь

П Е Р В Ы Й А Н Г Е Л

В Т О Р О Й А Н Г Е Л (впоследствии Дьявол)

А Д А М

Ж Е Н Щ И Н А

Е В А

Х Е Р У В И М Ы, П Т И Ц Ы Н Е Б Е С Н Ы Е, З В Е Р И З Е М Н Ы Е

и С Л У Г И П Р О С Ц Е Н И У М А

Время действия – когда время еще не действовало.

Куда же делись ангелы – Б, В и Г?

Куда делась Смерть?

Куда делись Каин, Авель и еще какие-то дети Адама и Евы?

Куда делся Лев и откуда взялись слуги просцениума?

Раз я ставлю этот спектакль, значит, я наравне с автором отвечаю за такой разгром персонажей. Да и не я один, а и мой сопостановщик Семен Соломонович Самодур, и художник Борис Дмитриевич Тузлуков, да и все актеры.

Все спорили, все давали советы. Все пробовали. У всех то получалось, то не получалось, и все любили автора за то, что всегда, на каждой репетиции, он оставался автором, переписывал, переделывал, возвращал старое, писал новое.

Так происходит со всеми или почти со всеми нашими спектаклями. Пьеса рождается вместе с рождением спектакля. Она – его результат. И до самого последнего дня, до самой последней репетиции с нами автор.

Рассказать в одной главе все это авторско-режиссерско-художническо-актерское создание спектакля невозможно, но совсем не рассказать тоже нельзя, потому что надо же в конце концов объяснить, как в нашем театре возникает на сцене то, что называется действием, представлением, спектаклем.

Чтобы объяснить, почему исчезли из пьесы Смерть, Каин, Авель и Лев, нужно хотя бы вкратце рассказать содержание двух картин первого акта, оставшихся почти без изменения, и двух картин второго акта, в которых все эти исчезнувшие впоследствии персонажи действовали.

В первом акте Бог лепит первых людей из глины: мужчину и женщину. В некоторых вариантах Библии до Евы была еще женщина, и звали ее Лилит, так что автор имел полное право следовать этому варианту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});