Давай мы станем незнакомцами - Наталия Веленская

это последствиям может привести?! Или у Ярика также, как и у меня, снесло крышу?

В голове проносится вихрь мыслей. И неожиданно самая яркая из них — это образ нашего с Яриком ребенка, которого мы могли зачать этой ночью. Темноволосый синеглазый мальчик или светловолосая девчушка с глазами как у Ярика. И это всё может стать правдой… Он и я вместе… Это тоже может стать самой настоящей реальностью, если… Если я всё-таки решусь обсудить с Яриком то, что произошло. Если я нарушу данное мной обещание и всё-таки подниму вопрос нашего будущего.

Нет, я совсем не жажду становится мамой в столь юном возрасте. Но если есть шанс, что я всё-таки для него не безразлична, что эта ночь не была для него одной из многих — просто для удовлетворения своих потребностей, если есть шанс, что мы просто можем быть вместе, то… Нужно рискнуть и поговорить!

Сердце стремительно грохочет в груди.

Да, мне очень страшно вернутся в домик и посмотреть ему в глаза, но этот страх ничто по сравнению с тем, что мы можем потерять.

Решительно тряхнув головой, сжимаю для уверенности кулачки и возвращаюсь на участок. У беседки уже толпятся несколько наших ребят, но Ярика среди них нет. Мереминский никогда не был ранней пташкой и, скорее всего, по-прежнему спал наверху в мансарде.

— Именинник пропал, — сообщает мне последние новости Мишка, прикладываясь к бутылке с пивом.

— Серьёзно? — с наигранным изумлением вскидываю я брови.

— Ага и трубку не берет.

— Да хорош заливать, — морщится Игнатов, — Спорим, Корс дал ему ключ от летнего домика, и он ушел туда зализывать раны? Нажрался там после ссоры с Алинкой и храпит без задних ног. А вы кипишь наводите!

— Ну может и нажрался, — согласился Мэл, — Я бы на его месте тоже нажрался.

— Так ты и так нажрался, — заржал Игнатов. — Тебе и повод особо не нужен.

— Тут вопрос в другом: будить и не будить именинника? Девки на пляж хотят.

В подтверждении слов Мэла из домика выпорхнула кучка смеющихся девчонок, облачённые в купальники.

— Я разбужу его, — поспешно сказала я и тут же аккуратно добавила: — Если он там, конечно…

— Окей, подваливайте потом на пляж, — крикнул мне в след Игнатов, сгребая в пакет бутылки с пивом, — Мы на песчаный пойдём. Если его там нет, звони. Будем искать нашу драгоценную пропажу по всей округе.

На негнущихся ногах захожу в маленький домик. Дрожащей от волнения рукой держусь за перила лестницы, медленно поднимаясь наверх. Стараюсь унять разогнавшийся до предела пульс, но никакие уговоры и увещевания не помогают. Сосредоточиться на дыхании тоже не получается, потому что лёгкие будто вообще забыли, как нормально пропускать через себя кислород.

Мне даже вчера не было так страшно и неловко, как сейчас. Но лучше уж я разбужу Ярика, чем какая-нибудь Катька или Танька завалиться в мансарду и будут глазеть не него голого! Ну уж нет, обойдутся!

Может быть, я и наивная влюбленная дура, но если есть какой-то крохотный шанс, что мы будем вместе, я готова рискнуть! Нет, признаваться ему в любви я, конечно, не собираюсь, но поговорить о том, что произошло нам всё-таки нужно.

Делаю глубокий вдох, толкаю вперед дверь и обмираю…

Потому что Мереминский был не один. Комната была наполнена жаркими стонами и прерывистым дыханием. Абсолютно голая Алина разместилась на постели между его ног и… делала то, в чём, если верить слухам, она была настоящей мастерицей.

В ужасе прикрываю глаза, зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. Но то, что рвалось у меня наружу, меньше всего походило на крик. Это был скорее стон пронзительной боли…

В голове только один мучительный вопрос — почему? На этих же самых простынях, где ещё ночью, была я… Почему?!

За что он так со мной?! Неужели ему настолько плевать, где и с кем… лишь бы получить разрядку?! И его вчерашние слова, что он рад расставанию с Алиной — это враньё от первого до последнего слова?

Впервые в жизни я в полной мере осознала значение выражение «будто земля ушла из-под ног». Приваливаюсь плечом к дверному косяку, чтобы удержать равновесие, и тем самым выдаю своё присутствие.

— Охеренела совсем?! — завопила Алинка, отрываясь от своего важного занятия. Перебрасывает через плечо белокурые пряди и впивается в меня взглядом, в котором я отчётливо вижу триумф и злорадство. — Дверь закрыла с обратной стороны! Не видишь, у нас тут примирение!

— Что?… Марина?! — подскакивает на кровати Мереминский, в ужасе переводя взгляд с меня на Алинку и обратно.

Глушу рвущийся наружу горький всхлип и с грохотом захлопываю дверь, оставляя там свои вдребезги разбитые мечты о счастье и взаимности. Смахиваю льющийся поток слёз, что застилал мне глаза, и не разбирая дороги, сбегаю вниз по лестнице. Так быстро, как я не бегала никогда в своей жизни.

Как будто можно было убежать от своей боли…

Глава 58

Мимо проносится очередная фура, громко посигналив, чтобы я убралась с дороги. И это немного меня отрезвляет. Как бы не было больно, но быть раздавленной под колесами грузовика всё же не хотелось. Хотя это было именно то, что я ощущала сейчас внутри — мысли в труху, сердце в дребезги, каждая клеточка тела в агонии.

С трудом перебирая ноги после своего стремительного марш-броска, дохожу до небольшой беседки, стоящей вдоль трассы. На автобусную остановку не похоже, скорее на место, где могут отдохнуть водители или уставшие путники. Даже небольшой деревянный стол имелся в наличии и лавка.

Опускаюсь на неё и прячу лицо в ладонях, сотрясаясь от горьких рыданий. Я думала, что со временем слёзы сойдут на нет, но они никак не хотели останавливаться. Будто ещё не вся боль нашла выход и по капле проливалась наружу вместе с дорожками слёз.

Сколько я так бежала без оглядки? Полчаса, час, два? Достаю дрожащей рукой телефон, чтобы проверить время, смахиваю десятки оповещений о пропущенных вызовах.

Сорок минут непрерывной агонии. Не удивлюсь, если Мереминский вместе с ребятами уже организовали мои поиски. Потому что примирение с Алиной я ему явно обломала…

Я плохо помню тот момент, когда вылетела из маленького домика. В голове набатом раздавалось только одна мысль — убежать туда, где никто не увидит меня и моих слёз. Поэтому варианты с посёлком и пляжем отпали сами собой. Там везде были люди. Оставался лес — огромный, местами непроходимый, но точно не для человека с разбитым сердцем, которому было всё равно куда