Дорогой интриг (СИ) - Цыпленкова Юлия

Мой взгляд метнулся к окну, оно оказалось закрыто.

— Ты закрыла окно? — спросила я Тальму, когда она протиснулась мимо меня.

— Я, ваша милость, больше некому, — ответила она. — Как только вы ушли, я сюда. Ну и закрыла его, больше не стану оставлять даже щелочки.

— Всегда закрывай, — приказала я и все-таки вошла.

— Что же это творится-то, госпожа баронесса? — вдруг запричитала служанка. — Где ж такое видано, чтоб к девице непорочной, да так вот в окно. А я как ваш крик-то услыхала, так и обмерла. Подсвечник схватила и к двери, а она закрыта, а вы кричите. У меня так сердце и затрепыхалось, так и затрепыхалось. Бедная вы моя, да за что ж такое-то? Хоть не тронули…

Я стремительно обернулась к ней, Тальма ответила удивленным взглядом:

— Чего, ваша милость?

— Откуда знаешь, что не тронули?

— Так ведь вы же кричали, что хотели обесчестить, — ответила она. — А я, когда вы ушли, даже постельку поглядела, а крови нет. Тут у меня и отошло немного, думаю, не надругался тот скот, который к вам влез. Да кто ж это был-то, ваша милость?

Я протяжно вздохнула и потерла виски. Голова от переживаний болела всё сильней.

— Воды принеси, — попросила я и прошла к своей шкатулке, стоявшей на туалетном столике, где лежали снадобья от легких хворей. Там же были и капли от головной боли.

Матушка дала мне с собой эту шкатулку, а магистр Элькос пополнил ее. Вновь вздохнув, я открыла крышку и нахмурилась. Среди привычных пузырьков появились новые. Это были маленькие флаконы, узкие, будто трубочки, и закрытые пробками. Такими чаще затыкали свои снадобья знахари, в лавках магов, торговавших в столице и других городах, было принято заливать горлышко сургучом, на который ставилось клеймо изготовителя. И такую трубочку было бы удобно скрыть в ладони и быстро вытащить пробку…

— Да неужто, — потрясенно прошептала я. — Ах ты ж…

— Вот, ваша милость, — сказала Тальма и посмотрела на то, что я держала в руке: — А это от чего? Вроде не помню я у вас такого снадобья…

— Обыщи, всё обыщи, — всё еще глядя на пузырек, отчеканила я. — Что найдешь незнакомого, выкини. И все снадобья перебери, мало ли, что еще тут лежит. О, Хэлл, каков паскудник…

— Ой, — Тальма, непривычная к тому, что я могу браниться, прикрыла рот ладонью, но любопытство переселило, и она спросила: — Так чего это, ваша милость?

— Кажется, приворотное зелье, а может и что-то похуже, — ответила я. — Этот негодяй подкинул, пока я спала, похоже. А если бы магистр не прислал меня переодеваться, если бы не разболелась голова, то я бы сюда не заглянула, а потом вдруг обыск и…

— Это ж кто на такую пакость-то решился? — не менее потрясенно спросила служанка.

Я обернулась к ней и сунула пузырек. Этак можно обвинить меня в том, что хотела опоить короля… хотя зачем? Он и без того оказывает мне внимание. Или же я могла бы так искать себе союзников… Да мало ли что можно придумать!

— Избавься, от всего этого избавься, — приказала я. — И обыщи спальню, дальше он не ходил. Впрочем, мы спали… Всё обыщи!

И после этого, полыхая от негодования, кинулась переодеваться. У меня ушло всего несколько минут на то, чтобы привести себя в порядок. Не уверена, что мой внешний вид можно было назвать порядком, он был ужасен. Лицо было опухшим от слез, в пятнах еще сходившей красноты. Наскоро причесанные волосы показались мне безобразными лохмами, и я заплела их в косу. Пожалуй, самым приличным было платье, его, в отличие от меня, никто не помял. Протяжно вздохнув, я поспешила на выход.

Лакей, ждавший меня под дверями моих комнат, поклонился, и мы направились обратно. Стражи вновь провожали меня взглядами, но уже просто любопытными. При смене им будет, чем поделиться с товарищами. Эта мысль вызвала прилив стыда, менее всего хотелось, чтобы обо мне судачила вся чернь. Хватало и знатных сплетников. Передернув плечами, я заставила себя не думать о пересудах, они были меньшей из моих бед. Имелись горести и посильней.

Но как же можно было так поступить?! Он ведь опоил меня зельем, собирался надругаться, а вместе с этим еще и выдать за злодейку? Что означали эти пузырьки в моей шкатулке? Подстраховался на случай провала задумки с приворотным зельем? Или же я вдохновилась его идеей с зельем и раздобыла и для себя несколько пузырьков? Для чего? Чтобы покончить с противником? Король уже знает точно, кто связался с запрещенными воздействиями, а я вроде как захотела прикрыться им?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Каков мерзавец! — забывшись, воскликнула я. — Мерзавец!

— Ваша милость?

Лакей мага устремил на меня вопросительный взгляд, и я отмахнулась:

— Этот эпитет предназначался не вам, любезный.

— Простите, — извинился слуга за свою непонятливость.

Вскоре мы вернулись в королевское крыло. Гвардейцы в этот раз пропустили с поклоном, и не думая меня останавливать. Более того, один из них сказал лакею:

— Кабинет Его Величества.

Я могла бы дойти и сама, теперь-то уж я знала местоположение и королевских покоев, и кабинета, но не стала отмахиваться от сопровождения. А когда до кабинета осталось совсем немного, я увидела графиню в халате. Она стояла на пороге королевских комнат и смотрела на меня с ноткой высокомерия и неприязни. Я ответила тем же. Более того, поняв, что она была с государем, когда его позвали, я испытала гнев и брезгливость. А следом пришла мысль, что пока Ришем пытался изнасиловать меня, Ив Стренхетт нежил в объятьях невестку негодяя – еще одну преступницу, замешанную в деле с темной магией. Однако пузырьки лежали в моей шкатулке со снадобьями, и я, обесчещенная и опороченная, должна была предстать в роли отравителя и зачинщика новой аферы.

Моя ярость взвилась столь высоко, что полностью затмила здравый смысл и воспитание, въевшееся в кровь. Я стремительно прошла мимо лакея, уже остановившегося у двери кабинета, приблизилась к графине и замерла напротив нее. Наши взгляды встретили, и Серпина вздернула подбородок. Я шагнула к ней, сузила глаза и прошипела:

— Думали, что он вываляет меня в грязи? Ошиблись, вы сами забрызганы ею и уже ничто не очистит ни вашей души, ни чести.

— Да как вы сметете? — возмутилась фаворитка. — Кто вам дал право говорить со мной в подобном тоне? Кто вам вообще позволил заговаривать со мной?

— Шанриз!

Я обернулась и увидела магистра, стоявшего на пороге королевского кабинета. Выдохнув, я направилась к нему:

— Простите, господин Элькос, мне что-то показалось, — произнесла я. — Это все ночь и ее тени. Знаете, кажется, что кто-то стоит, приглядишься, а там пустота.

— Шанни, — маг укоризненно покачал головой, но уголок его губ дернулся в кривоватой усмешке.

— Баронесса, — вдруг послышался голос графини, и теперь в нем мелькнула нотка тревоги, — о чем вы говорили?

Не обернувшись, я вошла в кабинет государя, присела в реверансе и, не дожидаясь позволения, направилась к столу, на уголке которого сидел Его Величество. Отметив, что на нем ночной халат, я ощутила новый виток гнева и отвернулась, чтобы дать себе время справиться с этим лишним и ненужным чувством.

— Ваша милость, — позвал меня король. — Вас смущает мой вид?

Нет, меня не смущал его вид, он выводил меня из себя! Перед глазами так и стояла картина, в которой монарх с нежностью целует свою фаворитку, шепчет ей ласковые слова, а в это время герцог вливает мне изо рта в рот приворотное зелье…

— Баронесса! — повысил голос король. — Посмотрите на меня.

Я порывисто повернулась, так и не успев стереть с лица эмоции, владевшие мной. Государь чуть откинулся назад, рассматривая меня, а после встал со стола и подошел. Я подняла взгляд выше его головы, изо всех сил стараясь справиться с собой, но обида только нарастала, и когда король остановился напротив и мягко позвал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Шанни, — из моих глаз брызнули слезы.

— Потрясение было сильным, Ваше Величество, — заговорил дядюшка, стоявший неподалеку. — Ее милость была не в себе, когда прибежала ко мне, она и сейчас не может до конца справиться с чувствами.