Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик - Роберт Сильверберг

Но ничто не поддавалось ему также и на более глубоком уровне, кроме такого очевидного толкования, что оно казалось тривиальным: все эти передвижения стад морских драконов, которые он недавно наблюдал, были еще одним предупреждением, что мир в опасности, что какая-то мощная сила угрожает стабильности общества. Это он уже знал, и этому не требовалось подкрепления. Хотя почему морские драконы? Какая метафора вспенивалась в его голове, что трансформировала этих огромных морских млекопитающих в поглощающую мир угрозу?

— Возможно, ты переутомился,— немного подумав, сказала Карабелла.— Пусть это пройдет, значение сна станет ясным, когда твои мысли повернутся к чему-то еще. Что ты скажешь? Пойдем на палубу?

В последующие дни они не видели больше стада драконов, только несколько отставших животных, а потом исчезли и они. Валентайна больше не посещали во сне угрожающие образы. Море было тихим, ярким и ясным, ветер подгонял их на запад.

Валентайн большую часть времени проводил на переднем мостике, вглядываясь в море, и, наконец, наступил день, когда из пустоты неожиданно появился в поле зрения, как яркий белый цвет, раскрытый на темной линии горизонта, ослепительный известковый утес Острова Снов, самого светлого и самого мирного места в Маджипуре, прибежища сострадательной Леди.

Поместье теперь, по существу, опустело. Ушли все работники, ушла и большая часть домашней прислуги. Никто из них не подумал оформить уход, даже ради получения денег, которые был им должен Этован Елакка: они просто ускользнули, словно страшились оставаться в зараженной зоне еще хотя бы один час и боялись, что он каким-то образом сумеет заставить их остаться, если узнает, что они хотят уйти.

В поместье остались только несколько человек, особо преданных ему. Это были Симуст, гайрог, десятник и его жена Хсама, главный повар Этована Елакки да две или три домашние работницы и пара садовников. Этован Елакка не слишком беспокоился, что остальные убежали… в конце концов, для большинства из них больше не было работы, да и платить им должным образом он не мог себе позволить, ведь зерно не было отправлено на рынок. И рано или поздно стало бы проблемой даже просто накормить их всех, если то, что он слышал о растущей нехватке продуктов во всей провинции, было правдой.

Тем не менее он воспринял их уход как упрек себе. Ведь он был их хозяином, он был ответственным за их благосостояние. Этован Елакка хотел бы продолжать снабжать их продуктами, пока это позволяли его запасы. Почему же они так стремились уйти? На что они надеялись? Может быть, они надеялись найти работу в сельскохозяйственном центре Фалкинкипа, куда, как он полагал, они ушли? И было ему странно, что в поместье стало так тихо. В его поместье, где с утра до вечера кипела работа и где воздух звенел от голосов. Этован Елакка чувствовал себя, как король, чьи подданные отказались от гражданства и ушли на другие земли, оставив его рыскать по опустевшему дворцу и отдавать приказы не обращающему на них внимания воздуху.

И все же он старался жить так, как он жил всегда. Некоторые привычки, которые срослись с ним, став его второй натурой, оставались даже в это ужасное время бедствий.

До того, как выпал пурпурный дождь, Этован Елакка поднимался каждое утро намного раньше солнца и с рассветом выходил в сад, чтобы совершить небольшой обход. Он всегда шел одним и тем же маршрутом через рощу алабандин к танигейлам, потом поворачивал налево в тенистый укромный уголок, где теснились караманги, и дальше под изобильной кроной дерева фагимоля, которое от своего короткого, похожего на обрубок ствола, давало прекрасные ветки, покрытые по всей длине ароматными сине-зелеными цветами. Они загибались вверх на шестьдесят футов или даже больше. Потом он приветствовал пасть-цветы, кивал сверкающим пузырчатым деревьям, останавливался послушать песню поющего папоротника. А в конце своего обхода навещал сверкающие желтизной кусты мангахонии, находившиеся почти на границе между садом и полем. Он с удовольствием осматривал насаждения стаджи и глейна, хингаморта и деревьев нийка, расположенные сразу за пологим спуском, разделяющим поле и сад.

От поля не осталось совсем ничего и очень мало от сада, но Этован Елакка все равно продолжал свои утренние обходы, останавливаясь у каждого мертвого и обугленного дерева, как будто оно все еще цвело и росло или готовилось дать плоды. Он понимал, что то, что он делает, лишено всякого смысла. Что любой, кто застанет его за этим, определенно скажет: "О, это тот бедный старик, которого горе свело с ума". Пусть говорят, что хотят, думал Этован Елакка. Его никогда особенно не беспокоило, что говорят о нем другие люди, а теперь это беспокоило его еще меньше. Возможно, он действительно сошел с ума, хотя он так не думал. Несмотря ни на что, он намеревался все равно продолжать свои утренние прогулки. А что еще ему оставалось делать?

В течение первых недель после смертоносного дождя садовники хотели убрать погибшие растения, но он приказал им не трогать ничего, потому что надеялся, что многие из них были всего лишь повреждены, и в скором времени примутся снова, сразу, как только оправятся от воздействия того отравляющего вещества, которое принес с собой пурпурный дождь. Спустя некоторое время даже Этовану Елакке стало ясно, что большинство из деревьев погибло, что из старых корней не возникнет новой жизни. Но к этому времени садовники начали исчезать, и скоро их осталось так мало, что их едва хватало для выполнения необходимых работ на тех участках сада, которые выжили. Им было не до вырубки и уборки мертвых растений. Сначала Этован думал, что и один справится с этой печальной работой, что он будет потихоньку, не торопясь, как позволяло время, убирать умершие деревья, но масштаб работы так поразил его, что он вскоре решит оставить все как есть. И погибший сад стал чем-то вроде посмертного памятника прежней красоте.

Однажды на рассвете, уже много месяцев спустя после того как выпал пурпурный дождь, Этован Елакка, проходя медленно по своему саду, обнаружил любопытный предмет, торчавший из земли на грядке пинпины. Это был отшлифованный зуб какого-то большого животного. Он был пяти или шести дюймов в длину и острый, как кинжал. Елакка выдернул его, озадаченно осмотрел и положил в карман. Немного дальше, среди муорнов, он нашел еще два зуба такого же размера, всаженные в землю на расстоянии примерно в десять футов один от другого. Этован Елакка спустился по склону к полям погибшей стаджи и в отдалении увидел сначала три, а затем еще два и чуть дальше еще один зуб, так что вся группа имела форму ромба и покрывала довольно значительную часть его земли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});