Курская битва: хроника, факты, люди. Книга 2 - Виталий Жилин

«В июне 1942 года, — говорит Ленговский, — мой старший брат Антек получил повестку о явке на призывной пункт и не явился. Через три дня пришли немецкие полицейские, которым брат ответил, что в Польше он воевал против немцев, а теперь вместе с немцами воевать не пойдет. Здесь же в хате Антек был расстрелян. Через месяц такую же повестку получил я».

Крайне острая нужда заставила Гитлера вернуть в строй солдат, признанных после ранения негодными к несению строевой службы. Пришлось также пустить в ход необученных рекрутов. Группа таких воителей в количестве 33 человек из 248-го запасного учебного батальона пролежала 10 августа день в обороне в районе Щетинино и потом сдалась в плен. Старые солдаты скептически смотрят на поступающее к ним пополнение. Пленный солдат из 8-й роты 308-го полка 198-й пехотной дивизии Бернгардт Кульман признается, что его с товарищами встретили в части неприветливо. «Нас было в роте, — говорит он, — 15 человек, присланных 26 августа из запаса. Старики ставили нам в укор нашу неопытность. Они говорили, что мы плохо обучены и что большой помощи от нас ожидать нечего». Судя по тому, что рассказал о себе Кульман, от него действительно нельзя было ожидать подвигов. По каким-то неписаным правилам, о которых ему в запасной роте сообщил офицер, он как единственный сын своих родителей не должен был попасть на передовые позиции. Когда роту 26 августа послали в оборону, Кульман обратился с этим вопросом к командиру своего отделения, а последний к командиру роты. Что мог ответить на это командир? Кульман остался на передовой линии. «Я, — говорит он, — пришел в оборону в состоянии полного безразличия, ибо пуля идет от бога и может настигнуть меня везде».

Острота создавшегося в августе положения заставила немецкое командование прекратить отпуска, которые солдаты получали до последнего времени. В письме, взятом на поле боя в районе Уды, принадлежащем обер-ефрейтору Шиллеру (полевая почта 28183) и адресованном в Вену Лизе Трамплер, написано: «Я хотел сейчас ехать в отпуск, но отпуска прекращены вследствие больших потерь. Нахожусь вблизи Харькова и участвую в победоносном отступлении». Фрицы уже привыкли отступать и, даже, пытаются по этому поводу шутить.

Известно, что после оставления Харькова, противник приложил много усилий, чтобы удержать позиции, обеспечивающие ему пути отхода на запад. На некоторых участках немцы оказали большое сопротивление нашим наступающим частям. Те мероприятия, которые немецкие офицеры применили, чтобы согласно приказу германского командования, удержать позиции в районах Коротич и Люботин, оказали тяжелое воздействие на солдат. Это особенно относится к пополнению, которое получил в конце августа полк «Дэр Фюрер» эсэсовской дивизии «Дас Рейх». Сдавшийся добровольно в плен 28 августа солдат этого пополнения Иозеф Лебеода по этому вопросу показывает:

«Три дня назад нас прислали в 6-ю роту. Командир отделения передал нам приказание командира роты держать позиции до тех пор, пока не ворвутся русские танки вместе с пехотой. В первые два дня ваши минометы нас так обстреливали, что не было никакой возможности подвозить нам пищу. Мы изголодались так, что солдаты стали говорить: „Черт возьми, скорее бы пришли русские и нас перестреляли“». Часть солдат из группы, сдавшейся в плен вместе с Лебеодой, признаются прямо, что в плен пошли потому, что трое суток не ели. Характерно, что они пришли с листовками, в которых была напечатана ежедневная норма продовольствия, установленная советскими законами для военнопленных.

Бернгардт Кульман рассказывает о переживаниях солдат его роты, в связи с приказом держать позиции, следующее: «Мы заняли позиции, которые до нас держали эсэсовцы. Командир роты нам это сообщил и прибавил, что мы обязаны удержать эти позиции, пока не будет приказа об отходе. В течение трех дней боя, в котором я участвовал, мы чувствовали на себе больше всего минометный огонь русских. Нельзя было высунуть голову из окопа. Солдаты говорили между собой о том, что они этого не выдержат и думали, что вот-вот начнется наступление русских. Из командного пункта роты поступило приказание приготовить гранаты. Офицеры угрожали расстрелять на месте каждого, кто самовольно оставит окоп. Наши минометы отвечать стрельбой не могли. Один был разбит вашим огнем, другие не должны были обнаружить себя стрельбой до определенного момента. Все солдаты оставались на месте до приказа об отходе, который последовал 28 августа. Командир отделения объяснил нам причину отхода тем, что дальше невозможно держаться. Как восприняли это мои товарищи — не знаю, но я почувствовал облегчение. В течение первых двух дней мои нервы сдали, несмотря на то, что были всегда очень прочны».

Таким образом, сопротивление немецких войск в районах Коротич и Люботин было достигнуто офицерами применением чрезвычайных мер.

7.

Гонимые с украинской земли оккупанты дают полную волю своей разнузданности. Гражданка из освобожденного в конце августа поселка Ударный, Ольга Егоровна Подлипная, рассказывает, что в последние дни пребывания в поселке солдаты ночью врывались в хаты и требовали, чтобы их вели к 17-летним «паненькам».

«Все время, — говорит Подлипная, — на улицах поселка было хмуро. Нельзя было увидеть ни одной девушки. Теперь еще не прошло и недели, как отсюда выгнали немцев. Поэтому я с непривычки удивилась, когда увидела, как наши девчата пляшут вечером на улице под гармошку». Подлипная рассказывает, как один немец ввалился в ее хату и забрал дамские туфли, как другой немец в поисках сметаны залез рукой в горшок с супом, который стоял у нее в печи. В ответ на упрек хозяйки солдат что-то пробормотал и ушел. Немцы в последнее время особенно злились и грабили. К Подлипной пришли забирать корову, угрожая в противном случае сжечь хату. Несмотря на то, что селяне угнали своих коров в лес, немцам все же удалось забрать в Ударном 6 коров. В селе Полевое у крестьянки Анны Цимбал грабители взяли корову, у ее соседки Анны Григорьевны забрали шелковую юбку, отрез шелковой материи и много другого добра, которое она нажила, когда работал на советском заводе в Харькове.

Немецкие солдаты, по-видимому, не скрывают свои воровские похождения от родных. Пресловутая тетя Христина из Франкфурта-на-Майне, посылая своему племяннику на Восточный фронт посылку, пишет:

«Это все-таки не то, что русские куры, которые тоже не всегда, ведь, есть возможность кушать. Правда, если бы, милый Михель, такая возможность представлялась часто, то ты справился бы с этим. Не так ли?». Ариец настолько привыкает воровать, что когда приезжает в Германию, то продолжает по привычке обкрадывать своих земляков. Эсэсовцу Гергардту Рэссэлю (полевая почта 48314 Д) в письме от 9.8.43 г. из Гинзбурга жена пишет:

«Время от времени мы должны подходить к окну, ибо военные занимались у нас во дворе и очистили сараи, так как нуждались в разных вещах».

Гитлеровский грабеж мирного населения на Украине давно уже достиг своего предела. Рассказы селян освобожденных нами районов об этом грабеже будут в свое время собраны и составят многочисленные книги о злодеяниях немецких прохвостов. К этим памятникам позора и бесславия врагов человечества мы приобщим также их собственные признания. Перед нами документы, говорящие о том, что серо-зеленая солдатня настолько разгулялась, что даже их офицеры не в силах умерить затеянный ими грабеж. Бесшабашное воровство солдат мешает их начальникам организованно обирать население. Один из приказов немецких властей на Украине отмечает, что продовольствие, которое так «беспорядочно» отбирают солдаты у населения, необходимо не только для немецкой армии, но прежде всего для снабжения Германии. Иначе говоря, хлеба, взращенные потом и кровью украинцев, должны уйти во чрево толстозадых немок. Приказ № 7 от 15 апреля 1943 г. комендатуры села Поповка проявляет бандитский характер продовольственных экскурсий солдат…

«Установлено местной комендатурой, — говорится в приказе, — а также многочисленными жалобами старост из вокруг находящихся населенных пунктов, что так называемые организующие группы, в количестве 4–5 человек, насильно отбирают в Поповке и в других пунктах продукты первой необходимости (яйца, муку, птицу), большей частью под угрозой наказания от имени местной комендатуры. В одном населенном пункте, даже ночью, было отобрано два теленка и племенная свинья».

Тут оккупанты выдают себя с головой. От имени комендатуры солдат может обирать мирного жителя потому, что этот житель привык смотреть на комендатуру, как на один из «организующих» органов гитлеровского режима. Фашистские чиновники сумели вызвать хулиганский дух фрица. Но они не знают, какими заклинаниями его можно умерить. Правитель белгородской комендатуры в приказе № 9 от 25.5.43 г. растерянным голосом обращается к войсковому начальству: «Прошу командиров соединений еще раз указать войскам, что запрещается что-либо организовывать и отбирать у гражданского населения».