Незалеченные раны. Как травмированные люди становятся теми, кто причиняет боль - Ахона Гуха

это паттерны поведения обидчика. Многие люди, причинившие отношенческую травму, в разное время дарили жертве любовь, поддержку и положительное подкрепление в рамках отношений. Это часто приводит к тому, что жертвы решают забыть об эпизодах жестокого обращения или просто не обращать на них внимания, потому что в целом в отношениях они чувствуют близость к партнеру и заботу с его стороны. Это обычно называют циклом насилия интимного партнера: постепенное нарастание напряжения, взрыв, выражение сожаления, извинения и любовь, но затем цикл начинается сначала. Насилие такого типа не всегда является намеренным и продуманным. Виновные действительно иногда жалеют о содеянном и пытаются прекратить насильственные действия, но им это не удается, поскольку они не понимают, чем эти действия вызваны и как изменить свое поведение.

Жертвам особенно сложно понять проявления сожаления и любви, а также принять факт насилия, особенно когда они отчаянно хотят верить, что виновный их любит и обязательно изменится. «Как он(-а) может причинять мне боль и при этом говорить, что любит меня?» – вот распространенный вопрос.

У некоторых жертв нет иного выбора, кроме как смириться с насилием. Дети, которые подвергаются эмоциональному, физическому или сексуальному насилию со стороны родителя/опекуна, обычно полностью зависят от этого человека. Психологически и физически ребенок не может принять, что человек, который любит его и заботится о нем, причиняет ему вред.

Травмы, которые остаются нераспознанными и неназванными жертвой и системами вокруг нее, лишают жертву поддержки, из‑за чего нормальные процессы восстановления (рассказ о своей ситуации и поиск помощи) становятся невозможными. Я хочу отметить, что это утверждение не является обвинением в адрес жертвы. Зачастую виновные активно пытаются сделать так, чтобы жертва даже не поняла, что к ней применяют насилие. Некоторые типы насилия сложно распознать, и им трудно найти определение в обычном лексиконе. Многие системы, институты и культуры так устроены, что они замалчивают насилие и прячут виновных, как это было с католической церковью, укрывавшей священников‑педофилов. Такое поведение не осталось в прошлом: когда я вижу, с какой ожесточенностью некоторые СМИ защищают обладающих властью мужчин, обвиняемых в насилии, я понимаю, сколько работы нам предстоит проделать.

Распространенные посттравматические симптомы могут принимать несколько форм. Многие мои травмированные клиенты замечают когнитивные изменения (изменения в мышлении). Типичные примеры включают:

«Я не могу перестать думать о том, что произошло».

«Я больше не могу ни на чем сосредоточиться».

«Я постоянно тревожусь».

«Я часто думаю, что люди хотят причинить мне вред».

«Я виню себя во всем».

Также распространены аффективные реакции (симптомы, связанные с самочувствием человека, например тревожность или гипербдительность). Негативные эмоции, например ужас, гнев, страх или печаль, могут быть связаны с самим травматическим событием, но они также могут проявиться в повседневной жизни. Человек может переживать более сильные чувства, чем обычно, или быструю смену разных эмоций, а также ощущать себя оцепенелым, раздраженным, отчаявшимся или печальным. У кого‑то возникают изменения в поведении (например, отстраненность от общества или проблемы со сном).

Все это нормальные симптомы, которые появляются у жертвы, и они помогают разуму и телу отдохнуть после травмы, создать нарратив и объяснить случившееся, защититься от угрозы и интегрировать произошедшее в свое мировосприятие и убеждения. Эти симптомы начинают вызывать проблемы, когда они сохраняются слишком долго. В DSM-5 говорится, что человека признают соответствующим диагностическим критериям ПТСР, если симптомы расстройства продолжаются больше месяца.

У всех нас разный базовый уровень настроения, мыслей и поведения, поэтому имеет смысл замечать изменения в привычном базовом уровне, когда вы пытаетесь понять посттравматические изменения. Этот процесс обычно тяжело дается людям, пережившим насилие в детстве, поскольку в результате этого вида насилия личность и жизнь человека могут быть полностью сформированы травмой. В таких случаях бывает сложно определить преморбидный (тот, который был до получения травмы) базовый уровень. Работая с клиентами, пережившими эмоциональное, физическое или сексуальное насилие в детстве, я обращаю внимание на мыслительные паттерны или чувства, которые особенно трудно поддаются контролю или вредят нормальному функционированию.

Например, гипернезависимость, сдержанность и ощущение собственной дефективности у Сьюзи сформировались в раннем детстве и стали неотъемлемой частью ее личности. У нас не было возможности определить базовый уровень, с которым можно было бы проводить сравнения, поэтому вместо этого мы постарались понять, в какие моменты эти паттерны доставляли больше всего проблем и как нам начать их менять.

Вообще говоря, если у кого‑то появляются значительные изменения в настроении, чувствах, мыслях и поведении после травмы, скорее всего, это реакция на травму. В идеале эти симптомы проходят, если позволить проявиться нормальным чувствам, которые человек испытал после получения травмы (злость, страх, печаль и т. д.), обратиться за помощью, получить воодушевляющую обратную связь от других людей («Разумеется, в этом не было твоей вины, и ты справился(-ась) с этой ситуацией наилучшим образом») и высказаться. Эти чувства и изменения абсолютно нормальны после травматического события, и движение вперед (а иногда и назад) через них является неотъемлемой частью процесса восстановления.

В какой момент восстановления после травмы можно застрять?

Есть несколько причин, по которым процесс восстановления может застопориться. Как уже было сказано, когда событие сразу не распознается как травматическое и человек лишается возможности высказаться и получить помощь, это событие отрицается. Оно игнорируется, вытесняется из сознания и начинает постепенно «гноиться» до тех пор, пока какой‑то триггер не активирует травматическое воспоминание и у человека не происходит сильная реакция, обусловленная травмой, на относительно безвредное событие. Сьюзи заметила, что ее часто охватывал страх, когда кто‑то произносил слова «недостаточно хорош(-а)». Ее мать часто употребляла эту фразу, и она вызывала у Сьюзи сильную эмоциональную реакцию, поскольку ее беспомощность и страх внезапно активировались.

Работая с клиентами, я часто использую аналогию с открытой раной. Травма – это психологическая рана. Как, по вашему мнению, затянулась бы физическая открытая рана, если бы вы просто игнорировали ее и продолжали заниматься своими делами? Возможно, она бы инфицировалась, но, даже если бы этого не произошло, вы наверняка испытывали бы сильную боль. В итоге рубцовой ткани образовалось бы гораздо больше, чем могло бы при условии своевременного обращения за медицинской помощью.

Отношенческие травмы, полученные в детстве, обычно формируют личность, мысли и чувства человека, и приводят к множеству проблем, которые проявляются очень рано, остаются незамеченными и усугубляются в течение жизни.

Тревожность – хороший пример: она часто возникает после получения травмы как вполне понятный способ заметить угрозу и отреагировать на нее, однако со временем она может стать неотъемлемой частью личности человека и распространиться на целый спектр ситуаций. В результате человек