Холли внутри шторма - Тата Алатова

себя: а это вообще нормально, что покойники творят что хотят?

— Он здесь, — уже в третий, наверное, раз, повторила она разъяренной вдове, — просто… не хочет выходить.

— Что значит — не хочет? — опешила Вероника. — Как это — не хочет? Это неприемлемо! Я буду жаловаться! Я заплатила большие деньги за то, чтобы мой муж являлся передо мной по первому требованию — в любую ночь! Каждую ночь!

— Да, это совершенно неприемлемо, — согласилась Тэсса задумчиво. Надо бы написать в своем завещании, чтобы ее не вздумали хоронить на подобном кладбище. Вдруг найдется еще один одержимый псих, кто, подобно Веронике, будет относиться к ее зомби как к дрессированной собачке.

Странно, если подумать, но Тэссе нравилось, что Малкольм проявлял своенравность. В этом было что-то куда более правильное, чем в тупой покорности.

Понять бы еще, отчего все это происходило.

И почему именно Малкольм?

Если из могилы выберется Алан Райт, брат Фрэнка, то последний словит сердечный приступ. Он так ни разу и не призвал Алана, предпочитая, чтобы мертвые оставались мертвыми и не имели дела с живыми.

Вероника вдруг пнула ногой ни в чем не повинную могильную плиту Малкольма, а потом и вовсе на нее плюнула.

— При жизни мне нервы мотал — и после смерти продолжает, — пожаловалась она, — делай что хочешь, Тэсса, но почини это!

— Может, так лучше? Ты научишься жить заново. Вероника, вас как будто двое в одной могиле.

— Тебя забыли спросить, — обиделась она и пошла к морю, доверяя свои стенания ветру.

А Тэсса пожала плечами и направилась домой, спать.

С некоторых пор она приноровилась передавать управление делами Фрэнку или Холли, в зависимости от ситуации. Просто выключала в себе Тэссу Тарлтон, падшего инквизитора, привыкшего вести расследования и бороться с монстрами. И спрашивала себя: а как бы сейчас поступил бывший заключенный или сумасшедший художник?

Сегодня ей нужен был Холли с его базовым доверием к миру. Если Тэссу чему и научил этот чокнутый, так это тому, что некоторые вещи просто случаются. Не надо пытаться понять их, разобраться в причинах, постичь смысл. Лучше всего просто довериться течению и посмотреть, что будет дальше.

Быть кем-то другим, но не собой, помогало отлично.

На следующее утро Холли Лонгли проснулся от тишины, которая явно принадлежала обеденному времени. Такая тишина не могла быть порождением утра — всегда суетливого, нервного, куда-то опаздывающего.

Нет, эта тишина была ленивой и умиротворяющей, расслабленной и сытой.

Потянувшись как следует, Холли выглянул в окно. Он не признавал штор даже в таких удушливых городах, как Нью-Йорк или Лондон — стены-стены, — и уж тем более не собирался занавешивать Нью-Ньюлин с его невероятными пейзажами.

За стеклом серой мелкой рябью простиралось море, бесконечное, безграничное, вечное, великое. То, перед чем робел даже Холли, а уж он-то не признавал авторитетов.

— Привет, — сказал морю Холли и для верности помахал рукой.

Натянул джинсы и поднялся наверх, в башенку.

— Я не понял, — сказал оскорбленно, — где мой утренний стакан воды в морду? Что еще за равнодушие?

Призрак, вопреки обыкновению, не вязал шарф, а плел какую-то паутинку из волос, напевая себе под нос.

— Тэсса за тебя заплатила, — сказал он добродушно, — локоном человека, который ни жив, ни мертв.

— То есть своим собственным? — мрачно уточнил Холли.

— Тэсса Тарлон определенно жива, — возразил призрак, далекий от метафор и символизма.

— Ну да, — пробормотал Холли, вовсе не уверенный в этом.

Живой человек — тот, кто ходит, дышит, принимает какие-то решения? Или тот, кто чувствует и не боится радоваться?

— Что именно ты сейчас делаешь? — спросил он.

— То же, что и всегда, — ворчливо ответил призрак, — приглядываю за мертвецами. Такая уж у меня работа — смотритель кладбища.

— Ну ты вроде как уже ушел на пенсию. Забыл, наверное?

— Глупости, — рассердился он, — я просто умер! Это совершенно не повод пренебрегать своими обязанностями!

Вот когда Холли умрет — он после этого и пальцем о палец не ударит. Будет возлежать в золотом саркофаге и слушать, как человечество рыдает от невосполнимой потери.

— Ладно, — пробормотал он, — развлекайся.

После чего забрал пустое блюдечко из-под молока — должно быть, Тэсса с утра принесла его, — и пошел умываться.

У него было Очень Большое Дело: уговорить Мэри Лу угостить его куском торта.

Нельзя же оставаться без сладкого два дня подряд! Это совершенно никуда не годится!

Быстро приняв душ и одевшись, Холли натянул куртку Тэссы (ему нравилось носить ее одежду, такая попытка забрать ее немного себе) и целеустремленно зашагал к «Кудрявой овечке».

Это была очень решительная походка очень занятого человека, и каждое разумное существо сразу бы поняло, что нельзя останавливать того, у кого такая походка.

Но женщина, стоявшая возле потрепанной машины прямо на дороге, очевидно, не была разумным существом.

— Простите, — проговорила она голосом человека, который привык за все извиняться. — Это Нью-Ньюлин? Я правильно приехала?

Она обнимала за плечи двух совершенно одинаковых рыжих девочек лет этак двенадцати.

— Что? — закричал раздосадованный Холли. — Опять? Разве на мне написано: туристический указатель? Почему все новички липнут именно ко мне? Разве непонятно, что я не какой-то там дружелюбный бездельник, готовый отвечать на всякие дурацкие вопросы? Нас что, внесли в каталог «Сто самых гостеприимных деревень Британии»? Почему вообще Нью-Ньюлин принялся пускать в себя всех подряд? Я…

Тут ему пришлось замолчать, потому что шарф на его шее вдруг ожил, приподнялся и плотно замотал ему рот.

Рыжие девчонки одинаково захихикали.

Переполошившись — не каждый день на тебя нападает собственный шарф, — Холли приготовился упасть в обморок. Изящно так.

Но тут неизвестно откуда появилась Тэсса (кажется, от домика невыносимой Бренды), и шарф тут же присмирел, опал и прикинулся тряпочкой.

— Вот ты где, — сказала Тэсса деловито, небрежно кивнув женщине, — мне нужна твоя чековая книжка. Бренда хочет оплатить альпак прямо сегодня.

Она вела себя так, будто ничего не произошло. Возмутительно! Неужели Тэсса не поняла, какой опасности Холли подвергался?

— Простите, — снова заговорила женщина виновато и нервно. — Мне нужно в Нью-Ньюлин.

— Ну разумеется, — терпеливо проговорила Тэсса с интонациями железнодорожного служащего, в сотый раз объясняющего, как пройти на нужную платформу. — Чековая книжка, Холли!

Девчонки уставились на Тэссу с явным злорадством, земля у