Дамы и господа - Людмила Третьякова

Разумеется, Павла научили играть в карты. К нему приходили друзья, рассчитывавшие на его горячий, увлекаю­щийся темперамент и на деликатность, побуждавшую давать отыграться тому, кто проиграл ему крупную сумму…

Огромное и все прибывающее богатство делало Демидовых объектом пристального внимания придворных кругов. Любое происшествие в их семье, порою обрастая фантастическими подробностями, на все лады обсуждалось в гостиных. Это очень тревожило Аврору — менее всего ей хотелось, чтобы у людей, облеченных властью, и в первую очередь в император­ской семье, о Павле сложилось мнение как об отпетом шало­пае. Но сын, невзирая на увещевания матери, продолжал свое: он будто притягивал к себе разного рода неприятности.

Однажды после очередной пирушки, которая кончилась за полночь, Павел с приятелями решили прокатиться по ночному Петербургу. Все были сильно навеселе. Их экипаж то и дело останавливался возле городовых, в результате чего стражи порядка оказывались насильственным путем запертыми в своих полосатых будках. Их неистовые крики и ругательства будили горожан.

Ночное развлечение закончилось для веселой компании трехдневным заключением в карцер и большим штрафом, который Павел, объявив себя зачинщиком этой затеи, за­платил за всех.

* * *

Лето Аврора с сыном обычно проводили в Финляндии. Этот несуетный край, близость родных людей дарили ей ни с чем не сравнимую радость и душевное спокойствие.

С детства мать, любившая повторять: «Дьявол всегда най­дет занятие праздным рукам», приучила Аврору, как и других своих детей, не сидеть без дела. Для них, уже взрослых, это стало жизненной необходимостью, и теперь Аврора, самая богатая женщина империи, засучив рукава и надев передник, погружалась в хозяйственные заботы. Ее пристрастием было разведение цветов, декоративных кустов, вьющихся растений. Суровый, с холодными ветрами и дождями, климат только подстегивал энтузиазм Авроры. Книги и журналы, выписанные из Европы, подсказывали ей массу идей, которые хотелось воплотить в жизнь в маленьком уютном Трескенде.

Пользуясь погожими днями, с раннего утра и до су­мерек, прерываясь лишь на короткий послеобеденный отдых, Аврора с помощниками расширяла и улучшала свое садоводческое хозяйство. На плоских, без единого взгорка участках устанавливались и обсаживались вьюнами перголы, беседки, которые придавали местности романтический вид. Возле громадных валунов разбивались клумбы, устраива­лись небольшие водоемы с перекинутыми через них изящ­ными мостиками. Видя, как ладится дело, как все вокруг преображается, Аврора чувствовала огромный прилив сил. В Петербурге ничего подобного с ней не бывало. Она пом­нила ту усталость, тот сумбур в мыслях и чувствах, с какими она обычно возвращалась со светских увеселений.

…Вокруг Трескенде располагались хутора. Крестьяне жили бедно. Болезнь кормильца, недород, пожар или падеж скота становились для них катастрофой. Разбогатев, Аврора взяла за правило помогать неимущим. Выходило так, что ее вмешательство требовалось постоянно. Отправляясь по делам благотворительности, она нередко брала с собой и Павла. Ей хотелось, чтобы он не из сентиментальных кни­жек, а сам узнал, как по-разному живут на земле люди.

Зрелище человеческих бедствий тягостно. Оно омрачает собственную жизнь, какой бы благополучной она ни была. Иногда, после дневных хлопот, у Авроры не было настро­ения ехать веселиться к кому-нибудь из соседей. И она оставалась в кругу близких, предаваясь неспешной беседе, чтению книг, прочим тихим занятиям.

…Но время шло, и Аврора понимала, что такая полу­сельская жизнь, лишенная ярких впечатлений, может пока­заться Павлу скучной. Совсем недавно, подростком, он с удовольствием отправлялся с ней в Трескенде, радуясь, что на просторе будет ловить рыбу и с местными охотниками поджидать зазевавшихся уток.

Такие денечки миновали — ее мальчик вырос. У него появились другие желания. А потому Аврора решила так: одну половину лета они проводят по-прежнему в Финлян­дии, другую — во Франции.

Париж! Прибыв сюда, госпожа Демидова ввела сына в дома русской знати, подолгу жившей на берегах Сены. Павел был представлен людям, имевшим большой вес во французском обществе и даже в императорской семье. Но куда более интересным для молодого человека ока­залось знакомство с Парижем художественной богемы и прелестных, не обремененных излишней стеснительностью актрис.

Дядюшка Анатоль чувствовал себя здесь как рыба в воде и, получив подкрепление в виде обаятельного, веселого племянника, быстро приохотил его к парижским радостям.

Разница в возрасте, правда, не такая уж и большая, не мешала обоим Демидовым отлично понимать друг друга. Они оказались весьма схожи не только в интересе к достопримечательностям «столицы мира», но и в пристрастии к прекрасному полу, а также к безудержному мотовству.

Порой Аврора по нескольку дней не видела сына, полу­чая от него лишь записочки с просьбой не беспокоиться: он в высшей степени жив и здоров. Такого рода сообщения не слишком успокаивали ее: она уже мечтала, чтобы универ­ситетские каникулы поскорее закончились и настало время ехать домой.

Но, увы, по возвращении в Россию Аврора поняла, что невские берега для ее сына не менее опасны, чем берега Сены. Как и следовало ожидать, жизнь в Париже не прошла для Павла бесследно. Ее сын приобрел налет фанфаронства и изящной небрежности. Элегантный, одетый по последней парижской моде, Павел в любом обществе притягивал к себе женские взгляды и нередко вызывал в мужском кругу зависть и раздражение. К тому же он, добряк по природе, если его задевали за живое, мог вспыхнуть как порох и уж тогда не помнил сам себя. Этого, чисто демидовского, свойства харак­тера мать всегда боялась, и, как оказалось, не напрасно.

…В тот весенний день 1860 года она уже с утра была беспричинно, казалось, встревожена, не находила себе места и не покидала дома, несмотря на множество запланирован­ных дел. От прислуги ей стало известно, что Павел уехал еще спозаранку. Куда? Никто не мог дать ответа. Лекции начинались много позже. В ответ на ее расспросы горничная сказала, что видела барина, стоявшим у дверей материнской спальни. Он словно прислушивался, не поднялась ли она, и, минуту-другую потоптавшись, быстро спустился вниз. В вестибюле Семен накинул ему на плечи студенческую шинель и, как всегда, перекрестил вдогонку.

Словом, ничего в этот день необычного замечено не было. Но беспокойство не покидало Аврору. Она все ходила вдоль больших окон зала на втором этаже, откуда хорошо просматривалась улица с пешеходами, идущими по тротуару на противоположной стороне, и темные короба экипажей, шум от которых то усиливался, то затихал.