Смерть или Слава - Владимир Васильев

Оперативный клин армады приготовился к неожиданностям. Конечно, Рой – союзник свайгов. Но когда вдруг находится корабль самой могущественной расы, известной на сегодня, может мигом рухнуть любой союз.

– Поправка: два корабля-матки! – доложили сканировщики. – Поправка: три!

Сканировщики вносили поправки еще три-по-восемь и три раза. Много кораблей Роя, и не просто кораблей – кораблей-маток.

– Запрос на связь, мой премьер! – доложил связь-подклан. – От Роя.

– Канал на Галерею открыт?

– Еще нет, мой премьер! Но вот-вот откроется…

– Отвечайте, – приказал Ххариз и проворчал вполголоса, шевеля гребнем: – Хоть палить сразу не начали, и на том спасибо…

В проекционном стволе сгустилось изображение представителя Роя.

– Да окрепнет союз! – провозгласил Рой.

Ххариз облегченно расслабил гребень. Все в порядке. Рой нападать не станет – иначе их представитель не произнес бы обычного приветствия. Рой не лжет и не лицемерит. Кажется, Рою вообще неведомо понятие лжи. Впрочем, ложь других рас они распознают и понимают. Но сами – никогда не лгут.

По крайней мере не лгали восьмерки и восьмерки восьмерок нао.

– Да окрепнет, – отозвался премьер, разглядывая представителя – особь Роя, способную воспринимать речь союзных рас и транслировать ответы матки.

Рой имел строжайшую пирамидальную структуру, разветвляющуюся только на низших уровнях, на уровнях специализированной деятельности. Солдаты Роя, рабочие Роя, строители Роя – это низшее звено. Гонцы, коммуникаторы, инженеры, навигаторы – ступенью выше. Матки-стратеги – еще выше, у этих прямая связь с матками высших уровней. А на самой вершине – верховная матка Роя, которая и есть Рой. Особняком – ученые-исследователи, тоже своего рода матки.

Отчасти Рой был цельным живым существом, очень сложно организованным. Существом, состоящим из миллионов субсуществ. И в то же время разум Роя не являлся коллективным разумом всех маток.

Рой не нужно было пытаться понять. К нему нужно было просто привыкнуть.

– Именем Галереи сат-кланов Свайге, приветствую дружественный Рой! – сказал премьер без особой радости. Себя он не называл – Рою это не нужно. Рой общается только с Галереей, кто бы ее не представлял. Безразлично, солдат или адмирал.

– Рой приветствует Галерею Свайге и выражает надежду, что чужой корабль пополнит копилку знаний Свайге и Роя. Рой считает изучение чужого корабля архиважным делом и поспешил прислать квалифицированных экспертов. Рой просит огласить время начала исследований, уступая Галерее Свайге, первой обнаружившей чужой корабль, право самостоятельно назначить это время. Да окрепнет союз!

Гребень Ххариз даже не шевельнулся, хотя премьер-адмирала нельзя было счесть спокойным вполне.

– Галерея даст исчерпывающий комментарий в ближайшее же время. Да окрепнет союз!

– Да окрепнет. Рой ожидает и напоминает: ожидание не может длиться слишком долго.

Представитель Роя растворился в зыбкости ствола.

«Да ведь это прямая угроза, – подумал Ххариз озабоченно. – Рой открытым текстом дал понять, что не намерен оставаться в стороне и готов заполучить корабль Ушедших силой. Как бы их не спровоцировать ненароком…»

Премьер обернулся к экрану с бравым адмиралом.

– Надо же! – с некоторым изумлением сказал Шшадд Оуи. – Они уже почуяли вкус нашей находки! Быстро. Я бы даже сказал – оперативно.

Премьер устало вздыбил чешую на теле.

– Да. Не откажешь Рою в оперативности. Впрочем, глупо было бы ожидать, что такое событие ускользнет от внимания остальных рас союза. Глубина, да за право исследовать корабль Ушедших любая раса отдала бы половину имеющейся энергии!

– Но что скажет Галерея? – Шшадд задумчиво пошевелил кончиком прижатого гребня. – Со стороны это выглядит очень неприглядно: мы не сумели сохранить находку в тайне.

– Никто не сумел бы сохранить подобную находку в тайне, – ответил премьер; пузырь на его шее еле заметно дрогнул. – Галерея спрогнозировала визиты всех представителей союза в течение восьми нао.

Шшадд облегченно расслабился. Что ж… С Галереи виднее.

Адмирал тоже не верил, что находку получится скрыть. С самого начала не верил. Поэтому сразу же отправил депешу на Галерею.

– Мой премьер! На подходе модульный крейсер а'йешей! – доложили сканировщики. – Семь-по-восемь и две модуль-базы. Ожидаемое время прокола барьера – одна восьмая нао.

– Начинается… – проворчал премьер. – Точнее, продолжается…

И – громче:

– Связь-подклан! Где скоростной канал на Галерею? Гребни отрежу!!!

Связисты заверили, что канал вот-вот откроется; а сканировщики уже засекли новое возмущение за барьером. Пространство вокруг отдаленной звездной системы на краю спирального рукава гнулось и искривлялось.

Слишком много боевых кораблей направлялось сюда. И слишком велика была их суммарная масса.

«Конец планете, – грустно подумал Ххариз Ба-Садж, премьер-адмирал клина. – А жаль: Шшадд говорил, что там оч-чень симпатичные островки с оч-чень симпатичными бухточками.»

Премьер мечтал выкроить время, взять малый истребитель, вручную увести его вниз, к поверхности, сесть, и искупаться в настоящем океане. С настоящей соленой водой. Поплавать, понырять, попробовать на вкус местную рыбу.

Но он уже понимал: ничего подобного в этот раз не случится. Планета доживала последние нао, последние дни. Скоро искажения метрики станут выплескиваться в виде мощных энергетических прорывов. Планету просто расколет на части, а местная звезда досрочно завершит очередной период жизни, период свечения.

– Кто приближается?

– Цоофт, мой премьер! Целый флот. Больше, чем восемь-по-восемь ударных крейсеров цоофт, мой премьер…

Ххариз Ба-Садж досадливо шевельнул гребнем и отогнал посторонние мысли. Пока нет прямой связи с Галереей вести переговоры с союзниками предстоит ему. А это вовсе не так просто, как может показаться со стороны.

7. Роман Савельев, старатель, Homo, планета Волга.

«Саргасс» трудолюбиво несся по параболе. Хорошо, что я оставлял в памяти штурмана старые, проверенные траектории – хоть и редко, но приходилось иногда заглядывать к немногочисленным друзьям-старателям на своей скорлупке. Теперь только на ее быстроту и надежда.

Удивительно, но у меня все-таки есть друзья. Даже на нашей земной и околоземной помойке встречаются люди, к которым не боишься повернуться спиной. Их немного. Но они есть.

Может быть именно поэтому мы так и цепляемся – за жизнь и друг за друга? Может быть поэтому мы иногда заглядываем друг к другу на огонек, и хорошим тоном считается накормить гостя до отвала всякими деликатесами и напоить вдрызг? Может быть поэтому мы выручаем друг друга в тяжелые времена?

А ради чего еще жить, черт возьми? Если бы вокруг шастали только сволочи, я бы давно убрался на своем «Саргассе» куда-нибудь в необитаемые места. В глушь, робинзонить.

Одно удручает: друзей значительно меньше, чем сволочей. Увы.

Я поочередно вызывал Игоря Василевского, Юрку Смагина и Курта Риггельда. Точнее, вызывал их корабли. Но друзья-старатели в данный момент находились где угодно, только не на своих кораблях. Я шипел, ругался, умолял их ответить – все двадцать минут полета.

Тщетно.

Когда я свечой падал на заимку Василевского, я наконец оторвался от пульта и взглянул на экраны.

И вздрогнул. Купол заимки был пробит в нескольких местах, два из шести капониров – разворочены объемными взрывами. Покосившаяся решетчатая ферма микропогодника не рухнула только потому, что длинный шпиль-датчик зацепился за зубец спектролита от пробитого купола. Почерневший вездеход с гравиприводом слабо дымил на взлетной полосе – у Василевского был старенький, еще прямоточный планетолет класса «Хиус-II», похожий на гаванскую сигару. Я знал как выглядят сигары – Мишка Зислис с космодрома сигары обожал и постоянно выписывал их с Офелии за какие-то несусветные деньги.

Я сел прямо на полосу, достал бласт из кобуры и выбрался наружу. На толстый кольцевой нарост поглотителя.

Вездеход, что грудой закопченного металла и керамики торчал совсем рядом, не только дымил, но еще и мерзко вонял. Сквозь эту вонь явственно чувствовалась приторная примесь озона – из бластов тут попалили не слабо.

Я прыгнул на полосу, оглядываясь. Заимка Василевского располагалась в обширной котловине за первым Каспийским хребтом. Сейчас котловина была пуста, как отпечаток копыта в степи. Только разгромленная заимка, чадящий вездеход да мой трудяга-«Саргасс».

Нервно поигрывая бластом, я пробежался к куполу. И почти сразу увидел Семецкого.

Семецкий лежал на спине, остекленело вытаращившись в небо. Грудь его была разворочена тремя бласт-импульсами. Крохотный «Сверчок», маломощный бласт, валялся рядом с ладонью убитого. На ладони запечатлелся рифленый отпечаток чьего-то ботинка.