Звери в моей жизни - Джеральд Даррелл

– Агнесса, пойди сюда, посмотри – тигр в воде!

– О! Какой милый, правда?

– Интересно, зачем он туда забрался?

– Кто его знает. Может быть, пить хочет.

– Хорошо, а лежать-то зачем?

– Не знаю. Может, он больной.

– Не говори глупостей, Берт.

– Может быть, это водяной тигр. Особая порода, ну?

– Наверно, так и есть. Правда, он милый?

– Кинь ему хлеба, Берт.

Большая корка хлеба ударяет Рани по макушке, и тигрица с недовольным ворчанием поднимает голову.

– Не станет он его есть.

– Попробуй кинуть орех.

Честное слово, этот разговор не плод моего воображения. Я записал его дословно, и у меня есть свидетели. Зрелище распростертой в воде Рани рождало самые нелепые гипотезы в головах благородной британской публики. Теснясь вдоль отжима, посетители с напряженным вниманием глазели на тигрицу. Даже уличное происшествие не могло бы вызвать более жадного интереса.

До моей работы в Уипснейде я не представлял себе, как мало люди осведомлены даже о простейших фактах в жизни животных. Зато служителям полагалось знать все на свете. Тигры так и рождаются полосатыми? А львы укусят, если к ним войти? Почему у тигра есть полосы, а у льва нет? Почему у льва есть грива, а у тигра нет? А тигры укусят, если к ним войти? Почему белый медведь белый? Где водятся белые медведи? А они укусят, если к ним войти? Такие вопросы и сотни других нам задавали во все дни недели, иногда по двадцать-тридцать раз на дню. Когда наплыв посетителей бывал особенно велик, наша выдержка подвергалась серьезному испытанию.

Многие посетители, с которыми я разговаривал, удивлялись и явно разочаровывались, выяснив, что мы не ходим весь день на волосок от смерти в когтях льва или медведя. Поскольку я не мог похвастаться живописными шрамами, посетители считали меня чуть ли не шарлатаном. Попробуй убедить их, что жить среди этих зверей в общем-то совершенно безопасно, – воспримут как оскорбление. Одежда разорвана в клочья, голова окровавлена, но гордо поднята – таким они хотели бы меня видеть; в их представлении мой рабочий день должен был являть собой сплошную череду страшных испытаний. Вспоминая ту пору, я чувствую, что упустил отличный случай сколотить состояние. Мне бы располосовать свой халат, вымазаться кровью и каждые полчаса выходить, шатаясь, из тигровой ямы и небрежно замечать: "Адская работенка – чистить этого тигра", – я теперь был бы богачом.

Посетители в массе были для нас источником изрядных хлопот, а иногда и веселья. Два случая врезались в мою память на всю жизнь. Первый – когда один мальчуган, посмотрев, как я кормлю тигров, подошел ко мне с округлившимися глазами и полушепотом спросил:

– Мистер, а вас эти зверюги ели хоть раз?

И второй: красный от возбуждения мальчишка, подбежав к тигровой яме, глянул через барьер, увидел рыскающего взад-вперед Поля, повернулся к своей родительнице и крикнул:

– Мам! Мам, скорей иди сюда, погляди на эту зебру!

Через несколько дней после моего знакомства с Билли я снова встретил его. Он катил на дребезжащем древнем велосипеде по каменистой дорожке, ведущей к вольеру львов. Я только что расправился с густой крапивой, которая норовила заполонить дорожку, и устроил долгожданный перекур.

– Привет! – пронзительным голосом крикнул Билли, резко нажимая на тормоза, так что чуть не вылетел из седла.

Его длинные неуклюжие ноги уперлись в землю, губы растянулись в дурацкой улыбке.

– Привет, – осторожно отозвался я.

– Чем ты тут занят?

– С крапивой сражаюсь.

– Ненавижу эту работенку, – заявил Билли. – Обязательно обстрекаюсь, притом в самых неожиданных местах.

– Я тоже, – с чувством ответил я.

Билли беспокойно оглянулся по сторонам.

– Послушай, – произнес он заговорщицким шепотом, – у тебя сигаретки не найдется?

– Найдется. – Я протянул ему сигарету.

Он неумело закурил и принялся отчаянно дымить.

– Только никому не говори, ладно? Мне не разрешают курить.

– Далеко направляешься? – спросил я.

Билли поперхнулся дымом и закашлялся, из глаз его покатились слезы.

– Хорошая сигарета – это здорово, – хрипло вымолвил он.

– Не вижу, чтобы тебе было так уж здорово.

– Что ты, отлично!

– Ну, так куда же ты направляешься? – повторил я.

– Да вот тебя решил проведать, – ответил он, показывая на меня размокшей от слюны сигаретой.

– В самом деле? А зачем же я тебе понадобился?

– Старикан приглашает тебя сегодня вечером на стаканчик.

Я вытаращил глаза от удивления.

– Твой отец приглашает меня на стаканчик? – озадаченно переспросил я. – Ты серьезно?

Одержимый повторным приступом кашля после новой затяжки. Билли только лихорадочно закивал в ответ, тряся рыжей шевелюрой.

– Допустим, но с какой стати он приглашает меня на стаканчик? – продолжал я недоумевать.

– Полагает... – через силу выговорил Билли, – полагает, что ты будешь оказывать на меня благотворное влияние.

– Господи, я не собираюсь ни на кого оказывать благотворное влияние. И вообще, где же тут благотворное влияние, если я дал тебе сигарету, хотя тебе не разрешают курить.

– Никому не говори, – прохрипел Билли. – Секрет. Ну, пока – до половины седьмого.

Продолжая давиться и кашлять, он скрылся в кустах на своем ржавом велосипеде.

Итак, в шесть часов вечера я натянул свои единственные приличные брюки, повязал галстук, надел пиджак и явился в апартаменты семейства Билов, которые занимали часть здания дирекции. Хотя другие работники зоопарка заверили меня, что под грубой внешностью капитана Била скрывается золотое сердце, мне все же было страшновато: как-никак, он директор, в я самая мелкая сошка.

Дверь открыла миссис Бил, очаровательная женщина, излучающая нерушимое спокойствие.

– Входите, входите, – сказала она, ласково улыбаясь – Вы разрешите называть вас просто Джерри? Билли вас только так называет. Проходите... капитан в гостиной.

Она проводила меня в уютную просторную комнату. В углу, в огромном кресле, почти совершенно скрытое вечерней газетой, было простерто могучее тело капитана Била. Под глухой рокот, предвещавший вулканическое извержение, газета шуршала и шелестела, вздымаясь и опадая в лад капитанскому дыханию.

– Боже мой, – сказала миссис Бил. – Извините, он заснул. Вильям! Вильям! Джерри Даррелл пришел.

Раздался шум, как от столкновения нескольких товарных поездов, и капитан могучим левиафаном вынырнул из-под газеты.

Он крякнул, поправил очки и воззрился на меня.

– Даррелл? Ах, Даррелл! Рад познакомиться. Я хотел сказать, рад вас видеть.

Капитан поднялся на ноги, сбрасывая на пол газетные листы, словно могучий дуб осеннюю листву.

– Глэдис! – рявкнул он. – Дай же парню что-нибудь выпить. Что он, так и будет стоять?

Миссис Бил никак не реагировала на его команду.

– Да вы садитесь, – предложила она мне с улыбкой. – Что вам налить?

В первые послевоенные годы спиртное еще ценилось на вес золота, и, хотя я мечтал о чем-нибудь вроде виски с содовой для храбрости, мне было ясно, что говорить об этом вслух нетактично.

– Стакан пива, если можно, – сказал я.

Пока миссис Бил ходила за пивом, капитан добрел до камина и принялся энергично шуровать кочергой, надеясь оживить пламя. На каменную плиту вывалилось несколько тлеющих головешек, и камин окончательно потух. Капитан с досадой отбросил кочергу.

– Глэдис! – проревел он. – Камин потух!

– А ты оставь его в покое, милый, – отозвалась миссис Бил. – Он у тебя всегда тухнет.

Капитан снова плюхнулся в кресло, и пружины протестующе взвизгнули.

– И дрянь же, черт возьми, это нынешнее пиво, верно, Даррелл? – заметил он, глядя на стакан, который принесла мне миссис Бил.

– Не сквернословь, милый, – сказала она.

– Адская дрянь, – с вызовом повторил капитан, сверля меня взглядом. – Вы согласны, Даррелл?

– Право, не знаю, я ведь до войны не пил пива, – ответил я.

– Ни крошки хмеля, – продолжал капитан. – Точно вам говорю, ни крошки.

В эту минуту, вихляясь в суставах, будто жираф, в комнату ворвался Билли.

– Привет, – сказал он мне, дурашливо улыбаясь. – Ты уже здесь?

– Где ты пропадал? – рявкнул капитан.

– Гулял с Молли, – ответил Билли, размахивая руками. – Тра-ля-ля, тра-ля-ля, это моя новая возлюбленная.

– Ха! – удовлетворенно хмыкнул капитан. – Стало быть, с девчонками крутишь? Молодец! А вы, Даррелл, тоже дамский угодник?

– Наверно, – осторожно ответил я, не совсем уверенный, как капитан Бил представляет себе дамского угодника.

Убедившись, что миссис Бил вышла из комнаты, капитан наклонился вперед.

– Я и сам вовсю ухлестывал за дамами, – пророкотал он заговорщицким шепотом. – Пока не встретил Глэдис, разумеется. Черт!.. После Западного побережья человеку нужна достойная подруга!

– И долго вы пробыли в Африке? – спросил я.

– Двадцать пять лет... четверть века. Черные меня любили, – простодушно похвастался он. – Конечно, я с ними по справедливости обращался, и они это ценили. Дядей Билли называли.