Дикое правосудие - Крэйг Томас

Звонок телефона постепенно вытащил Лока из глубокого сна без сновидений. Комната наполнилась привычными предметами, когда он включил ночник рядом с постелью. Четыре часа утра. Он слышал тихий шелест дождя за окном.

– Да?

– Это мистер Джон Лок? – спросил мужской голос после секундного замешательства.

– Слушаю. У вас важное дело?

– Мистер Лок, я лейтенант Фолкнер. Я звоню из дома мистера Уильяма Грейнджера…

– Одну минутку. Вы из полиции?

– Да, мистер Лок. Вашингтонская криминальная полиция.

Очевидное замешательство звонившего встревожило Лока. Он был словно парализован еще не обрушившимся ударом.

– В каком отделе вы работаете?

– В отделе расследования убийств, мистер Лок.

Лок молчал, слушая шелест дождя за окном, тиканье будильника, дыхание человека на другом конце телефонной линии. Внизу проехал автомобиль.

– Мистер Лок?

– Да, – ответил он хриплым, придушенным шепотом.

– Мне бы хотелось, чтобы вы приехали сюда, сэр, – помочь опознать…

– Нет! – это не было ответом на просьбу Фолкнера. – Что случилось?

– Здесь было совершено несколько убийств. Если вы сможете приехать сейчас, это поможет нам.

– Мертвые тела?

– Да. Насколько я понимаю, в доме были слуги?

В нем на мгновение зашевелилась нелепая, отчаянная надежда, всплеснувшая сломанными крыльями.

– Дворецкий. Домохозяйка. Сколько тел вы обнаружили?

– Вам придется опознать другие два тела, мистер Лок.

У Лока перехватило дыхание. К горлу подступила тошнота.

– Не вешайте трубку, – прохрипел он и, пошатываясь, устремился в ванную.

Когда рвотные приступы прекратились, оставив во рту жгуче-кислый привкус желчи, он увидел в зеркале ванной лицо незнакомца – побелевшее, осунувшееся, искаженное. Его разум блуждал, словно он очнулся от пьяного ступора. Его мозг наполняли образы Бет, Билли, их дома, садов, спускавшихся к Грейт-Фоллс, дорожки, по которой он подъезжал к дому с включенными фарами… Бет и Билли, Стиллман и Бет, Бет…

Спасения не было. Он попал в комнату с глухими стенами, где крик – единственное, что оставалось незнакомому лицу в зеркале – не мог услышать никто.

Бет убита…

* * *

С двадцатиминутным опозданием ТУ-154 пробил покров облачности и начал заходить на посадку. Слово «Аэрофлот», начертанное на его борту, звучало отчаянным воплем, возвещающем о потерянной цели. Воронцов смотрел, как он снижается и садится, словно перелетная утка, мелькнув в полоске темноты между посадочными огнями.

Он перевел бинокль, следуя за быстрым движением самолета, не замедлявшимся, пока огромная машина не развернулась, медленно и неуклюже, как раненое животное. Полторы сотни пассажиров томились в битком набитом салоне – иранцы, пакистанцы и все остальные, кого можно было набрать в Исламабаде для полета в сибирскую зиму. Нос самолета повернулся, с неторопливой решительностью продвигаясь вперед, к месту стоянки. Дмитрий нетерпеливо переминался с ноги на ногу рядом с Воронцовым. На этом самолете находился груз героина, тщательно спрятанный, гнездившийся в швах одежды, в тюбиках из-под зубной пасты или в коробочках для талька – достаточно, чтобы снабжать улицы Нового Уренгоя до следующего рейса, который прибудет послезавтра.

Самолет остановился. Воронцов продолжал наблюдать за ним в бинокль.

Иран, Пакистан, Кашмир – Мусульманский Треугольник, как окрестила его пресса и агентства новостей дюжины стран – пришел в Сибирь. Вернее, сюда проник один из его каналов сбыта, далеко не самый крупный. Наркологическое отделение госпиталя Фонда Грейнджера было чуть ли не до потолка забито жертвами этого канала.

В борту «Туполева» открылся пассажирский люк. Воронцову показалось, будто он слышит общий вздох всей оперативной группы, наблюдавшей за посадкой. Операция началась. Он ощущал и разделял общее возбуждение, пронесшееся, словно порыв свежего ветра.

Пассажиры начали спускаться по трапу. Быстрый взгляд, шепотом произнесенное имя – некоторые были уже знакомы по прошлым операциям. Но сейчас все ждали Хусейна, хотя и понимали, что гонцов может быть двое, трое, даже шестеро. Спрос на улицах в последние дни становился все настойчивее. Сообщество наркоманов дергалось, словно мертвая плоть, реагирующая на сжатие и расширение трупных газов. Они не могли ждать – они нуждались.

Иранцы, пакистанцы и прочие толпой направились к терминалу. Включился багажный конвейер, и из чрева багажного отделения начали выползать первые сумки и чемоданы. Воронцов взглянул на Дмитрия, прислонившегося к капоту автомобиля. Дыхание Горова было быстрым и неровным, вырываясь из груди облачками пара. Звезды пронзительно сияли в небе, подернутом редкими серыми облаками. Аэропорт извергал на пассажиров потоки неонового света.

Воронцов снова приложил к глазам бинокль. Он знал, что во многих сумках могут находиться наркотики. Сезонные рабочие не подвергались обыску по прибытии. Все делалось в стиле некой пародии на западную рекламу – «Сибирь приветствует вас!» Разумеется, операция могла бы стать гораздо более масштабной, но у них имелось единственное свидетельство информатора Дмитрия – узбека, обвиненного в растлении сына местного правительственного чиновника, состоявшего в родстве с заместителем премьер-министра.

Воронцову приходилось признать, что он фактически натравил Дмитрия на распространителей наркотиков, убивших его дочь неочищенным героином. Это казалось более целесообразным, чем видеть, как лучший подчиненный превращается в развалину за своим рабочим столом.

Пассажиры вошли в терминал.

Городская проблема наркомании разрасталась, как водоросли под лучами солнца, покрывающие всю свободную поверхность водоема. Политиканы поднимали шум, затем обо всем забывали, возвращаясь к привычному заискиванию перед иностранными компаниями, обладавшими реальной властью. Никто не хотел знать – по-настоящему знать – о наркотиках.

Словно отвечая его мыслям, портативная рация разразилась первыми рапортами. Хусейн находился в терминале аэропорта. Он направлялся к багажной карусели, затем ему предстоял проход через таможню. Как правило, рабочие не подвергались даже поверхностному обыску. Сегодня будет так же.

– Где Хусейн? – возбуждение Дмитрия висело в воздухе, как нечто легковоспламеняющееся, вроде паров бензина.

– Прошел багажную карусель. Он выглядит спокойным.

– Так и должно быть. Возможно, он проделывал этот трюк десятки раз.

Узбек был мелким торговцем, но он навел сыщиков на многоквартирный дом, обжитый семьями, родственниками и прихлебателями рабочих-иностранцев. Он покупал там очищенный героин. Героин доставлялся из Мусульманского Треугольника курьером по имени Хусейн. Это было все, что им удалось выжать. В обмен на информацию обвинение в содомии было скрыто от отца подростка. Юноша, сам наркоман, желал лишь одного – полной анонимности.

Воронцов посмотрел на своего подчиненного, едва ли не завидуя целеустремленности, державшей черты лица Дмитрия в напряжении. Так напрягается охотничий пес, почуявший добычу. Голоса в микрофоне портативной рации сливались в единый будоражащий хор. Хусейн забрал свой багаж – два чемодана – и направился через зеленый коридор таможни. Никто не остановил его, но о его выходе было доложено.

– Кто еще? – быстро спросил Воронцов. Дмитрий озадаченно взглянул на него. – Займитесь командой самолета, расспросите стюардесс, выясните, с кем он сидел. Пусть двое пойдут туда, на таможне вы больше не нужны.

– Есть, будет сделано.

Курьеров должно быть несколько – теперь, находясь на пике нервного напряжения, Воронцов ясно понимал это. Уменьшить риск, увеличить запас… Наркоманы уже начали выстраиваться в очереди перед наркологическим отделом Фонда Грейнджера, выпрашивая заменители героина, оставляя свои имена, адреса… Груз сильно запаздывал.

– Достаньте мне список пассажиров. Я хочу, чтобы каждого проверили по линии «Грейнджера–Тургенева», «Росгаза», «Сибгаза» и всех других компаний. Где они работают, связи между ними, если таковые имеются. Все поняли? Это задача на завтра.

Дмитрий благодарным жестом прикоснулся рукой в перчатке к плечу Воронцова. Тот испытал мгновенный приступ стыда, но Дмитрий не выказывал негодования по поводу того, что его оттеснили от руководства операцией. Оба ненавидели наркотики и страстно желали добиться результатов. Но Воронцов должен был признаться самому себе в том, что он всегда считал Дмитрия скорее крестоносцем, чем следователем уголовного отдела.

– Он садится в такси.

– Кто на «хвосте»? – резко спросил Воронцов.

– Не беспокойтесь, мы ведем его.

– Поехали, – обратился Воронцов к водителю.