Голос зовущего - Алберт Бэл

Партийные воззвания были напечатаны на четырех языках - латышском, русском, немецком, эстонском.

В декабре тысяча девятьсот пятого года революция в Российской империи достигла наивысшего подъема.

Девятого декабря в Москве началось вооруженное восстание, на улицах появились баррикады.

Латышские социал-демократы в поддержку московских рабочих двенадцатого декабря объявили всеобщую забастовку. Во время забастовки происходили многолюдные митинги и вооруженные столкновения с полицией.

Революционные выступления в Риге, в Латвии были нераздельной частью первой буржуазно-демократической революции в России. Латышский народ вместе с русским народом боролся за свержение самодержавия.

Начальник жандармского управления Лифляндской губернии писал в своем донесении петербургскому начальству: "Всей жизнью в Риге, несомненно, руководит революционный комитет", а министр внутренних дел Дурново во всеподданейшем докладе Николаю II доносил: "Вся территория Курляндской губернии, исключая Митаву, Тукумс и Либаву, а возможно, и некоторые другие населенные пункты, занятые отдельными воинскими частями, находится в руках мятежников".

Так оценивал события министр внутренних дел двадцать третьего декабря тысяча девятьсот пятого года, однако накануне Нового года боевым дружинам рабочих пришлось принять неравный бой с противником, войска наводнили Ригу и Прибалтийский край, лучшие дни революции миновали, и с наступленем Нового го да, когда на Театральном бульваре, напротив почтамта, впервые в Риге зажглись электрические фонари, состоятельным горожанам показалось, что жизнь возвращается в привычную колею.

Хотя в городе по-прежнему ежедневно подбирали неопознанные трупы, хотя стреляли по офицерам в окна освещенных трамваев, хотя полицейские в большом количестве покидали службу, ставя свою жизнь превыше жалованья и служебных выгод, тем не менее армия железной рукой мало-помалу водворяла порядок.

Для бюргеров в общем и целом прошедший год был удачлив.

В Рижском порту шла оживленная торговля, за границу было вывезено сто шестьдесят пудов муравьиных яичек, три тысячи восемьсот сорок пять пудов коровьей шерсти, восемнадцать тысяч пятьсот сорок один пуд сладкой водки и триста двадцать один пуд телячьего рубца.

На бойнях было забито около восьмидесяти тысяч голов крупного рогатого скота, на территории Латвии расстреляно около тысячи революционеров, жизнь опять могла бы стать прекрасной, хотя Октябрьский манифест, по сути дела, и был упразднен; ваятель надгробий А. Фольц, по Николаевской, 31, в тот год был завален заказами.

Гранитная и мраморная мастерская расширялась, пришлось нанять новых рабочих, чтобы ни в чем не уступить своему конкуренту А. Шрадеру.

Акционерное общество "Балтик-сепаратор" с конторой в Риге, по улице Ваверу, 18, предлагало крестьянам сепараторы с простым барабаном и барабаном с тарелками, на Двинском базаре кто-то украл бочку с засоленной требухой, в городе появились фальшивые ассигнации и полтинники чеканки тысяча восемьсот девяносто девятого года, воскресные службы проводились в Домском соборе, в церквах Иакова, Петра, Иоанна, Гертруды, Иисуса, Мартына, Святой Троииы, в Реформат СКОР! церкви, на новом кладбище, у Ротенберга, а также в приюте для глухонемых по Мариинской, 40, службу для глухонемых правил пастор Преториус, голос у него был малоприятен, уши нормальных прихожан его не выносили.

Многие бывшие социал-демократы в страхе эмигрировали, один из уезжавших пытался пересдать свою квартиру из шести комнат, с каморкой для прислуги, с ванной и центральным отоплением. Художник Якис Розентал, по улице Алберта, 12, давал уроки рисования, живописи, а его жена Элли Форсель Розентал в той же квартире давала уроки пения. Франция готовилась к президентским выборам, в рижских банях повысили входную плату с восьми копеек до десяти, золото Российской империи неудержимо текло из казны, а выпуск денежных ассигнаций все более возрастал, министру юстиции Акимову был пожалован орден, и было принято решение, что отныне один блюститель порядка будет приходиться на каждые четыреста жителей. Губернатор Лифляндии учредил особую комиссию для расследования ученической стачки, повелев исключить виновных, цена на хлеб в новом году повысилась до трех копеек за фунт, ночью подмораживало, улицы покрывались коркой льда, и несколько почтенных граждан поломали себе ноги, днем же на тротуарах валялись груды мусора, и пьяные шатались по городу, подчас отсыпаясь прямо на тротуарах, лихачам-извозчикам было велено явиться в полицейское управление для смены номерных знаков, и там их пытались завербовать в сотрудники полиции, если те не соглашались на активную службу, то хотя бы в качестве осведомителей, а в случае отказа грозили не выдать номерной знак.

Лошадей приходилось перековывать чаще, чем обычно, - на голых мостовых шипы быстрее стачивались.

Случались и несчастья: один лихач-извозчик налетел на трамвай, был раздавлен, пострадала при этом и лошадь.

Ворота и парадные в домах было велено закрывать в пять часов пополудни, в городе продолжались облавы.

С первого по двенадцатое января тысяча девятьсот шестого года в Риге было арестовано семьсот шестьдесят девять лиц, все они подозревались в подстрекательстве к забастовкам, политическим выступлениям, хранении оружия, насилии против государства и чинов полиции. Десятого января неизвестными злоумышленниками были разграблены питейные лавки по Большой Московской, 116, 26, 105, по Юрьевской, 39, по улице Сколас, 19, а также на углу Курляндской и Тукумской; подобные происшествия случались ежедневно, неизвестные разбивали бутылки, забирали из кассы деньги, полиция хватала наугад возможных виновников.

Двенадцатого января все гостиницы и постоялые дворы, находившиеся вне Старой Риги, были оцеплены войсками. На всех линиях останавливали трамваи, повсюду искали оружие и запретную литературу. Солдаты перекрыли улицу Авоту, Мариинскую, Тербатес, Елизаветинскую, Александровскую. Проверяли каждого прохожего. На базаре Берга обыскали более двухсот приезжих, было найдено шестьдесят револьверов и арестовано шестнадцать человек. И квартиру Аустры Дрейфогель вверх дном перевернули, обыскали харчевню, и потому-то собрание дружинников тринадцатого января было назначено в уже проверенном армией районе. Дело верное, как заметил дружинник Кезберис, в прошлом сам солдат, - снаряд не падает дважды в одну и ту же воронку. И вот пожалуйста - упал. Сомнений быть не могло, за этим скрывалось предательство.

Тринадцатого января солнце встало в восемь часов сорок пять минут, продолжительность дня - семь часов сорок семь минут, заход солнца - в четыре часа тридцать две минуты пополудни, и к тому времени более десятка членов боевой дружины получили приказ явиться на чашку чаю в конспиративную квартиру книгопродавца Августа Ранкиса при его книжной лавке на перекрестке Романовской и Суворовской.

II

В книжной лавке Августа Ранкиса во второй половине дня по пятницам покупателей бывало мало. Заезжие крестьяне спрашивали календари, заглядывали студенты за учебниками. Говорили о студенте Рижского политехнического института Теодоре Индриксоне, будто бы убитом в Казданге. Вошел человек и спросил только что вышедшую книгу "Тело женщины", в которой, по его словам, наглядно представлены все части женского тела. Ранкис вежливо объяснил, что подобных книг он не держит, но что гражданин может обратиться на книготорговый склад Калныня и Дойчмана, и, в свою очередь, предложил гражданину купить книгу А. Бебеля "Женщина в прошлом, настоящем и будущем", но гражданин отказался, объяснив, что его интересует лишь "Тело женщины".

Вслед за ним в лавку вошел седовласый, элегантной наружности господин. Даже в походке его сквозила какая-то оригинальность.

Трудно сказать, в чем заключалось это неуловимое своеобразие: то ли в изяществе, с каким он приподнял для приветствия мягкую шляпу, в то время как большинство рижан носило жесткие котелки или меховые шапки; то ли в манере держать подбородок своенравно выпяченным, в то время как большинство людей ходило по улице, втянув головы в воротники; то ли в его шелковистых тюленьих рукавицах и тюленьих же гетрах, в то время как большинство господ носило простые замшевые перчатки и прочнейшие производства фабрики "Проводник" галоши поверх английских полуботинок.

У господина была черного дерева трость с рукояткой из моржовой кости.

Несмотря на все это, господин был рижанином, - видный фотограф и дилетант от искусства Зилбиксис, давнишний клиент Ранкиса. Он покупал географические атласы, монографии по искусству, нотные тетради, руководства по черной магии, фолианты по оккультизму, а также сочинения по экономике и исторические романы.

Зилбиксис открыто поддерживал революционные идеи, был коротко знаком чуть ли не со всей рижской интеллигенцией, и в это тревожное время на квартире у фотографа нередко собирались недовольные интеллигенты, не связанные с революцией, но относившиеся к ней сочувственно.