Грифоны. История леди Ровены - Тереза Тур

забытой жизни. А Джоана? Та самая целительница короля, или…

— Альфред был мне благодарен за то, что я вступился за мальчишку. Ещё одну казнь выдержать было… Просто немыслимо. Это было страшное время.

Он прижимал меня к себе, и говорил, говорил, как будто все эти годы был околдован заклятием молчания, и его наконец освободила добрая фея.

— Странно, но я не мог себя заставить увидеть дочь Рауля Абикорна. Девочка так и осталась в поместье вместе с матерью. Я еще радовался, что ни она, ни Ровена Абикорн не заинтересовали короля… Ты понимаешь? Я был уверен, что оставил ее с тобой. Дал возможность нормально жить.

— Сколько ей лет?

— Скоро восемнадцать.

— Как Агате. Синди чуть старше. На пару месяцев.

— Это твои дети?

— Да.

— Сложно с детьми, — философски заметил он голосом человека, счастье отцовства наблюдающим со стороны.

— Сложно, — согласилась я.

Вчерашний скандал с дочерью тут же возник в памяти, в сердце кольнуло.

— Расскажи, — вдруг попросил он.

— Что рассказать?

— О дочерях.

— Хорошо. Агата…

— Ей почти восемнадцать?

— Ты будешь слушать?

— Буду, — Робин уткнулся носом мне в шею. — Прости.

— Она… серьезная. Временами зануда. Самостоятельная. Слишком самостоятельная. Поступила в Столичную Академию в семнадцать лет. Сама поступила. Хочет двигать науку…

— Бедная… наука, — хмыкнул Робин.

— Издеваешься? Правильно. Вот и моё материнское сердце негодует. Но и гордится тоже. У неё всё получится, я уверена. Агата занимается грифонами. Хвасталась, что ее труды отметили.

— А Синди?

Роб внимательно слушал, почти не дышал. Словно боялся спугнуть.

— Синди… Она — дочь покойного мужа.

— Почему сразу не сказала?

— Потому что, хоть Синди в это не верит, я не делаю между ними различий. Они обе мои дочери и люблю я их одинаково.

— Твой покойный муж — господин Кравали? Вассал твоего отца?

— Да. И что с того?

— А то, — Робин нахмурился, — что он знал о том, что происходило в замке старого лорда. Что он наговорил тебе? Предательство отца выдумал… Зачем?

— Не знаю.

— Захотел и твое состояние, и мать для своей дочери? Поэтому не сказал правды?

— Не знаю, что тебе ответить. Муж вывез меня из столицы, дал свое имя. Дом, — холодно ответила я. — Он спас мне жизнь. И даже если он меня обманул, я останусь ему благодарна.

— А меня не было рядом…

— Робин, мы расстались! О чём ты?

— А девочке, говоришь, восемнадцать?

— Да. И знаешь… Хватит обо мне. Твоя очередь!

— Ну, что ж… Во всяком случае, обстановка вполне располагает к откровенным беседам.

— Тюрьма располагает⁈ — Возмутилась я и… рассмеялась.

Он всегда умел меня рассмешить. В любое время. В любом месте. В любой ситуации. Когда коленка в крови, когда разбила любимую мамину вазу и жду наказания, когда не удалось стащить с кухни сахар для лошадей…

Мы выросли. Столько лет прошло! А он опять меня смешит. В тюрьме, обхватив магические наручники своей рукой, словно это поможет.

— По крайней мере, нам некуда торопиться.

— А ещё никто не сможет сбежать, — прыснула я, чувствуя, как от смеха катится по щеке слезинка.

Кому рассказать, ведь не поверят. Сидит барышня в тюрьме, на коленях у мужчины. Мужчина — на подгнившей соломе, по углам — ошмётки ловчей сети, на женских запястьях — блокирующие магию браслеты, и оба смеются до слёз!

— Знаешь, что самое забавное?

— Что, Робин?

— Не считая расплаты за поцелуй, я ни разу не был в темнице! Даже когда ходил контрабандистом.

— Правда?

— Грегор командовал егерями. Они вынюхивали нас, как ищейки. Рано или поздно я бы попался, но внезапно мы оказались на стороне короля. Его в ту пещеру притащила Джоана, и мы из преступников превратились в верных слуг короны. А потом стали друзьями Альфреда.

— То есть ты сейчас… Не беглый преступник⁈

— И даже не дезертир — искупил кровью, так сказать.

— А в наших местах какими судьбами?

— Я же тебе говорил. Приехал в отпуск. Джоане не нравится мой цвет лица. Ха-ха-ха… Беременной целительнице лучше не перечить — себе дороже, да и Ролан за жену порвет. Так что я и не думал спорить. В отпуск — значит в отпуск. Я приехал и… Нашёл тебя.

— Неудачный получился отпуск, — вздохнула я.

— Не скажи.

Я вдруг поняла, что почти не чувствую наручников, магия очень медленно, но всё же струится внутри.

— Сломал, — улыбается он, поймав мой взгляд. — Эти убогие меня даже не обыскали.

Спасибо, Спасительница! Спасибо, что снова свела нас вместе.

— Робин?

— Да?

— Кто ты? Кто ты сейчас?

— Робин Барт, к вашим услугам. Министр по налогам и сборам. Там что-то еще с графским титулом, никак не запомню. Теперь твоя очередь раскрывать тайны. Агата, она…

— Твоя дочь.

Глава шестая

Тихо в подземелье. Я не слышу собственного дыхания. Не слышу дыхания Роба.

Граф, министр по налогам и сборам. Кто бы мог подумать?

— Чувствую себя… странно, — прошептал наконец мой сокамерник.

Слава Спасительнице! Я уж думала, он будет молчать вечно. За эти мгновения перебрала всё, что можно было бы сказать, но… Что тут скажешь?

— Да, — выдохнула, вспомнив прошлое.

Как на первом курсе узнала, что беременна. Как тщательно продумывала план… выживания. Изгнанная из рода, одна. Ни на секунду я не думала о том, чтобы избавиться от ребенка. Никогда. Да и особого отчаяния не было, если уж начистоту. Скорее злость. Возможно, азарт. Выжить. Сохранить независимость. Устроить всё так, чтобы всё было хорошо, несмотря ни на что! И у меня получилось. Огорчало лишь, что не могу поделиться с любимым человеком радостью, но… найти Роба? Об этом тоже не думала, считая себя ходячим несчастьем. Словно меня кто-то проклял. И всё из-за мнимого предательства отца.

— Ребенок, — Роб словно пробовал слово на вкус, одновременно прижимая меня к себе ещё крепче.

— Робин… задушишь!

— Прости, это я от радости. Ребенок. Мой ребенок!

— Только ей не говори, что она — ребенок.

— Почему?

Я рассмеялась, и, стараясь не обращать внимания на то, как неуместно звучит искренний смех в пустой каменной нише подземелья, постаралась объяснить:

— Ей восемнадцать.

— Сколько⁈

— Восемнадцать, Робин. Ровно столько мы с тобой не виделись. Ну… Чуть дольше. Она — взрослая.

— В смысле… Уже не ребенок?

— Ни в коем случае. Твоя дочь — самостоятельная. Слишком самостоятельная. Ко мне относится снисходительно, и это мне ещё повезло. Ха-ха-ха… Правда, когда дело касается грифонов, ситуация меняется — тут я немного, но всё же авторитет.

— Удивительно, — губы Роба расползлись в совершенно счастливой улыбке, но уже через мгновение его лицо застыло. — Тихо… Слышишь?

Страх сороконожкой пробежал по позвоночнику.