Беглец - Алгебра Слова

Мгновение Катенок смотрела на него: Семеныч был так погружен в работу, что даже не пошевелился. Теперь Катенку осталось зафиксировать его образ, чтобы с легкостью потом воспроизводить.

«Как форма существования меняет сущность! – изумилась Катенок. – Я прекрасно могу чувствовать Семеныча на любом расстоянии. И любить я его могу просто так. Любовь – это же мое чувство? Или оно только от того, что Семеныч рядом? Или я могла чувствовать Семеныча на любом расстоянии? Но, будучи в физическом теле, почему мне обязательно нужно его физическое присутствие рядом? Почему мне необходимо видеть его глаза, ощущать его настроение, желание коснуться его руки? А долго не видя его, я страдаю. Что-то угнетает. Раньше такого никогда не было. До кошки. Наверное, это потому, что энергия теперь слишком сосредоточена и ограничена, и она чувствует единение через непосредственный контакт. На земле все очень отдельные. А чувства вызывают другие предметы или объекты, которые порождают зависимость. Зависимость быть ближе к близкому, и быть дальше от далекого. Соединяться с приятным и отдаляться от неприятного. Это не чувства даже, а металлические цепи: тяжелые и неудобные».

Семеныч оторвался от экрана через миг, неясно почувствовав тревогу. Как будто в сердце у него образовалась дырка, в которую постепенно стала вытекать жизненная энергия…

* * *

Вечером Семеныч не обнаружил Катенка ни на стоянке, ни во дворе, ни возле подъезда. Он долго ждал в тот вечер. Обошел квартал несколько раз, взяв на втором круге бутылку крепкого пива. Быстрая ходьба снимала напряжение, которое неизменно восстанавливалось, когда Семеныч поворачивал к дому.

…Вроде и беспокойства, как такового, не было в следующие дни – не как в тот раз, когда она пропала. Но человеческий разум – наиглупейший затемнитель, нагонял как тучи, прилипчивые мысли, и все они сводились к одной: «Где она? Что случилось?».

Семеныч поначалу недоумевал, почему он ждет кошку и ищет ее. Потом разозлился и успокоился. Человек привыкает к отсутствию радости, к появлению грусти – он, впрочем, ко всему относительно скоро привыкает. Это защитная реакция, стабилизатор – привычка – нейтрализует все. И боль. И счастье.

У Катенка не было времени почувствовать тягостные ощущения от разлуки с Семенычем и осознать их. У нее вообще ни на какие мысли и ощущения, не имевшие отношения к делу, не оставалось сил.

…Детей срочно пристраивали к родным и близким, подтолкнув комиссию по чрезвычайным происшествиям к принятию решения о выплате хорошей материальной компенсации и выделению жилплощади в столице. Тут же у каждого ребенка обнаружилось достаточное количество родственников, среди которых можно было выбрать наименее худших.

Со стариками оказалось проще, чем думалось: одной подарили через органы социальной защиты ремонт в квартире, и та загорелась со своей дотошностью к любым процессам и увлеклась ремонтом; другому подкинули мысль о том, что долгожданная беременность старшей дочери это переселение души умершего сына; третий встретил уже немолодого человека с паспортными данными, совпадающими по датам и инициалам с его романом юности, конечно же это было случайное совпадение, но одному так хотелось иметь сына, а второму, росшему в детдоме, отца…

Оставалась одна безутешная невеста, у которой на пароходе погиб жених. Девушка обещала своей бедой испортить все, сила ее горя так возмущала энергетическое пространство, что вполне способна была образовать нового эгрегора. А новый эгрегор – означал, что какой-либо из существующих исчезнет. Объем энергетического пространства являлся постоянным – так думали эгрегоры. Новый эгрегор, к тому же, всегда риск: никто не знает, каким по мощности он может вырасти и кого из эгрегоров уничтожить, присоединив к себе.

Подсовывали ей женихов – бесполезно. Высокооплачиваемая и интересная работа тоже не помогла. Катенок уже начинала злиться: знала бы эта «невеста», что делал ее жених на теплоходе, замучилась бы отплевываться от мыслей о нем. Он и был тем самым помощником капитана, развлекающимся с девицей в каюте. Выход нашелся с самой неожиданной стороны. Бродячая собака с перебитыми лапами – удачно сработало. В итоге у собаки дом и хозяйка. А у девушки – теперь куча забот о несчастном любимце и объект для нерастраченной любви.

* * *

Сумасшедшие дни закончились.

– Я все равно не думаю, что Хозяин ничего не узнает. Смешно и наивно полагать, что можно перекрасить черное белым, – вздохнул эгрегор.

Катенок промолчала. Силы ее были на исходе. Слишком много энергии пришлось потратить. Гораздо больше, чем до того, когда Катенок спустилась в «мир людей». Огромными усилиями Катенок пыталась концентрироваться до нужного предела. Часть возможностей, которыми она обладала раньше, казалась безвозвратно утерянной, но это ничуть не смущало Катенка. И на предложение эгрегоров вернуться она вновь ответила уверенным отказом. Она чувствовала, что физический мир ею еще не познан до конца. До обычного конца, когда все становится предсказуемым и известным. И Катенку снова станет скучно.

– Не в этом дело, – сообщил другой эгрегор. Тот, который считал виновным себя в гибели людей. – Если человек станет счастливее после, чем до несчастного случая, то это не наказывается. Это считается обычной перестановкой. Рокировкой.

«Впервые слышу. Что это за правило?» – поразмыслила Катенок.

– Я так думаю.

«А разве Хозяин кого-то хоть раз наказывал?» – поинтересовалась она.

– Причем здесь Хозяин? Это делают более крупные и мощные эгрегоры.

«Ммм…», – загадочно улыбнулась Катенок.

* * *

«Домой!» – к середине дня Катенок оказалась в родном городе. Сразу направилась к офису Семеныча. Трудно передать чувства, охватывающие до дрожи каждую клетку души при желанном возвращении. Любимым кажется всякое здание, мимо которого бежишь сломя голову, очередной светофор на дороге, холодные осенние лужи… – абсолютно все радует глаза и сердце.

Теплый капот автомобиля означал то, что Семеныч в обед куда-то ездил. Пренебрегая приличиями, Катенок томно развалилась на поверхности капота. Вытянула уставшие лапы и, подставив бок солнечным лучам, обессиленно провалилась в забытье.

Проснулась она, вернее, внезапно вздрогнула, когда почувствовала пронзительный взгляд на себе.

Семеныч стоял около машины и смотрел на Катенка. С обидой и злостью. Без обычной нежности, снисходительности, любви и теплоты. Его светлые глаза в тот момент потемнели.

Катенок неловко приподнялась, села, не зная, куда деваться от стыда.

…Это Катенку так показалось, что во взгляде Семеныча не было любви. Любовь пожирала Семеныча и полностью меняла его сущность. Любовь к Катенку у него уже проявлялась во всем. А во взгляде была, конечно, и обида, и злость. Так любовь Семеныча выражала свою боль и непонимание…

Катенок виновато переступая лапами, переминалась около двери.

Семеныч, выждав пару секунд, все-таки распахнул ее. Катенок с готовностью прыгнула на сиденье.

* * *

– Где ты была? – спросил Семеныч за ужином.

«Так, дела всякие», – невозмутимо отозвалась Катенок.

– Какие, к черту, у тебя дела? – взорвался Семеныч.

«А у тебя какие? – вопросом на вопрос ответила Катенок. – И у меня такие же».

– Ты будешь отвечать или нет?! – Семеныча это чрезвычайно задело. Это насмешливое: «А у тебя какие?» Ему, человеку, так небрежно бросает кошка. В наглой уверенности она равняет себя с ним.

«Нет!»

– Слезай быстро со стола, – приказал Семеныч. – Распоясалась совсем. Из тарелок ест и наглеет. Из мисок ешь. Знать будешь свое место.

«А ты-то свое знаешь?»

Семеныч нервно отложил вилку в сторону.

Катенок вытянула передние лапы вперед, положила на них голову и, подползая, придвинулась к Семенычу.

«Извини меня?»

Семеныч оперся подбородком о ладонь и задумчиво смотрел на движения Катенка. Сердиться на нее дольше нескольких минут – никогда не получалось. Но и выводить из себя Семеныча, она научилась блестяще.

Поначалу он относился к Катенку, как к маленькому живому существу. Так относятся скорее к детям, нежели чем к домашним питомцам. Первое время Семеныч пытался о ней заботиться, но Катенок часто вела себя слишком независимо, и казалось, все, что ей нужно – это рука Семеныча. Ни еда, ни тепло, ни любовь – только его ладонь, всецело ей принадлежащая. Кроме всего, были и еще некоторые странности в поведении Катенка. Она задумывалась, глаза ее в такие моменты расширялись и будто мутнели. Если Семеныч ее звал, она не реагировала. Через некоторое время, остановив невидящий взгляд на Семеныче, трясла головой. Семеныч иногда думал, что это что-то нервное, но понаблюдав, сделал другое предположение: Катенок точно силилась что-то вспомнить, что-то проанализировать, сопоставить. Ему было любопытно, что может помнить, кошка или о чем она думает, но Катенок говорила то, что хотела. В общем, просто на кошку Катенок, по мнению Семеныча, определенно, не походила.