Предательства - Лилит Сэйнткроу

— У меня сейчас спарринг. Черт, никогда не думал, что меня так отделают.

— Спарринг… — Его научат драться. Без проблем. А на меня ни у кого нет времени. — И чем вы там занимаетесь?

Он пожал плечами.

— Спиннинг пока идет по азам. Говорит, сначала мне надо перестать бояться удара. И больше тренироваться, потому как в ярости меня может спасти только автоматизм.

— Спиннинг?

Грейвс кивнул, и прядь волос выскочила на лоб.

— Ага. Его зовут Бобби, а прозвище Спиннинг. Длинный такой, тощий, особенно, когда перевоплощается. И ноги как у кузнечика.

— А-а. — Как легко ему удается заводить друзей. — После уроков пойдешь куда-нибудь?

— Ага. У нас пробежка. Недели через две будет полная луна — у многих первое перевоплощение. Если овладею паркуром…

— Паркур. Смешное слово.

В сотый раз я говорила это, и в сотый раз он улыбнулся в ответ. У него засветились глаза.

— Тебе бы точно понравилось. Это очень здорово. А когда научат падать, прыгать и всему прочему — так вообще легче легкого.

— Для волков?

Он опять пожал плечами.

— Ты можешь присоединиться. Некоторые дампиры тоже участвуют. В тренировках, конечно, не в самих забегах.

— Грейвс, эй, Грейвс!

Грейвс обернулся. Кучерявый волк проорал ему что-то с другого конца столовой, и Грейвс молниеносно — почти неуловимо — показал ему средний палец. Вокруг поднялся было недовольный гул, но тут же стих, когда Грейвс, сощурив свои зеленые глаза, пристально посмотрел на кучерявого.

Вечность назад, в Дакоте, мальчик-гот такого не сделал бы никогда. Он был на самом конце пищевой цепочки — как и я. Но сейчас он… ну, типа… популярен. Или на пути к тому. Помогло то, что он лупгару — то есть почти как вервольф, но без крайностей. Он не обрастает шерстью, не становится похожим на большой парик, и не достигает семи футов ростом. Кристоф сказал, что Грейвс здесь будет «принцем». И Грейвс почти им стал.

Я снова уставилась на свой поднос. На нем уже мало что выглядело съедобным, так что я отхлебнула еще кофе. Он бултыхнулся в желудок, пожурчал там немного и успокоился.

— Чего он хотел?

— Ничего. — Грейвс пожал плечами. — Они любят подразниться.

— Насчет?.. — Насчет того, что ты сидишь рядом с чумичкой?

Да ерунда. На вот. — Отставив мой поднос в сторону, он незаметно пододвинул ко мне маленькую тарелку с гамбургером и картошкой фри. — Ешь, пока горячее.

Я взяла картошку. Грейвс выдавил на тарелку кетчуп из порционного пакетика. Мы погрузились в молчание — как будто вокруг нас образовался вакуум тишины, поглотивший даже пустые стулья, стоявшие возле столика. Может, у меня действительно какой-нибудь редкий вид социальной чумы. К тому же разговаривать не хотелось. Ни с кем, кроме Грейвса. Но с ним пока было не о чем.

Оказалось, я действительно голодная. Из гамбургера был вынут весь лук, но зато добавлена щедрая порция маринованных огурцов — видимо, Грейвс знал, ч то я съем его угощение.

— Спасибо.

— Да пожалуйста! Первый бесплатно.

Я снова невольно улыбнулась.

— Это не первый гамбургер, который ты мне приносишь.

— Да и не последний. Но сегодня он первый, так что давай ешь. У меня в запасе час, а потом пойду в зал — меня будут мутузить. Так что выкладывай все. Ты что-нибудь заказала через Интернет?

— Не-а.

Одежду я получила в ящиках, на которых стоял другой номер почтового отделения — совсем не тот, что значился в памятке. Я переписала его и запрятала в рюкзак — вдруг пригодится. И ведь как-то угадали с размерами. А вервольфы вместе с Грейвсом отправлялись за шмотками «в город» — вроде бы куда-то рядом, хотя Школа стояла, казалось, в самой глуши.

А меня не брали. Никто не должен был знать, что в Школе появилась девочка. Сначала я долго ломала голову, откуда они берут деньги. Потом решила не заморачиваться. У меня в черной потрепанной холщовой сумке лежала пачка наличных, и достать еще труда не составляло. Но! Самой мне никогда не приходилось этим заниматься. Рядом всегда был папа, который…

— Эй, Дрю, алло? — Грейвс помахал рукой у меня перед носом. — О чем задумалась? Видно, глубоко.

Я пожала плечами и взяла еще ломтик картошки.

— Размышляла, откуда берутся деньги. Хозяйство-то немаленькое. Если остальные Школы такие же большие, то вопрос, как за все это платят.

Грейвс посмотрел на меня исподлобья тем самым новым взрослым взглядом. Ощущение такое, будто он прислушивается к музыке, которую я не слышу.

— Да, я тоже об этом думал. Хочешь, попробую разузнать?

— Угу. — Еще картошка, кусок гамбургера и глоток кофе. — Можно я пойду с тобой? На тренировку.

Пауза затянулась, и я поняла, что он имел в виду: «Лучше не надо, Дрю». Я так хотела, чтобы он это сказал вслух… Комок гнева в груди стал расти и подниматься.

— Почему?

Он снова ссутулил плечи. Но теперь Грейвс не походил на птицу, как еще пару недель назад — до укуса. Он больше не был маленьким.

— Не обижайся, но я не хочу, чтобы девчонка видела, как мне надерут задницу. Это мужское дело.

Мне стало смешно, и я быстро опустила голову, чтобы волосы закрыли лицо. Все-таки длинная шевелюра бывает полезна. И она вдруг начала слушаться. Надо же.

— Ты же знаешь, что эта девчонка могла бы тебе сама задницу надрать.

— За драку меня живо вышвырнут отсюда. Давай не будем пробовать.

— Не вышвырнут. Тогда я тоже уйду.

Я бы пошла куда угодно, лишь бы выбраться отсюда. Но я не могу, не могу! Меня разыскивает король вампиров.

— Тогда нам обоим конец, — сказал он очень серьезно, подняв руку и дотронувшись до плеча — место укуса. Потер его немного, словно там еще болело. — Прошу тебя, Дрю, давай не будем, ладно?

Я бросила гамбургер. Он упал на тарелку, а я с грохотом отодвинула стул. Губы были в жире, а еда лежала в желудке тяжелым комом, как шар для боулинга.

— Прекрасно. Давай не будем. Удачно подраться!

— Дрю!..

Но я уже вскочила и, затолкнув стул под стол, выбежала из столовой. Позже Грейвс пару раз стучался ко мне, потом ушел. Я сидела на кровати, теребила в руках мамин медальон, а в голове яростно крутилась мысль: сколько мне еще тут торчать?

Глава 4

Тук. Тук-тук. Тук.

Я вздрогнула и перевернулась на другой бок. Сон отступал мягко и пружинисто, по-кошачьи. Я не хотела его отпускать. Мне снилось что-то очень важное… Меня о чем-то предупреждали, а сова рассекала крыльями воздух…

Я спала на широкой мягкой кленовой кровати с откинутым голубым пологом. Вся комната была оформлена в сине-голубых тонах — стеганое бархатное покрывало цвета индиго, небесного оттенка обои с золотыми крестами, глянцевые голубоватые книжные полки и тяжелые бархатные зеленовато-синие портьеры. На полу лежал темно-синий ковер, и такой пушистый — хотя намного старше меня, — что в нем до сих пор можно было потерять монету в десять центов. Незарешеченное окно выходило в маленький сад, со всех сторон окруженный высокими глухими стенами, доходящими до третьего этажа. Туда вела закрытая решеткой дверь, и чтобы к ней попасть, надо было приложить массу усилий. Выйдя из своей комнаты, я три раза заворачивала за угол коридора и, спустившись на два лестничных пролета, оказывалась на небольшом сыром участке земли с покрытыми гравием дорожками и голыми измученными розами. Это если я действительно хотела немного погулять между колючими кустами под серым зимним небом. Вместо решетки на окне красовались чугунные ставни, которые я всегда держала нараспашку, с прорезями в виде сердечек и крестов. С закрытыми ставнями комната становилась тихой и, ну… мертвой.