Паутина - Джалол Икрами

ними следить.

— А мой отец? Отца не видели? — нетерпеливо спросил я.

Ахрорходжа пристально поглядел на меня. Мне стало не по себе.

— Отец твой не вернулся, — ответил он и больше ничего не добавил.

Утром следующего дня Ахрорходжа взял у тестя осла и снова уехал в Бухару.

Отец, отец! Нет, я был уверен, что отец мой вернулся, что просто в суматохе он не нашел Ахрорходжу, но теперь обязательно встретит его, нападет на мой след и придет ко мне. Я верил в это и ждал отца.

Мы подружились с сыном Абдулхафиза, ходили вместе купаться к реке, ездили в поле, где набивали соломой мешки, которые потом взваливали на ослов и привозили домой.

Однажды, помнится, в полдень, едва мы занялись делом, как вдруг увидели группу вооруженных всадников; они ехали со стороны города по направлению к кишлакам Вобкенд и Шофирком. Мы находились от дороги примерно в ста — ста пятидесяти метрах. Я впервые в жизни видел солдат в шапках, брюках и куртках, перепоясанных патронными лентами. Среди всадников двое или трое носили чалму и халаты, однако на руках у них ярко горели красные ленты.

— Урус! — вскрикнул сын Абдулхафиза. — Прячься!

Мы заметались, зарылись в солому.

Но всадники, не обращая на нас никакого внимания, проехали своей дорогой. Как только они скрылись, мы побросали пустые мешки на ослов, галопом примчались домой и кинулись к Абдулхафизу. Он играл в саду с малышом, которого подобрал на дороге.

— Отец!.. — закричал мой друг. — Мы испугались! Вот он… вот они… — Он не мог говорить от волнения.

— Мы видели урусов! — выпалил я.

Абдулхафиз рассмеялся, потом сказал:

Не бойтесь, дети мои, придет время, когда вы будете есть с русскими из одной тарелки. Зачем им обижать вас, они ведь ищут своих врагов.

— А кто враги русских? — спросил я.

— Кто же еще, как не эмир и люди эмира! Они враги русских и всех революционеров, их и ищут…

Абдулхафиз неожиданно помрачнел и, передав малыша жене, куда-то ушел.

Прошло десять дней, я ничего не знал об отце, если не считать того, что в каждый свой наезд Ахрорходжа спокойно и даже как-то деловито сообщал:

— Отца твоего не видел.

Но почему-то мне казалось… Впрочем, нет, казаться мне стало позже, а пока я просто затосковал по дому. Легко представить как я обрадовался, когда, возвратившись однажды с поля, увидел Абдулхафиза и Ахрорходжу, грузивших арбу.

— В город едем, — сказала янга. — Скорее одевайся!

На этот раз арба была почти пустой. Из слов, сказанных Ахрорходжой жене, я понял, что он боялся обыска у городских ворот, и поэтому решил все ценные вещи припрятать у тестя.

В городе мы остановились в нашем доме, в квартале Дегрези.

Я вбежал во двор, но отца не увидел.

— Где отец, куда он мог уйти? — спросил я, словно бы отец был дома, только куда-то на минутку-другую вышел…

— Он еще не возвратился, — ответил Ахрорходжа. — Наверное, ушел с отрядом «сешамбеги» вслед за эмиром.

— Какое дело отцу до эмира?! Он не пойдет с эмиром, он должен быть здесь! — чуть не заплакал я, а сердце… да, сердце мне подсказывало, что Ахрорходжа знает, где мой отец. Знает — и молчит.

— Вернется твой отец, не волнуйся, — сказал Ахрорходжа, поглаживая меня по голове. — Пока он не появится, мы будем жить в вашем доме, присматривать за тобой — одного тебя не оставим. К тому времени отремонтируется наш дом, мы туда переедем, а тебя отдадим отцу. Одного тебя сейчас оставлять нельзя, не так ли, сынок?

Он сказал «сынок», так и сказал, и на лице у него светилась улыбка. Не знал я тогда, что и мед бывает горьким, поверил его лживым словам — и все в моей жизни пошло кувырком…

3

— Спасите, я не виноват! Не трогайте меня! Не трогайте!

Этот душераздирающий вопль умалишенного оборвал воспоминания и вернул меня к действительности, которая ужаснее небытия.

Ходжа не хвастал, когда говорил, что на этом деле у него поседела борода. В его зиндане все было продумано до мелочей, даже освещение, — не настолько светлое, чтобы узники могли разглядеть друг друга, но и не настолько темное, чтобы они не видели ничего и оставались наедине со своими мыслями. При таком освещении и самая обычная тень, которую отбрасывали предметы, казалась ужасным чудовищем.

Люди, верившие, подобно мне, в злых духов, не могли не испытывать здесь чувства страха… Я понимал, что меня окружают такие же, как я, несчастные, расположившиеся в самых причудливых позах, — кто свернулся калачиком, кто лежал, широко раскинув руки и ноги, а иные сидели, прислонившись к стене, безмолвно обхватив головы, — но в каждом мне чудился затаившийся див… Как ни старался я трезво обдумать свое положение, ничего не выходило. Сердце гулко стучало, лоб покрывался липкой холодной испариной, все тело била мелкая, частая дрожь…

— Ака Мирзо, — подал голос Гиясэддин, — петухи уже кричат, значит миновала полночь?

Бас в ответ тяжело вздохнул, а через минуту стал читать стихи:

В ночь разлуки, кто ответит, сколько до утра осталось?

Верно, тот, чье сердце сразу в плен любви навек попалось.

Кто же обо мне расскажет той, кто мной пренебрегает,

Нашу дружбу отвергает? Но душа истосковалась.

Приходи! Зову тебя я. Приникаю я губами

К той тропинке, по которой иногда тебе ступалось.

Образ твой надежды дарит, пусть хоть маленькую малость.

Только ждать тебя терпенья у меня уж не осталось…

Стихи эти, хоть я в те годы плохо понимал их смысл, оказали на меня чудотворное воздействие. Ака Мирзо читал проникновенно, успокаивала сама музыка слов, чеканный ритм строк. Не я один поддался их очарованию: кто-то громко произнес:

— Хорошо, брат! Говоришь, будто читаешь в моем сердце!

— Э, милый, спи, — ответил бас. — И я ведь безумствую — разве здесь звучать стихам Саади?

Пауза на этот раз была недолгой, Гиясэддин снова нарушил тишину.

— Ака Мирзо, — сказал он, — все равно нам не спится, спят вместо нас наши стражники. Рассказали бы, как попали сюда… Вы обещали…

— Что рассказывать! Лучше ничего не рассказывать, — вновь вздохнул бас. Вздохом откликнулся и его собеседник.

— Судьба моя, кажется, близка судьбе этого юноши, — заговорил бас после недолгого молчания. — Тот человек, что привел его сегодня сюда, друг моего врага. Его зовут Ахрорходжа… Не так ли?

Вопрос был обращен ко мне, и я тут же ответил:

— Да, Ахрорходжа…

— Он самый, подлец Ахрорходжа! — сказал бас, подтверждая мои слова.