Янки при дворе короля Артура - Марк Твен

Послѣднее время часто случались грозы и я полагалъ, что буду имѣть успѣхъ; между тѣмъ, я не могъ откладывать въ долгій ящикъ свое чудо, — правда, я могъ отсрочить на день или на два, отговариваясь государственными дѣлами, — но дальнѣйшая отсрочка была невозможна.

Настало чудное солнечное утро; это былъ первый день въ теченіе трехъ недѣль, что небо было совершенно безоблачно. Я никуда не выходилъ, приходилось дожидаться непогоды. Кларенсъ время отъ времени забѣгалъ ко мнѣ и разсказывалъ, что народъ, въ ожиданіи чуда, стекается со всѣхъ сторонъ, насколько это можно видѣть съ зубчатыхъ стѣнъ замка. Но вдругъ подулъ вѣтеръ и сталъ усиливаться, нагналъ тучу, которая увеличивалась и увеличивалась все болѣе и болѣе. Наступала ночь; я приказалъ зажечь на башняхъ факелы, освободить Мерлэна и привести его ко мнѣ! Четверть часа спустя я поднялся на парапетъ и нашелъ тамъ короля и весь дворъ; всѣ смотрѣли о направленію къ башнѣ Мерлэна. Между тѣмъ было такъ темно, что почти ничего нельзя было видѣть на дальнемъ разстояніи; этотъ народъ, эти башни, частью находящіяся въ полномъ мракѣ, частью освѣщенный краснымъ пламенемъ большихъ факеловъ, представляли великолѣпную картину. Мерлэнъ явился въ мрачномъ расположеніи духа и я ему сказалъ:

— Вы хотѣли сжечь меня живьемъ въ то время, какъ я не причинилъ вамъ ни малѣйшаго зла, а послѣ вы хотѣли нанести оскорбленіе моей профессіональной репутаціи. Теперь же я низведу огонь на вашу башню и разрушу ее. Если вы можете уничтожить мои чары и предотвратить отъ башни огонь, то я предоставляю вамъ полную свободу; возьмитесь за вашъ жезлъ; теперь ваша очередь.

— Хорошо, сэръ, я уничтожу твои чары, не сомнѣвайся въ этомъ!

Онъ обвелъ жезломъ воображаемый кругъ на камняхъ крыши и потомъ сжегъ въ немъ щепотку порошку, отчего появилось густое облако ароматическаго дыма; но это всѣхъ обезпокоило и всѣ отодвинулись назадъ. Затѣмъ онъ сталъ дѣлать руками въ воздухѣ разныя движенія очень медленно, точно онъ былъ въ экстазѣ, потомъ онъ вдругъ сталъ быстро махать руками, что напоминало маханье крыльевъ вѣтряной мельницы; но въ это время разразилась гроза; подулъ сильный вѣтеръ, гасившій факелы, сталъ накрапывать дождь, сверкнула молнія. Конечно, мой громоотводъ долженъ скоро подѣйствовать. Наступило время выступить на сцену мнѣ. Тогда я сказалъ Мерлэну:

— У васъ было достаточно времени. Я далъ вамъ всѣ преимущества и не вмѣшивался въ ваши дѣла. Теперь ясно, что ваша магія очень слаба. Поэтому я начну.

Я провелъ три раза рукою по воздуху и вдругъ раздался страшный трескъ и эта старая башня сначала точно подпрыгнула къ небу и развалилась, затѣмъ появился настоящій огненный фонтанъ, превратившій ночь въ день и озарившій тысячи человѣческихъ существъ, упавшихъ на землю отъ сильнаго испуга. Потомъ разсказывали, что съ этого мѣста известка и камни валились цѣлую недѣлю. Таково было донесеніе, но факты доказали иное.

Это было дѣйствительное чудо. Мерлэнъ же потерялъ всякое значеніе; король приказалъ задержать его жалованье и хотѣлъ было совершенно прогнать его, но я вмѣшался въ это дѣло, сказавъ, что онъ можетъ быть полезенъ для разныхъ мелочей. Отъ его башни не осталось камня на камнѣ; я предложилъ правительству перестроить эту башню для Мерлэна, а послѣднему посовѣтовалъ взять нахлѣбниковъ; но магъ былъ слишкомъ гордъ для этого. Что же касается до признательности, то онъ никогда не сказалъ мнѣ спасибо. Правда, его судьба стала незавидна и потому трудно ожидать смиренія отъ человѣка, котораго отодвинули на задній планъ.

ГЛАВА VIII.

Патронъ.

Добиться авторитета и власти очень трудно; но заставить другихъ покоряться этому авторитету еще труднѣе. Эпизодъ съ башнею укрѣпилъ еще болѣе мое могущество и сдѣлалъ его неуязвимымъ. Не было никого въ государствѣ, кто бы заблагоразсудилъ вмѣшиваться въ мои дѣла.

Что же касается меня, то я совершенно принаровился и къ своему положенію и къ обстоятельствамъ. Первое время, просыпаясь утромъ, думалъ про себя, улыбаясь, что за странный «сонъ» я видѣлъ; мнѣ казалось, что вотъ — вотъ раздастся свистокъ завода и я отправлюсь на службу; но мало по малу я совершенно свыкся съ тѣмъ, что живу въ шестомъ столѣтіи при дворѣ короля Артура. Я чувствовалъ себя совершенно какъ дома въ этомъ столѣтіи, и конечно, не промѣнялъ бы его на двадцатое. Мнѣ представлялось теперь большое поле дѣятельности и у меня не было соперниковъ; не нашлось ни одного человѣка, который въ сравненіи со мною не былъ бы младенцемъ относительно моихъ знаній и способностей. А что я дѣлалъ бы въ двадцатомъ столѣтіи? Стоялъ бы во главѣ какой-либо фабрики, вотъ и все; а иногда ловилъ бы въ свои сѣти сотни болѣе лучшихъ людей, чѣмъ я самъ.

Но что за скачекъ я сдѣлалъ! Я никакъ не могъ забыть своего перемѣщенія и постоянно думалъ объ этомъ. Никому еще не удавалось достигнуть того, чего достигъ я; развѣ исторія Іосифа нѣсколько подходитъ къ моей; но замѣтьте, только подходитъ къ моей, но не такая какъ моя; замѣчательныя финансовыя способности Іосифа были оцѣнены только фараономъ, тогда какъ общественное мнѣніе долго не могло примириться съ его возвышеніемъ; а я, между тѣмъ, завоевалъ себѣ всеобщее расположеніе тѣмъ, что пощадилъ солнце; этимъ я и пріобрѣлъ себѣ популярность.

Я даже не былъ только тѣнью короля, а былъ его сущностью; самъ король, представлялъ собой только одну тѣнь. Дѣйствительно, моя власть равнялась власти короля. Правда, въ то время существовала еще одна власть, которая была еще могущественнѣе, чѣмъ моя и чѣмъ власть короля, взятыя вмѣстѣ. Я подразумѣваю здѣсь церковь. Я вовсе не желаю искажать этого факта и даже не могу, если бы и хотѣлъ этого. Но теперь объ этомъ уже болѣе никто и ни говоритъ; позднѣе эта власть была поставлена на свое мѣсто. Но, конечно, не мнѣ принадлежатъ ни иниціатива этого дѣла, ни его послѣдствія.

Но вернемся опять къ двору короля Артура. Что это была за любопытная страна, полная интереса и заслуживающая большого вниманія. А народъ? Это была самая простодушная, самая довѣрчивая и самая оригинальная раса. Всѣ они относились съ большимъ уваженіемъ къ церкви, королю и къ знати.

Большая часть британскаго народа была рабами, простодушными и жалкими; они носили такое названіе и украшали свои шеи желѣзными ожерельями; остальная часть народа была также рабами, хотя и не носила этого названія; они только воображали себя свободными людьми, а были ими только по одному названію. Но истинѣ сказать, что народъ, какъ цѣлое, существовалъ только для единственной цѣли: преклоняться передъ королемъ, церковью и знатью; исполнять для нихъ тяжелую работу, проливать за нихъ кровь, голодать, чтобы они были сыты, трудиться для того, чтобы они могли оставаться праздными, испивать чашу бѣдствій, чтобы они могли быть счастливы, ходить нагими, чтобы они могли носить шелкъ, бархатъ и драгоцѣнные камни, платить подати, чтобы освободить знать отъ этихъ платежей; совершенію освоиться съ тѣмъ оскорбительнымъ обращеніемъ, съ которымъ къ нимъ относятся, для того, чтобы ихъ притѣснители могли гордо прохаживаться и воображать, что они земные боги. И за все за это, вмѣсто благодарности, они получали только побои и презрѣніе; но эти слабоумные люди считали даже и такое обращеніе за большую честь. Унаслѣдованныя идеи составляютъ весьма любопытную вещь и очень интересны для наблюденій. У меня были свои собственныя унаслѣдованныя идеи, а у короля и у народа свои; такъ, напримѣръ, этотъ народъ унаслѣдовалъ ту идею, что всякій человѣкъ, безъ титула и безъ длиннаго ряда предковъ, хотя бы и обладающій природными способностями и талантами, представляетъ изъ себя не болѣе, какъ животное, или насѣкомое; тогда какъ я унаслѣдовалъ такого рода идею, что люди, скрывающіе свое умственное ничтожество подъ павлиньими перьями унаслѣдованныхъ титуловъ и богатства, бываютъ только смѣшны. Моя идея можетъ показаться оригинальною, но она вполнѣ естественна. Извѣстно, какимъ образомъ какъ хозяинъ звѣринца, такъ и публика смотрятъ на слона; они удивляются его величинѣ и силѣ; говорятъ, что онъ дѣлаетъ удивительныя вещи; разсказываютъ не безъ гордости, что онъ въ своемъ гнѣвѣ можетъ прогнать тысячу человѣкъ. Но какъ ни гордится имъ хозяинъ, а все же онъ не считаетъ его равнымъ себѣ. Нѣтъ, любой оборванецъ усмѣхнется на такое предположеніе. Онъ не пойметъ этого, ему это покажется страннымъ. Точно тоже было и со мною. Для короля, знати и цѣлаго народа я именно и былъ этимъ слономъ, но никакъ не болѣе; мнѣ удивлялись, меня боялись, вотъ и все; но мнѣ и удивлялись и боялись меня, какъ удивляются какому-либо животному, а слѣдовательно и боятся его. Къ животнымъ не относятся съ уваженіемъ, поэтому не уважали и меня. Я, какъ человѣкъ безъ предковъ и безъ титула, былъ въ глазахъ короля, знати и цѣлаго народа не болѣе какъ человѣкъ низкаго происхожденія; всѣ смотрѣли на меня со страхомъ и удивленіемъ, но только безъ уваженія; они никакъ не могли отдѣлаться отъ той унаслѣдованной идеи, что можно уважать человѣка, неимѣющаго длиннаго ряда предковъ.