Сокровища - Джоанна Кингслей

Она повела их вверх по лестнице красного дерева. Повсюду были сокровища, но они все вместе скорее создавали атмосферу богатого комфорта, чем неподвижную роскошь музея. У Коломбы не было вещи, которую она не любила бы — или не любила бы человека, подарившего ей ее.

Поднявшись по лестнице, она повернула и направилась к двери с золотой ручкой в виде русалки. Внутри комната была вся убрана шелком цвета слоновой кости и позолотой. Тяжелый атлас драпировал окна и покрывал мебель. Потолок украшали позолоченные розочки и ангелы, сделанные из алебастра. Высокие зеркала в стиле рококо тянулись вдоль обшитых резными панелями стен. Это была женская комната, самое сердце Ла Таны.

Здесь горело больше свечей, явно зажженных за несколько минут до их прихода, хотя присутствия слуг не чувствовалось.

— Моя гардеробная, хотя я называю ее своей сокровищницей. — Когда она говорила, то провела рукой по дубовой панели. С тихим шорохом панель сдвинулась, открыв глубокий тайник в стене. Коломба протянула руку и выдвинула столик с мраморной поверхностью на хорошо смазанных колесиках.

На его испещренной золотыми прожилками поверхности стояло более дюжины коробочек — покрытых бархатом, кожаных, позолоченных, с эмалью и инкрустированных. Открыв одну, она вынула ожерелье из изумрудов и сапфиров. Оно скользило сквозь ее пальцы, как змея из моря, его водянистые цвета чувственно переливались на ее руке.

— Восхитительно, — произнес Стефано, когда она протянула ему ожерелье. Волнистое «С», выложенное бриллиантами, украшало застежку.

Затем она достала сережки из идеально подобранных рубинов цвета голубиной крови, называемых так потому, что они точно такого же цвета, как две первые капли из ноздрей только что убитого голубя. Их она дала Витторио. Его пальцы гладили холодную поверхность рубинов так же нежно, как если бы они ласкали теплую плоть желанной женщины.

Она показала им брошь в виде пучка пшеницы с бриллиантовыми зернами, укрепленными на золотой проволочке так искусно, что колосья дрожали словно от летнего ветра при малейшем движении хозяйки. Другая брошь была выполнена как веточка малины, каждое сочное зерно — отдельный рубин. Вынимались и другие драгоценности. Браслет из тяжелого золота, украшенный камеями, кольцо с искусной эмалью на золоте. Комплект из изумрудов и бриллиантов, состоящий из тиары, ожерелья, серег и браслета.

— Он принадлежал императрице Евгении, — сказала она с оттенком высокомерия.

Стефано следил, прикованный к месту, как она извлекала одно украшение за другим, обращаясь с каждым с уважением, даже с почтением. Когда они сверкали в ее руках, он знал, что никогда больше не увидит подобного зрелища. Ни одна королева не могла иметь более прекрасной коллекции сокровищ, чем Коломба.

— Это одна из моих любимых, — сказала она, доставая брошь в виде феникса — птицы, возрождающейся из собственного пепла; большой, в форме сердца, розовый бриллиант, редчайшего среди бриллиантов цвета, окруженный золотом и бриллиантами, был грудью птицы; глаза сделаны из сапфиров, а изумрудные крылья широко расправлены, как у птицы, поднимающейся от рубиновых языков пламени.

— Моя личная гордость, — сказала она. — Он кажется подходящим символом моего волшебного возрождения из пепла неаполитанских трущоб.

Она изучала лица своих сыновей. Лицо Стефано выражало благоговение, не жадность. Ей было приятно видеть, как он прикоснулся к нитке безупречно подобранного жемчуга. У Витторио выражение было совсем иным, когда он слегка пробегал кончиками пальцев по водопаду бриллиантов в специально для них изготовленном и выложенном бархатом футляре. Стефано поднял глаза и встретился с ней взглядом. Он покачал головой.

— Так много, так прекрасно! Как, должно быть, вы сверкали, когда носили их!

Она рассмеялась и положила на грудь руку.

— Они заставляли меня сверкать здесь, даже когда я не носила их. Без них… — Она взяла маленькую шкатулку, открыла ее, и взорам предстал неоправленный бриллиант с совершенной огранкой в виде розы. — Я всегда считала, что они сделали меня тем, что я есть.

Стефано заметил в ее глазах воспоминания и ожидал продолжения рассказа. Но спустя мгновение она закрыла шкатулку с бриллиантом.

— История для другого раза, — спокойно заметила она.

— В самом деле, — начал Витторио, перебирая пальцами короткое бриллиантовое колье. — Вы сказали, что у нас есть дело, связанное с коллекцией.

— Значит, мои украшения для тебя не декадентские? — весело заметила она. Потом добавила: — Это хорошо. Потому что часть их принадлежит тебе. Они — ваше наследство.

Чтобы дать им время свыкнуться с мыслью, что они наследники огромного состояния, она зажгла сигарету, подошла к окну и погрузилась в созерцание дождя. Когда наконец она заговорила, то это была уже деловая женщина.

— Драгоценности должны быть сразу же вывезены из Ла Таны в безопасное место. Витторию, ты доставишь их в Швейцарию.

Стефано с тревогой посмотрел на нее. После всего, что она видела и сказала, неужели она доверяет Витторио?

Возможно, она перехватила его взгляд, хотя открыто и не признала этого, потому что последовало объяснение причины ее выбора.

— Благодаря своим партийным связям, Витторио, у тебя есть определенные привилегии, которых нет у Стефано. Ты можешь получить разрешение на поездку и пересечешь границу без серьезного таможенно о досмотра. Ты доставишь драгоценности в Женеву, где я договорилась об их хранении в банке при определенных условиях. Будучи положенной в банк, вся коллекция может быть взята только при предъявлении двух особых опознавательных предметов.

Она грациозно направилась к туалетному столику, возвратившись с маленькой резной шкатулкой из нефрита.

— Здесь ключ к моей жизни и вашему богатству.

Она открыла крышку на петлях. Внутри на бархате лежал драгоценный флакон для духов. Жемчужные плечи, бриллиантовая юбка и рубиновый корсаж вспыхнули, заблестели и засверкали в янтарном свете. Но красота самой фигурки превосходила драгоценные камни — она была волшебная, не от мира сего.

Витторио с трудом выдохнул:

— Шедевр. Никогда не видел ничего подобного. Челлини? — спросил он, приписывая работу величайшему ювелиру эпохи Возрождения.

— У тебя хороший глаз, — заметила она. — Это в его стиле. Но это не Челлини. Фигурка сделана несколько лет назад в Амстердаме. Моя копия. Когда-то мои глаза были такими же синими, как эти сапфиры, — почти шепотом произнесла она, поглаживая пальцем с длинным ногтем темно-синие камни. — Мы очень сильно любили друг друга.