Великолепная Софи - Джоржетт Хейер

– Нет, что вы! Благодарю вас, но я никогда не устаю, а эту поездку, которая оказалась скучной и однообразной, никак нельзя назвать путешествием! – ответила Софи. – Я должна была приехать к вам еще утром, но сначала мне пришлось заглянуть в Мертон[18].

– Пришлось заглянуть в Мертон? – эхом откликнулась леди Омберсли. – Но зачем, милочка? У тебя там знакомые?

– Нет-нет, но так пожелал сэр Гораций!

– Дорогая моя, ты все время величаешь своего отца сэром Горацием? – поинтересовалась леди Омберсли.

В серых глазах заплясали смешинки.

– Нет, если я сержусь на него, то называю папой! – сказала Софи. – Это ему особенно не нравится! Бедняга, как досадно, что судьба обременила его долговязой дочерью, поэтому трудно ожидать, что он станет хорошо к этому относиться! – Заметив, что тетя с изумлением глядит на нее, она добавила с обезоруживающей прямотой: – Вижу, вам это не нравится. Мне очень жаль, ведь на самом деле он прекрасный отец, и я очень его люблю! Но один из его принципов гласит, что пристрастность не должна мешать видеть недостатки тех, кого любишь.

Ошеломляющее предположение, что дочь следует поощрять в поисках недостатков у своего отца, повергло леди Омберсли в такой ужас, что она окончательно растерялась. Селина же, привыкшая во всем докапываться до сути, осведомилась, почему сэр Гораций пожелал, чтобы Софи непременно заехала в Мертон.

– Чтобы отвезти Санчию в ее новый дом, – пояснила Софи. – Вот почему меня сопровождает этот нелепый эскорт. Ничто на свете не может убедить бедную Санчию в том, что английские дороги не кишат бандитами и герильеро[19] всех мастей!

– Но кто такая Санчия? – недоуменно поинтересовалась леди Омберсли.

– О, это маркиза де Виллаканас! Разве сэр Гораций не рассказывал вам о ней? Она вам понравится – нет, вы просто обязаны полюбить ее! Она весьма глупа и потрясающе ленива, подобно всем испанцам, но зато очень красива и добра! – Заметив, что тетя окончательно сбита с толку, Софи озабоченно нахмурилась, отчего ее прямые густые брови сошлись на переносице в одну линию. – Так вы ничего не знаете? Он не сообщил вам? Как это нехорошо с его стороны! Сэр Гораций намерен жениться на Санчии.

– Что? – ахнула леди Омберсли.

Софи подалась к ней, схватила ее за руку и ободряюще пожала:

– Да, это так, чему вы должны быть рады, если хотите знать, потому что она ему подходит как нельзя лучше. Она вдова, и при этом очень состоятельная.

– Испанка! – сказала леди Омберсли. – Он мне ни словом о ней не обмолвился!

– Сэр Гораций говорит, что объяснения его утомляют, – извиняющимся тоном сказала Софи. – Пожалуй, он побоялся, что они отнимут у него слишком много времени. Или, – добавила она, и глаза ее озорно блеснули, – понадеялся, что я сделаю это вместо него!

– Никогда не слышала ничего подобного! – заявила леди Омберсли, преисполнившись праведного гнева. – Как это похоже на Горация! И когда же, милочка, он намерен жениться на этой маркизе?

– Что ж, – серьезно сказала Софи, – пожалуй, именно поэтому он и не стал вам ничего объяснять. Сэр Гораций не может жениться на Санчии, пока не сбудет меня с рук. Ужасно неловкая ситуация для него. Бедняга! Я пообещала ему сделать все от меня зависящее, но я же не могу выйти за человека, которого не люблю! Он прекрасно понимает мои чувства и, надо отдать должное сэру Горацию, никогда не поступает опрометчиво!

Леди Омберсли была твердо уверена, что ее дочерям не подобает слушать такие речи, но не представляла, как может им помешать. Селина, все еще не оставившая надежды прояснить интересующий ее вопрос, спросила:

– А почему ваш папа не может жениться до того, как вы выйдете замуж, Софи?

– Из‑за Санчии, – с готовностью пояснила ее кузина. – Она говорит, что ни за что на свете не станет моей мачехой.

Леди Омберсли была поражена в самое сердце.

– Бедное мое дитя! – воскликнула она и положила руку на колено Софи. – Ты такая храбрая, но мне можешь довериться! Она ревнует его к тебе, поскольку, полагаю, все испанцы ужасно ревнивы! Как это дурно со стороны Горация! Знай я об этом… Она, наверное, очень злая женщина, Софи? Она тебя невзлюбила?

Софи рассмеялась серебристым смехом:

– О, нет, нет, нет! Я уверена, что она ни к кому никогда не испытывала неприязни! Дело в том, что если она выйдет за сэра Горация, пока я остаюсь на его попечении, то все будут ожидать от нее материнской заботы, а для этого она слишком ленива! Кроме того, я ведь могу и дальше ухаживать за сэром Горацием, управлять его домом и всем прочим, к чему я привыкла за эти годы. Мы все это обговорили, и я не могла не согласиться, что в ее словах есть большая доля истины. Но что касается ревности, то нет! Она слишком красива, чтобы ревновать меня, и слишком мягка и добродушна для этого. Она говорит, что искренне привязалась ко мне, но делить со мной кров решительно не намерена. И я ее не виню: прошу вас, не думайте, будто я обижена!

– Мне она представляется весьма странной особой, – с неодобрением заявила леди Омберсли. – А почему она живет в Мертоне?

– О, сэр Гораций снял там для нее чудесную виллу! Она намерена жить в уединении, пока сэр Гораций не вернется в Англию. И все оттого, – со смешком добавила Софи, – что ей решительно нечем заняться. Она до обеда валяется в постели, в невероятных количествах поедает сладости, запоем читаем романы и с радостью принимает тех своих друзей, кто готов проделать несколько миль, чтобы навестить ее. Сэр Гораций уверяет, что она самая спокойная из всех его знакомых женщин. – Софи наклонилась, чтобы погладить собачку, все это время лежавшую у ее ног. – За исключением Тины, разумеется! Дорогая сударыня, надеюсь, вы любите собак? Она очень хорошая и смирная, уверяю вас, и я просто не могу расстаться с нею!

Леди Омберсли уверила ее, что не питает предубеждения к собакам, зато решительно не расположена к обезьянам. Софи рассмеялась и сказала:

– О боже! Неужели я поступила дурно, привезя ее в подарок детям? Но когда я увидела Жако в Бристоле, он показался мне именно тем, что надо! А теперь, после того как я отдала его малышам, думаю, будет очень трудно убедить их от него отказаться.

Леди Омберсли склонялась к мысли, что это вообще невозможно, и поскольку тема была исчерпана, а многочисленные признания племянницы изрядно выбили ее из колеи, она предложила Сесилии проводить Софи наверх, в ее комнату, где она, без сомнения, захочет немного отдохнуть перед тем, как переодеться к ужину.

Сесилия с готовностью вскочила на ноги, собираясь в случае необходимости присоединить свой голос к словам матери. Впрочем, она не думала, что Софи захочет отдохнуть; того немногого, что она узнала о своей кузине, оказалось довольно, чтобы вызвать в ней уверенность, будто столь живая и общительная девушка редко нуждается в покое и отдыхе. Но ее влекло к Софи, и она хотела подружиться с ней как можно скорее. Поэтому, когда обнаружилось, что служанка Софи распаковывает в ее спальне чемоданы, она уговорила кузину отправиться поболтать в свою комнату. Селина, узнав, что ее не приглашают, обиженно надула губы, но ничего не сказала и ушла, утешая себя тем, что ей выпала на редкость благодарная задача в подробностях пересказать мисс Аддербери все, о чем поведала им в Голубой гостиной Софи.

По натуре Сесилия была застенчивой, и хотя ей недоставало холодной сдержанности, в избытке имевшейся у ее брата, излишней откровенностью она тоже не отличалась. Но уже через несколько минут она вдруг обнаружила, что изливает кузине душу, рассказывая о своих многочисленных горестях. Софи слушала ее с интересом и сочувствием, но постоянное упоминание имени мистера Ривенхолла, похоже, изрядно озадачило ее, и в конце концов она не выдержала:

– Прошу прощения, но разве этот Чарльз тебе не брат?

– Мой старший брат, – согласно кивнула Сесилия.

– Так и я думала. Но почему его мнение столь важно для тебя?

Сесилия вздохнула:

– Софи, скоро ты сама поймешь, что в этом доме ничего не делается без разрешения Чарльза. Это он отдает распоряжения, все организует и всем заправляет!

– Нет, давай-ка расставим точки над «i»! – настаивала Софи. – Ведь мой дядя еще не умер, так? Я уверена в этом, поскольку сэр Гораций не упоминал ни о чем подобном!

– О нет! Но папа… мне не следует говорить о нем дурно, к тому же я и сама толком ничего не знаю… но мне кажется, что бедный папа оказался в затруднительном положении. Собственно, я в этом уверена, потому что однажды застала маму в полном отчаянии. Она мне кое-что рассказала, так как очень расстроилась и не сознавала, что делает. В общем, она никогда и слова плохого о папе не говорила никому из нас – за исключением, пожалуй, Чарльза и, наверное, Марии, поскольку та теперь замужем. Однако потом умер мой двоюродный дедушка Мэттью, который оставил все свое состояние Чарльзу; я не совсем понимаю, что и как там вышло, но, по-моему, Чарльз что-то сделал с закладными. Как бы то ни было, бедный папа оказался полностью в его власти. И еще я уверена, что именно Чарльз платит за обучение Хьюберта и Теодора и к тому же погашает прежние долги – так мне сказала мама.