Под тем же солнцем - Ася Филатова

«Жениться тебе надо, — приговаривал иногда отец, когда Антон подобным образом не рассчитывал свои силы, — сразу появится и ответственность, и чувство меры… Или наоборот, тут уж как повезет». Антон отшучивался, но иногда начинал прокручивать в голове слова родителя. Жениться… Да упаси Господи, как говаривала бабушка Антона, Татьяна Михайловна. Девушек вокруг было много, красивые, веселые, симпатичные и просто милые, они появлялись и исчезали, как случайный весенний снег, но ни разу у Антона не возникло желания, чтобы кто-то из них задержался больше чем на пару недель. Антон научился никого не обижать, и к четвертому курсу за ним укрепилось как второе «я» прозвище «нечего ловить». Сокурсницы знали, парень, конечно, хоть куда, и симпатичный, и веселый, но перспектив никаких. Многие к этому времени уже создали семьи, как-то определились со своей жизненной позицией, Антон же на все предположения о его чересчур сильной разборчивости и «высокой планке» отшучивался и обещал тут же жениться, как только встретит ту самую, единственную. За свою молодую жизнь пока вот не встретил. Да и, собственно, какие его годы.

Каждый день, припарковавшись на стоянке возле института, Антон наблюдал, как хрупкая девушка с большими зеленоватыми глазами и сосредоточенным лицом топает в институт. Она не была сногсшибательной красавицей, это уж точно. Но что-то, видимо, в ней такое было, что заставляло Антона каждый раз незаметно провожать ее взглядом перед самой первой лекцией. Это стало у него своего рода традицией: дождался девушку с зелеными глазами — день пройдет успешно. Не дождался — все пойдет наперекосяк. Антон посмеивался над самим собой, но подойти и банально познакомиться не решался. В течение прошедшего года, девушка была явно несвободна, ее часто подвозил парень на синем «Форде». Последний месяц «Форд» пропал, Антон уже понадеялся, что ухажера отчислили за неуспеваемость, пока не увидел его после учебы беседующим с девушкой возле нового кроссовера «Митсубиси». «Машинку сменил, хорек, — подумал Антон, — странно, она в нее не садится. Может, не все потеряно?».

У девушки была совершенно прозрачная подружка с копной живописных кудряшек, казалось, дунешь — улетит. Иногда они вместе стояли на крылечке и разговаривали, пару раз за неделю Антон видел их в кафе. Парня он тоже частенько заставал там, тот пил кофе и балагурил, обычно в большой компании. Парень ему, разумеется, страшно не нравился, казался самодовольным и неприятным, хотя Антон понимал, что абсолютно необъективен. «Вероятно, он замечательный человек, — уговаривал себя Антон. — Не стала бы она общаться непонятно с кем… Хотя, девушки — чудные создания. Кто разберет, что у них там в голове… Но этот все-таки неприятный. Хорек хорьком. И что она в нем нашла?..»

Что-то между ними явно происходило, или Антону хотелось в это верить. Последние несколько недель Антон наблюдал, как с каждым днем портится настроение у девушки. Утром, следуя привычным курсом, она с надеждой и даже какой-то обреченностью искала глазами чертову «Митсубиси», а когда находила, взгляд ее по непонятной причине угасал. Однажды он стал свидетелем, как зеленоглазая после разговора с хорькообразным парнем резко повернулась и пошла прочь. Антон успел заметить выражение бледного лица. Глаза казались еще больше, Антону почудилось, что девушка едва сдерживает слезы. Антон стоял совсем рядом, но вряд ли она его заметила. «Чем же она тебе не угодила, хорек ты скрипучий, — мрачно думал Антон, глядя в спину удаляющейся девушке, — так и вмазал бы по постной физиономии…».

Была в этой девушке какая-то невероятная незащищенность, Антону периодически хотелось схватить ее в охапку и куда-нибудь утащить, надежно спрятав от враждебного окружающего мира, а в первую очередь от пресловутого молодого человека с мышиными глазками. И как получилось, что он так много значит для нее? Это было такой явной, такой очевидной ошибкой, что, как казалось Антону, должно было всем резать глаз. Есть же у нее друзья, родители, наконец. Кто-то должен был ей сказать, что так нельзя… Почему так нельзя, Антон и сам толком не знал. Но чувствовал и даже видел, что зеленоглазая девушка далеко не счастлива, а так быть не должно. Неправильно это. Из таких чудесных серьезных глаз должен литься свет, и уж точно не тоска, которая все четче, день ото дня проявлялась на бледном лице.

Иногда Антон позволял себе пофантазировать. Вот она приходит после учебы домой, бросает сумку в кресло, переобувает сапоги, треплет за холку черного лохматого пса… Интересно, есть ли у нее собака. Антон не очень любил кошек, за их горделивое отчуждение «гуляю сам по себе», к собакам же относился с большой симпатией. Единственный кот, к которому Антон питал глубокое уважение, это был кот его бабушки, Эммануил Евграфович. Но этот кот был не просто котом. Эммануил Евграфович по праву считал себя полноправным хозяином бабушкиной резиденции, а сама бабушка была кем-то вроде домоправительницы при нем. Эммануил (в простонародье Моня) обладал удивительно богатой для кота мимикой, по прищуру огромных желтоватых глаз можно было с высокой долей вероятности определить отношение их обладателя к тому или иному вопросу, обсуждаемому в его присутствии. Антон подозревал, что кот и сам бы охотно поговорил, однако был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить себе вмешиваться в беседу…

«У нее точно есть собака, — думал Антон. — У всех хороших людей в какой-нибудь период жизни обязательно бывают четвероногие и вислоухие друзья. Пес непременно заросший, добрый и неуклюжий».

Антону было 14 лет, когда судьба свела его с Рембо. Холодным апрельским утром Антон шел покупать себе подарок на день рождения, в кармане новехонькой модной курточки — подарок бабушки — лежала невиданная по тем меркам сумма, и подросток предвкушал приятные мгновения. Он планировал купить мобильный телефон и отметить день рождения с друзьями в кафе, предварительно посетив кинотеатр.

Свернув с улицы в подворотню, Антон еще издалека услыхал громкий голос дворника Василия Василича. Обычно шумный и говорливый, Василич не упускал возможности поговорить с «хорошим человеком», без разбору давал всем во дворе советы, гонял ленивых таджиков, самоотверженно сражался с любителями граффити, разрисовывающими местные гаражи и будки ЦТП, а уж как ругался, так это любо-дорого… Антон, в свои годы знавший достаточное количество непечатных слов, самые изысканные выражения почерпнул именно из этого щедрого источника. В этот раз, в словесном потоке дворника явственно сквозили сочувствующие ноты, и Антон решил поинтересоваться. Если не вслушиваться, по жалостливым интонациям казалось, что Василич причитает над кем-то тяжело больным.