Когда небо было синим - Оскар Шкатов

нереально. Их попросту не было. «Матери» их не писали, а такие, как наша староста Леночка, и без них всё знали. Когда мы с Лёшкой прекратили свою деятельность в качестве старост, я из-за Козловой, а он из-за ноги, эта наша совместная «козлоногость» дала дорогу нашим прекрасным преемницам. Меня, повторюсь, заменила Леночка, а Лёшу – Маринка. Они сделали это с лёгкостью. Я вот подумал, а если бы наоборот, нам пришлось их в чём-то подменить… Когда две эти стройные грации, вздымая юбочки, отплясывали на институтской сцене озорные танцы, я представлял на их месте нас с Лёшей, и мне становилось дурно.

В общем, источник знаний был найден, оставалось только с заинтересованным видом из уважения к лектору сидеть и шевелить шариковой ручкой, внешне создавая эффект присутствия. Фактически же мы с шахматистом Серёжей на лекциях играли в «балду». К помещённому в клеточках слову нужно было добавлять по букве, создавая новое слово, и, чем длиннее оно было, тем больше очков ты получал. Игра, конечно, тупая, но как-то разнообразит. Я уже побеждал, но Серёжа, как профессиональный шахматист, знал толк в клетках. Он добавил очередную букву, и получилось слово «народ». Я думал, что он, как положено по правилам, запишет в свой столбик пять букв, но Серёжа уверенно вырисовывал четыре миллиарда. Народонаселение нашей планеты на тот момент именно столько и составляло. Я отомстил ему в следующей игре, где, имея только первую и последнюю буквы, нужно было найти остальные. Разгадка начиналась, как правило, с гласных, но в моём слове их практически не было. Это было, помнится, какое-то производное от глагола «взбзднуть». Долго же Серёжа мучился…

Думаю, я предельно доступно дал понять, из чего лепились будущие инженеры и руководители производства.

Но что мне действительно нравилось, так это курсовое проектирование. Это уже не тупое заучивание материала, а творческий процесс. Как правило, в каждом семестре надо было защитить по три проекта, два больших по профилирующим предметам, а третий так себе, не особо значимый. Тянуть все три одновременно было тяжеловато, ведь вино и девушек пока никто не отменял, и я избрал такую тактику – сначала готовил два основных и одним из первых на потоке их сдавал, а там уже вместе со всеми и третий подтягивал. А первым доставались почёт и отличные оценки без дополнительных вопросов. Вот тогда я и отомстил доцентихе Козловой, закрепившись в институте и восстановив стипендию.

Дважды в году, на 1 мая и 7 ноября вся страна выходила на демонстрацию. Выходили все, даже кому было нечего демонстрировать. В эти дни наша любимая 201-ая аудитория из учебной превращалась в закусочную. На лекциях, как правило, народу там бывало меньше. С раннего утра на столах расставлялись бутылки и раскладывались хлеб-соль, колбаса-сыр и другие незатейливые разносолы. Потом все выходили на улицу и пытались формироваться в колонны. Впереди факультетское руководство выстраивалось в ровную шеренгу, стараясь придать хоть какую-то форму остальному стаду. То, что получалось, начинало движение, и раздавался гимн нашего факультета. Слова были мои, музыкальное сопровождение тоже, а хор сводный.

Лекции студенту хуже тюрьмы,

Пусть их кто-то слушает, только не мы,

Пусть огромный острый зуб точит декан,

Плюнь, студент, наполни стакан!

***

Декан вертел шеей, но назад не поворачивался, как бы он тут не при чём.

Пролетит семестр, а ты на нуле,

Но не падай духом, будь веселей,

Что с того, что снова экзамен не сдан,

Плюнь, студент, наполни стакан!

***

Преподавательский состав дружелюбно ухмылялся.

Будем жить легко, пока молоды,

Чем сидеть на лекциях, плющить зады,

Пусть проекты нам с тобой как чёрту ладан,

Плюнь, студент, наполни стакан!

***

Последний куплет навевал лёгкую грусть:

Не успеешь оглянуться назад,

Пять учебных лет как миг пролетят,

В твоей жизни этот миг раз только дан,

Так студент, наполни стакан!

***

Зато после каждого куплета раздавалось громкое и жизнеутверждающее:

Если каждый новый день песни и смех,

Это значит, в городе гуляет сан-тех!

***

ЭПИЗОД ДЕСЯТЫЙ

Зимы в ХХ веке в центральной полосе России были настоящими русскими. Снега хватало малышне для лепки снежных баб, детям для катания с горок, пацанам для прыжков с крыш гаражей, лыжникам… понятно для чего, ну а мы после сдачи зимней сессии предпочитали заснеженные ели и сосны Зелёного города. Есть такой загородный лесной массив для отдыха горожан, спрессованных общественным транспортом, удушенных запахом промышленности и униженных продавщицами гастрономов. В этой местности располагались и частные дачи, и лыжные турбазы, и профсоюзные дома отдыха. В один из них как-то приобрели путёвки мои «матери». Я сначала не подумал, что нехорошо отрываться от коллектива, а когда осознал, то затосковал и поехал к ним в гости, не имея ни путёвки, ни, естественно, разрешения на проживание в женском корпусе, да и вообще ничего кроме наглой морды. В принципе, базы отдыха состояли из отдельных коттеджей для семей или компаний, но в этот раз было много молодых девок, и их скомпоновали в одном домике. Получилась небольшая женская общага, вполне доступная в дневное время, но позже там уже свирепствовал административный режим.

Кроватей в комнате (не будем квалифицировать её как гостиничный номер), было четыре по числу «матерей», и появление несанкционированной «пятой матери» вовсе не обязывало администрацию вносить туда дополнительную койку. Однако нам с Наташкой, молодым и стройным, прекрасно спалось вдвоём на одной. Три остальные кровати вели себя предательски тихо.

– Ну хоть бы одна сволочь спала, – укоризненно произносил я и отовсюду слышалось сдержанное хихиканье.

Девушки в принципе едой не злоупотребляют, так что в столовой мне вполне хватало половины их дневного рациона. Дни проводились в смешанных компаниях, а на ночлег я стабильно возвращался в нашу девичью келью. Единственным неудобством была необходимость иногда сходить в женский туалет. И тут я просто поражался женской солидарности. Незнакомые девчонки не только уступали и освобождали пространство, но и прикрывали меня, закутанного в женский халат, от глаз административных работников. Никакой стервозности, а наоборот, понимание ситуации, дескать сегодня у тебя, а завтра и у меня будет свой мужик под кроватью.

И так нелегалом под чужим одеялом я провёл где-то неделю. Но зато на следующую зиму все ошибки прошлого были уже учтены.

Путёвки приобрела практически вся наша группа плюс мои школьные друзья Славка и Лёша Сим, которых я достаточно близко свёл с нашими девушками. Все поселились в одном двухэтажном коттедже. Неподалеку находился следующий, из которого по вечерам неслось:

– А нам ничего не надо! У нас всё есть!

Голоса были весёлые, звонкие и главным образом женские. Наши так громко не кричали, видимо, чего-то не хватало. Мужиков, что ли? Вообще-то одна двухместная комнатка на первом этаже нашего коттеджа пустовала. Дверь была заперта на ключ, но существовало ещё и окно, которое мы со Славкой снаружи расковыряли, чтобы по мере необходимости проникать туда с девушками для интимных встреч. Девушек протаскивали в темноте непосредственно через окно.

Романтика! У Шекспира Ромео с Джульеттой тоже об балкон тёрлись.

Утро начиналось с лыжного похода. Можно было бы сказать, пробежки, но врать не буду. Аккурат за воротами базы отдыха «Звезда» располагался пивной павильон. Там заканчивался первый этап лыжной эстафеты. Мы разминались пивком и дожидались девушек. Вскоре раздавался грохот, похожий на звук рассыпающейся поленницы дров, только ритмично повторяющийся. Это наши спортсменки шли на лыжах по заледеневшей дороге. Термин «ходить на лыжах» они понимали буквально и ходили, высоко поднимая ноги и с силой впечатывая их, чтобы не поскользнуться.

Но как-то не заладилось у нас с зимними видами спорта. Куда приятнее в коттедже в весёлой компании потягивать винцо и ничем не заморачиваться. Поэтому моё зимнее повествование и получилось таким коротким.

ЭПИЗОД ОДИННАДЦАТЫЙ

Зима прошла, настало лето, спасибо партии за это!

И солнышко светит по-прежнему, спасибо товарищу Брежневу!

Так говорили в те добрые застойные времена. После окончания третьего курса возраст и опыт уже позволили нам сформировать свой стройотряд. Андрюха, весёлый крепкий парень, с которым мы уже сработались в прошлом году, стал командиром, а я – комиссаром. Учился он в группе, где Гоша оставался последним и единственным старостой мужского пола на нашем потоке. Вот вся их группа, где в отличии от моей, мужиков было значительно больше, в один отряд и объединилась. Нескольких девушек тоже взяли. С «матерями» моими судьба опять нас развела. Они укатили в Ригу как бы на практику, и присылали