Седьмой сын - Дж. К. Хатчинс

Кляйнман поднялся из-за стола, сердито протирая галстуком очки. Генерал Хилл отодвинул кресло и подошел к поверженному возмутителю спокойствия. Его тень упала на доктора Майка, как грозовая туча.

— Я не потерплю такого поведения, — произнес он низким и холодным голосом. — Не здесь. Не в моем присутствии. Вы поняли меня?

Майк посмотрел на него и торопливо кивнул. Чэпмен, отведя оружие в сторону, неохотно занял свое место около металлической двери. Хилл повернулся к остальным «близнецам» и погрозил им темным пальцем. Толстый псих перестал хихикать.

— Это касается каждого из вас. Я больше повторять не буду. Никаких драк и насилия! Ни в этой комнате, ни на территории базы! Вы хотите знать, почему оказались здесь? Вы надеетесь, что попали в сериал «Сумеречная зона»? Нет, господа. Вы в реальном мире, и все только начинается. Поэтому заткнитесь и послушайте доктора Кляйнмана.

Старый ученый вернулся к столу. Хилл обвел хмурым взглядом собравшихся людей.

— Если кто-то из вас попытается напасть на этого человека, — добавил он ледяным шепотом, — вы будете иметь дело со мной. Я церемониться не стану. Расстреляю на месте!

«А парень не церемонится», — подумал Джон.

Доктор Майк побрел обратно к креслу, отряхивая полы помятого пиджака. Кляйнман сел и поправил очки.

— Я понимаю, как эта ситуация выглядит для вас, — сказал он, кивнув. — Но вы должны доверять и мне, и генералу.

Он указал рукой на одну часть «близнецов», затем на другую и, словно представляя две группы гостей, произнес:

— Джон Майкл Смит, прошу вас познакомиться с Джоном Майклом Смитом.

Отец Томас, сидевший на другом конце стола, заплакал.

— Зачем вы издеваетесь над нами? — спросил священник.

Кляйнман ответил ему усталой улыбкой.

— Это не издевательство. Мы говорим о величайшем эксперименте, когда-либо проводившемся в истории человечества.

Хью и Дания Шеридан, теперь уже Смиты, растили мальчика в «Меридиан-Кесслер» — зажиточной соседской общине в Индианаполисе. Воспитывая ребенка, они досконально следовали плану, разработанному специалистами проекта. Они поощряли развитие Джонни Смита любыми возможными способами.

Джонни рос таким же добропорядочным католиком, как и его биологическая мать. Хотя Дания, входя в проект «Седьмого сына», указала себя агностиком, а Хью был атеистом, во имя науки вырядившимся в чужую личину, им удалось создать вполне убедительное впечатление обычной католической семьи. В Великий пост Дания пекла коржи для рыбного торта. Хью помогал устанавливать в церкви кабинки для сбора пожертвований. Они не заталкивали катехизис в голову маленького мальчика и лишь объясняли ему основы христианства. Родители рассказывали сыну, что над людьми был Бог, единый и вездесущий. Они учили Джонни религиозной терпимости и заодно знакомили его с иудаизмом, буддизмом, аспектами шаманизма и атеизма.

Благодаря запланированному поощрению приемных родителей и наследственным способностям биологического отца Джонни с ранних лет увлекался спортивными играми. Сначала это были детский бейсбол и мини-футбол, но затем — как у большинства мальчиков, выросших в Индиане, — любимым спортом стал баскетбол. Когда Джонни исполнилось пять лет, Хью прикрепил на задней стенке гаража широкий щит с кольцом. Аллею, усыпанную гравием, превратили в асфальтированную площадку. Перед ужином папа и сын тренировались в свободных бросках, после чего Хью всегда сажал мальчика на плечи, и когда Джонни вгонял мяч в кольцо, они со смехом бежали наперегонки домой — за стол, где их ожидала мама.

Будучи детским психологом, Хью без проблем объяснял ребенку сложные и щекотливые вопросы. Семья посещала художественные выставки, ходила в оперу и театры. Обычно такие мероприятия кажутся скучными для большинства родителей и взрослых. Но Смиты делали эти экскурсии в мир культуры веселыми и интересными для ребенка. Они говорили, что ум может воспринимать картины, как окна в другую вселенную. Они считали концерты и спектакли мифическими существами, которые жили лишь час или два, а затем умирали и возрождались в следующем исполнении. Поэтому каждое выступление было немного другим — по-своему особенным. Как феникс, спросил однажды Джонни после спектакля «Питер Пэн». Его родители гордо улыбнулись. Все верно. Как феникс.

Он вырос, слушая 33-ю симфонию Моцарта и классический поп-45 группы «Beach Boys». Вечерами Дания пела и аккомпанировала на фортепиано в гостиной. Джонни нравилось, когда она выбивала грозные начальные аккорды Пятой симфонии и затем вдруг исполняла веселый мотив «Roll over Beethoven». Это стало их общей шуткой. Каждый раз, когда она пародировала Бетховена, мальчик смеялся. И поэтому она повторяла пародию снова и снова.

Вскоре рисование пальцем сменилось акварелью, свободные броски в кольцо — лихими слэм-данками, а трехколесник уступил место скейтборду и двухколесному велосипеду.

Первый класс в начальной частной школе был небольшим. Благодаря врожденным способностям и постоянному поощрению родителей Джонни преуспевал во всех темах. Возможно, он скучал на уроках, но никогда не вызывал нареканий. Вместо болтовни и шалостей он решал сложные уравнения или писал фантастические истории.

Белокурый и красивый мальчик стал любимцем ровесников и учителей. Джонни занимался карате, брал уроки игры на пианино и гитаре. Он выступал за школьную баскетбольную команду и прислуживал в церкви у алтаря. Он ездил с родителями на пикники через фермерские поля Индианы, а во время летних каникул путешествовал по таким замечательным местам, как Ниагарский водопад, Большой каньон, Париж и Лондон. В ту пору родители старались показать ему разницу между уверенностью и эгоизмом.

Все это время команда «Седьмого сына» ежедневно получала отчеты о достижениях мальчика. Руководители проекта отдавали необходимые распоряжения, но поскольку группа, оставшаяся в Виргинии, создавала и тестировала технологию для следующей стадии исследований — так называемой бета-фазы, — все повседневные дела, связанные с маленьким Джонни, были доверены команде Индианаполиса. Педиатры, друзья семьи, внешкольные репетиторы и приходящие няни, числившиеся во вспомогательном штате «Седьмого сына», оценивали сторонним взглядом развитие ребенка и почти всегда подтверждали данные, которые чета Смитов отправляла в Виргинию.

В двенадцать лет Джонни принял католическое таинство конфирмации. После тщательных размышлений мальчик выбрал себе имя Томас — в честь святого покровителя ученых Фомы Аквинского.

У Джонни не было ни дедушек, ни бабушек. Дания говорила ему, что они умерли еще до его рождения. Единственными родственниками оставались дядя Карл — родной брат отца — и тетя Жаклин. Джон никогда не видел этих людей. Отец носил в бумажнике их маленькую размытую фотографию. Помятый снимок, сделанный на «Кодаке», относился к концу шестидесятых годов. Карл и Жаклин сидели за столом и улыбались в камеру. Длинные волосы тети, развевавшиеся на ветру, застыли навеки в зернистой размытости снимка. Большие солнечные очки и широкие бакенбарды скрывали под собой почти все лицо дяди. Карл и Жаклин присылали им открытки из разных мест со странными названиями: Каракас, Панама, Ньюфаундленд, Пекин. Чуть позже на уроках географии Джон находил на карте эти города и страны. Заинтригованный бесконечными путешествиями родственников, он однажды спросил у отца, на какие доходы жили дядя и тетя. Хью ответил, что они работали в Организации Объединенных Наций.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});