Флейта (СИ) - Вересень Мара

— Блудная душа спрятала искру заемной кровью и привела с собой пламенную тварь, — пропел Вечный Музыкант, и его голос ударил по мне набатом, оглушая, выжимая из глаз слезу ужаса и благоговения, желая чтобы я упала на колени, как в прошлый раз, но теперь за моей спиной были крылья, что держат меня на краю.

— Но я позвал и ты пришла, золотая. И принесла свой колючий звездный свет.

— Я хочу… Мы хотим, чтобы ты ушел.

Он рассмеялся. По крыльями тишины, что стояла за мной прошла судорога и илфирин удовлетворенно кивнул.

— Твоя тварь сильна, но не сильнее меня… Элена

Зазвенели, натягиваясь до предела, струны, связывающие меня с миром… с мирами, я задыхалась от счастья и омерзения, но яростное пламя пело во мне тишиной, заглушая музыку его голоса.

— Вы не в праве меня просить, — продолжил он. — Ты — чужая душа, он — клетка из огня для сути великого, а я — кость от плоти этого мира, его дитя. Как то, что ты носишь за щитом тьмы и крови. Ваш ребенок смог бы меня просить, но не вы. А теперь, раз ты пришла на зов, но не годишься стать частью меня, ты станешь самым ярким светочем на пути ко мне.

— Не много ли ты хочешь? — процедил сквозь зубы Нар, до боли сжимающий мои пальцы.

— Нет, — улыбнулся илфирин. — Только то, что мое. То, что пришло на мой зов, темное пламя.

И Нар опустил меня, выходя вперед, распугивая зыбь под ногами алыми искрами и раскрывающимися за спиной обсидиановыми лезвиями. А шагнув, посмотрел через плечо, как смотрел всегда: глаз-свеча, острый нос клювом и бегущие по коже, закрывая ее в плотный панцирь, черные перья с огненной кромкой.

— Я не отдам, — гневным клекотом и гулом вырвалось из измененной груди, и одна воля и сила столкнулась с другой.

Вспыхнуло. И погасло.

Мир пошел трещинами, распадаясь на осколки, и сложился заново.

Иначе.

Темно…

Холодно…

Мне холодно…

Где ты?...

Нарэ…

Тишина умеет не только петь. Тишина умеет немо кричать от боли.

Человек лежал на сырой траве, неестественно вывернув шею, будто смотрел через плечо. Круглый темный глаз, острый нос клювом. Туман осторожно касался лица и плеч, и сначала одергивал щупальца, будто обжигаясь, а потом осмелел, обволакивая.

…Та тварь, что зовет тебя, сильна, но не сильнее меня…

…Помни, кто ты…

Я помню, кто я. Помню, кто МЫ — Нарэ… Элена… Бесконечное продолжение друг друга.

Я зажмурилась, но слезы все равно просочились. Вода — она такая, даже если она — свет.

Чудовище смотрело спокойно. Оно знало, что победит, и победило. Оно ждало, что я подойду сама, и я подошла.

Чудовище хотело мой свет. Оно было голодно и хотело жить. Как тот не-мертвый ребенок у фонтана.

Чудовище протянуло руку, погладило меня по лицу, приподняло мой подбородок и потянулось к моим губам, чтобы взять.

А потом кто-то далекий сказал:

— Сияй!

И я вспыхнула. У меня много света. А еще у меня звездная бархатная тьма с изнанки крыльев. И маленькая теплая искра.

Сколько нужно света, чтобы избавиться от тьмы? Весь свет… Могу и отдать. Ведь ему так холодно. А у меня есть, где согреться. У меня есть яростный огонь, темное пламя, вечно возрождающееся из пепла, которое тоже я. Которое — мы.

И тому далекому я сказала:

— Гори!

Светящийся, слепящий золотой туман оседал, отползая за валуны, мало напоминающие прежний спиральный круг с камнем-алтарем в центре. Таяли вешки с фонарями, расползлись мороком гнилые доски настила. Рассвет лил розовую глазурь на холм, чуть возвышающийся над сыроватым пустырем в лужах и кустах, качались, стелясь у самой земли, редкие метелки травы, путаясь с лиловыми вересковыми соцветиями. Пахло утром.

Человек на траве шевельнулся. Хрустнули, как коленка у старика, вставая на место позвонки. Человек… Ведьмак, старший дознаватель Управления магического надзора Ворнан Пешта неловко качнувшись, поднялся на ноги и принялся растирать шею, морщась, кривясь и пытаясь откашляться.

— А я… кх… и забыл, как это мерзко.

— Что? — отозвалась я

— Умирать. Жутко болит шея, будто меня из петли достали, а в горле как ежи катались.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Теперь вы будете понимать меня куда лучше, — сказала я, присаживаясь на камень. А что, я устала, всю ночь на ногах, а мне нельзя, мне врач запретил столько ходить. — Вам не показалось, что эльфир, пока не распался туманом, что-то сказал? Что-то вроде “я вернусь”?

— Они всегда так говорят. Все. И всегда. Останетесь здесь или домой пойдем?

— “Здесь” это где? — уточнила я.

— Кажется, Навья гора, к западу от Нодлута. Часа два-три пешком. — ответил муж и примостился рядом, все еще потирая шею.

— А ваши крылья?

— Не рискну. Пешком надежнее. К тому же, если обогнуть вон ту рощицу, — Ворнан махнул кистью в сторону, — можем поймать торговую подводу. Да, кстати, вы уже решили, как назовете дочь?

— Почему я?

— У дивных имя ребенку всегда дает мать, отец — только в исключительных случаях, — наставительно заявил ведьмак, пристраивая свои горячие руки у меня на талии.

— Когда-то давно вы ясно дали понять, что мне далеко до эльфа, да и при чем здесь эльфы?

— Будьте последовательны, госпожа Пешта, нас венчали по эльфийскому обычаю и рождение ребенка вам предсказал мальчишка эльф, значит, вам имя давать.

— А нельзя просто признаться, что никак не можете выбрать? — спросила я поворачиваясь к супругу и наткнулась на блеснувшие смехом темные глаза.

Ворнан улыбнулся, отчего шрам на щеке стал заметнее, нарушая гармонию черт. Но именно таким он мне и нравился, со всеми своими шероховатостями, мой нелюдимый черный птиц, похожий на странную кружку с неровно легшей глазурью. Похожий на меня и подаривший мне чудо, в которое я не верила. Наше с ним продолжение, нашу Эленар.

* * * …Спи-усни, приснится сон, Позовет за флейтой он. Серой тенью в этом сне Ты опять придешь ко мне.

Примечание.

Википедия. В 1553 году бургомистр Бамберга, оказавшийся в Гамельне в качестве заложника, записал в своём дневнике легенду о флейтисте, который увёл детей и запер их навсегда в горе Коппенбург. Уходя, он якобы пообещал вернуться через триста лет и вновь забрать детей, так что его ждали к 1853 году.