Ближе, чем вечность - Las Kelli

мгновение прервалось дыхание, — ты расплатишься сполна.

В его спальне действительно остался только запах благовоний. Тарталья не хотел ждать и не видел в этом необходимости. Войдя, он на ходу скинул камзол и обернулся, чтобы поцеловать Чжун Ли, но тот опередил его, и Тарталья коротко горячо выдохнул, когда Чжун Ли обхватил его рукой, с силой прижал к себе и поцеловал. Именно так, как Тарталья мечтал все эти недели. И, оторвавшись через минуту, Тарталья не смог устоять и прошептал, не открывая глаз, едва слышно:

— Моракс…

Чжун Ли провёл ладонью по его спине, поцеловал в шею под ухом и шепнул, касаясь уха губами:

— Я буду благодарен, если ты не станешь звать меня так.

— Хорошо, — выдохнул Тарталья, а мысленно добавил: пока что. Я подожду.

Они оба ждали этой встречи, Тарталья понял это сразу, и это сводило его с ума. Чжун Ли был нетерпелив, он впивался горячими губами в его кожу, и его руки иногда подрагивали, лаская его, а мышцы были напряжены, и Тарталья заставлял его стонать, сдавливая их пальцами, вцепляясь ногтями ему в спину. Чжун Ли подтолкнул его перевернуться на живот и придавил своим телом, жадно целуя в шею. “Правда, что ли, хранил целибат?” — думал Тарталья, чувствуя, как Чжун Ли прижимается твёрдым членом к его ягодицам и с силой трётся об них, и подавался ему навстречу, приподнимая бёдра, и сам тёрся членом о шёлковые простыни, прикусывая губы и загребая шёлк пальцами. И наконец застонал, не в силах больше терпеть:

— Пожалуйста… Пожалуйста… Я же ради этого вернулся, трахни меня…

И Чжун Ли больше не заставил его ждать. Тарталья вскрикнул и выгнулся, когда Чжун Ли сходу втолкнул в него член до предела, не нежничая и не осторожничая, и от этой почти грубости у Тартальи в глазах потемнело от возбуждения. О да, успел подумать он, именно так должен брать тебя архонт. Он в своём праве. И едва расслышал, когда Чжун Ли наклонился к его уху и шепнул:

— Всё хорошо?

— Да, да, — выдохнул Тарталья и попытался податься к нему, и тут же протяжно застонал, поняв, что двинуться некуда, что Чжун Ли вжимает его в кровать бёдрами и держит на своём члене, протолкнув его так глубоко, как мог. — Не останавливайся, — едва выговорил Тарталья, и это было всё, что Чжун Ли хотел от него услышать.

С Тартальей можно было забыть об осторожности, и Чжун Ли терял голову от того, как он жаждал его силы и власти, как кричал и инстинктивно рвался, когда Чжун Ли вгонял в него член, а потом тут же сам подавался к нему, не желая отпускать, сам насаживаясь так глубоко, как мог, и стонал, ёрзая на нём, раздвигая ноги шире, приподнимаясь на локтях — и падая обратно на подушку. И тогда Чжун Ли снова с силой вталкивался в него, и двигался, глубоко и жёстко, заставляя его стонать не переставая, а потом, прижимаясь щекой к подушке, комкать в руках простыню, когда Чжун Ли сжимал в кулаке его волосы и удерживал его, заполнив целиком и заставляя изнывать от желания. Тарталья готов был душу продать тысяче демонов в эти моменты, когда он не мог двинуться, чувствуя себя вот так насаженным на член Чжун Ли и полностью в его власти, и изнывал, как и хотел Чжун Ли, от желания одновременно так же сильно ощущать его в себе и заставить его снова двигаться, так же жёстко и властно, так же жадно и нетерпеливо. И когда он продолжал, Тарталья отдавался ему со всей страстью, но ждал, ждал когда он совсем потеряет голову, когда задвигается быстро и порывисто, доводя их обоих до предела, и со стоном кончит в него, и вот тогда, почувствовав себя совершенно принадлежащим ему, а его — совершенно в своей власти, кончал, упиваясь этой властью над архонтом, который так безумно хочет обладать им и не может насытиться.

Это была долгая ночь, и если до неё в самой глубине души Тарталья ещё хранил остатки обиды, то теперь он полностью восстановил своё самолюбие. Он был опьянён страстью Чжун Ли и своей собственной. Он лежал в его руках, уставший и довольный, и улыбался, когда Чжун Ли рассеянно поглаживал его по плечу или проводил ладонью по бедру. Он так и заснул, положив голову ему на грудь и чувствуя его всё ещё горячую ладонь у себя на пояснице.

Тарталья проснулся от того, что Чжун Ли принёс завтрак. “Старая закалка, — с удовлетворением подумал он, — галантен, как будто не драл меня как сидорову козу всю ночь”.

Он никуда не спешил, но у Чжун Ли были какие-то дела через несколько часов.

— Так я останусь у тебя, может? — спросил Тарталья. — У меня вообще ни на что нет сил, да и дел особо нет. Милеллиты, опять же, по углам шкерятся.

— Оставайся, — улыбнулся Чжун Ли.

Тарталья потянулся к нему и обнял за шею.

— Ты ведь вернёшься ко мне? — с ухмылкой спросил он.

Чжун Ли вместо ответа задумался, и Тарталье это не понравилось.

— Ты кое-что сказал в нашу прошлую встречу, — наконец прервал паузу Чжун Ли.

Тарталья отпустил его и слегка смутился, что случалось с ним редко.

— Да, об этом… — неохотно сказал он и вздохнул. — Я был очень зол. Извини. Но ты сам напросился.

— Ты был прав. Насчёт… — Чжун Ли запнулся и выговорил словно через силу: — насчёт дракона.

Тарталья снова вздохнул и прикрыл глаза.

— Аждаха. Ладно, прости. Мне не стоило. Я даже не был уверен, что попаду в цель.

— Я хочу быть честен с тобой, — продолжил Чжун Ли и поднял на него взгляд.

Тарталья весело улыбнулся.

— Это что-то новенькое.

Чжун Ли тоже заставил себя улыбнуться.

— Не во всём. Но кое в чём.

— А, так понятней, — согласился Тарталья.

Чжун Ли явно нелегко давался этот разговор, и Тарталья был заинтригован. Чжун Ли всегда был спокоен и уверен в себе, и если не хотел о чём-то говорить, то просто не делал этого, оставаясь таким же уверенным и спокойным. Но сейчас всё было иначе. Он будто хотел и не хотел этого разговора и с трудом подбирал слова.

— Ты сказал, что любишь меня, — наконец проговорил Чжун Ли.

Тарталья был потрясён.

— Я?! Я ничего такого не говорил!

— Не прямо, но ясно, — настаивал Чжун Ли.

— Что?! — Тарталья уже ничего не понимал. И всё же, всем своим здравомыслием отрицая такую сентиментальность, он ощутил, как его сердце заколотилось, будто он