Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней - Роберт Говард

Конан проклял его в глубине сердца.

— И ни слова больше? Последний уличный нищий мог бы рассказать то же самое. Если ты утверждаешь, что разглядел все это в твоем стеклянном шаре — ты такой же лжец, как и мерзавец, а уж в этом нет сомнения! Просперо удержит Тарантию, а бароны соберутся вокруг него. Граф Троцеро из Пойнтайнии, который должен править в мое отсутствие, прогонит эти немедийские орды так, что они с воплями побегут назад, в свой собачник. Что такое пятьдесят тысяч немедийцев? Аквилония их проглотит. Они никогда не увидят Бельверуса. Ведь под Валькией побеждена не Аквилония, а всего лишь Конан.

— Гибель Аквилонии предписана свыше, — ответил неумолимый Ксальтотун. — Покорят ее меч и копье, а если они не помогут, в бой двинутся стародавние силы тьмы. Так же, как над Валькией, рухнут горы и городские стены, если будет нужно, и реки с ревом выйдут из берегов, чтобы затопить целые области.

Тем не менее лучше будет, если победят меч и тетива, без помощи магического искусства, потому что оно способно пробудить силы, могущие перевернуть Вселенную.

— Из какой преисподней ты выполз, черный пес? — процедил Конан, всмотрелся в Ксальтотуна и вздрогнул: чувствовалось в нем что-то невероятно древнее и вместе с тем невероятно дьявольское.

Ксальтотун запрокинул голову, как бы вслушиваясь в голоса Космоса. Казалось, он забыл о пленнике. Потом нетерпеливо тряхнул головой и поглядел на киммерийца.

— Что? Ах, ты бы все равно не поверил, если бы я тебе рассказал. Но наш разговор меня утомил: легче уничтожить укрепленный город, нежели облечь свои мысли в слова, способные дойти до безмозглого варвара.

— Если бы мои руки были свободны, — заметил Конан, — я быстро бы превратил тебя в безмозглого покойника.

— Не сомневаюсь… если бы я был настолько глуп, чтобы дать тебе такую возможность, — сказал Ксальтотун, хлопнув в ладони.

Поведение его изменилось: в его голосе появилось нетерпение, в движениях нервозность, хотя Конану и показалось все это довольно странным.

— Запомни то, что я сказал тебе, варвар, — изрек Ксальтотун. — Времени у тебя будет достаточно. Я еще не решил, что с тобой сделать. Во всяком случае уясни себе: если уж я решил использовать тебя в своей игре, лучше согласиться, нежели навлечь на себя мой гнев.

Конан бросил ему в лицо проклятие, и в тот же миг раздвинулись шторы, и в комнату вбежали четыре огромных негра, одетые в шелковые туники с поясами, с которых свисали огромные ключи.

Ксальтотун нетерпеливым жестом показал на короля и отвернулся, словно бы утратив к этому делу всякий интерес. Пальцы его как-то странно дрожали. Из резной яшмовой шкатулки он достал горсть блестящего черного порошка и всыпал его в курильницу на треножнике возле своего подлокотника. Хрустальный шар, о котором он, казалось, забыл, упал на пол, лишенный невидимой опоры.

Потом чернокожие схватили Конана — потому что он, обвитый цепями, не мог двинуться, — и вынесли его из зала. Прежде чем за ними закрылись тиковые, обитые золотом двери, он оглянулся назад. Он увидел Ксальтотуна, сидящего в своем кресле со скрещенными руками и вьющуюся перед ним из курильницы тонкую струйку дыма. Мурашки побежали у него по коже. В далекой Стигии, древнем и зловещем царстве Юга он когда-то видел этот черный порошок — пыльцу черного лотоса, вызывающую подобный смерти сон и жуткие видения. И еще он знал, что только страшные маги Черного Круга, являющиеся средоточием зла, по собственной воле искали эти кровавые видения, чтобы оживить свое магическое могущество.

Для большей части народов мира Черный Круг был сказкой и суеверием, но Конан-то знал ужасную правду, знал и мрачных ее поклонников, которые в лабиринтах жутких стигийских подземелий и окутанных тьмой башнях проклятой Сабатеи проводили свои отвратительные обряды.

Он еще раз посмотрел на загадочные, обитые золотом двери и содрогнулся при мысли о том, что за ними происходило.

Он не знал, день сейчас или ночь. Дворец короля Тараска был царством мрака и тьмы. И повелителем этих мрака и тьмы был, по мнению Конана, именно Ксальтотун. Чернокожие несли короля долгим запутанным коридором и казались в полумраке четверкой вампиров, несущих труп. Потом они начали спускаться вниз по бесконечной винтовой лестнице, и факел в руке одного из них оживлял на стенах процессию бесформенных теней.

Наконец они спустились с лестницы и вошли в длинный прямой коридор. С одной его стороны время от времени уходили вверх из дугообразных проходов лестницы. С другой — через равномерные промежутки в несколько футов располагались обитые железом двери.

Задержавшись возле очередной двери, один из негров вытащил ключ, подвешенный к поясу, и повернул его в замке. Отодвинув решетку, вместе с пленником они вошли внутрь и оказались в маленькой темнице с каменными стенами. На противоположной стене виднелись следующие зарешеченные двери. Конан не знал, куда они ведут, во всяком случае — не в другой коридор. Мерцающий свет факела из-за решетки говорил об опасных пространствах и безднах, в которых исчезало эхо.

В одном из углов камеры, возле входной двери, из большого железного кольца свешивался сноп цепей, в которых болтался скелет. Конан посмотрел на него внимательно и заметил, что большая часть костей разбита или расщеплена, а череп, отлетевший от позвоночника, разможжен могучим ударом.

Другой негр — не тот, что отворил дверь, — вложил свой ключ в массивный замок, освободил цепь от кольца и отбросил в сторону кости и ржавое железо. Потом он укрепил в кольце кандалы Конана, а третий негр, повернув свой ключ в замке противоположной двери, удовлетворенно хмыкнул, убедившись, что они надежно закрыты.

Тогда они и стали поглядывать на Конана загадочно — узкоглазые черные гиганты, чья кожа поблескивала при свете факела.

Тот, который держал ключ от входных дверей, отозвался, наконец, гортанным голосом:

— Теперь это твой дворец, белый король-собака. Кроме нас и тебя здесь никого нет. Весь дворец спит. Мы будем хранить тайну. Ты будешь здесь, пока не сдохнешь. Так, как он!

И чернокожий брезгливо пнул разбитый череп, который покатился по каменным плитам.

Конан не унизился до ответа, а негр, осмелевший от его молчания, произнес проклятие и плюнул узнику в лицо. Но это был не самый удачный его поступок. Конан сидел на полу, опоясанный цепью, ноги и руки его были также прикованы к кольцу. Он не мог ни встать, ни отодвинуться от стены дальше, чем на два локтя. Зато цепь, соединявшая оба его запястья, была достаточно свободной, и, прежде чем круглая голова негра отдалилась на безопасное расстояние, Конан сгреб всю слабину цепи в кулак и ударил чернокожего в темя. Тот упал, словно бык на бойне, и остался лежать перед своими ошеломленными товарищами с разбитым черепом. Из носа и ушей его текла кровь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});