Бертран и Ратон, или Искусство заговора - Эжен Скриб

Ранцау (улыбаясь, зовет его обратно). Минуту, еще одну минуту! Чтобы пить за ваше здоровье, нужно вино, и вы сами только что сказали вашей жене…

Ратон (ударяет себя по лбу). Верно… Я и забыл… (Проходит позади Ранцау за прилавок и указывает на дверь под лестницей.) Здесь у меня потайной погреб — надежное место. В нем я храню мои рейнские и французские вина. Ключ только у меня и жены.

Ранцау (Ратону, который открывает дверь). Осмотрительно! А я сначала подумал, что… это ваша касса.

Ратон. Да, это было бы неплохое место для денег. (Стучит в дверь.) Шесть дюймов толщины, обита железом, а за ней другая совершенно такая же дверь. (Собирается войти.) Вы позволите, граф?

Ранцау. Прошу вас… а я поднимусь в лавку.

Ратон спустился в погреб.

(Подходит к двери, запирает ее, спокойно возвращается.) Этот человек — просто сокровище, а сокровища (показывает ключ, который он держит) надо запирать на ключ. (Поднимается по лестнице, которая ведет в лавку, и исчезает.)

Явление XII

Ханс, Марта, приказчики, народ.

Ханс (появляется у двери в лавку, пока граф поднимается по лестнице). Вот они… Вот они… Какое великолепное зрелище! Какое величественное шествие!.. Цеховые мастера со своими стягами! Музыка!

Слышен торжественный марш. Появляется головная часть шествия. Вошедшие располагаются в глубине напротив лавки.

Где наш хозяин? Наверно, наверху. (Быстро поднимаясь по лестнице.) Хозяин, спускайтесь!.. За вами пришли… Вы слышите меня?…

Марта (появляясь на лестнице с двумя приказчиками). Чего ты опять кричишь?

Ханс. Зову хозяина.

Марта. Он внизу.

Ханс. Нет, наверху.

Марта. А я тебе говорю — внизу.

Народ (за сценой). Да здравствует Буркенстафф!

— Да здравствует наш вождь!

Ханс. Его нет… Что ж, пускай кричат без него. (Приказчикам.) Обыщите дом.

Народ (за сценой). Да здравствует Буркенстафф!

— Пусть покажется… пусть покажется!

Ханс (у двери в лавку, кричит). Сейчас… за ним пошли, он вам покажется. (Бегает по сцене.) Не могу прийти в себя, кровь кипит в жилах! Где же хозяин?

Возвращаются приказчики.

Приказчики. Мы его не нашли.

Другие приказчики (спускаются из лавки). И мы не нашли… Его в доме нет.

Народ (за сценой, кричит). Буркенстафф!.. Буркенстафф!..

Ханс. Вы слышите? Они теряют терпение! Ропщут. Сначала кричали в его честь, а теперь будут кричать на него. Где он может быть?

Марта. А что, если его опять арестовали?

Ханс. Бросьте! После всех обещаний, которые дали королева и министр!.. (Хлопает себя по лбу.) Ах, боже мой! Эти солдаты, я видел, как они рыскали вокруг дома… (Бежит в глубь сцены.) А торжественная музыка все продолжается… Да замолчите же!.. Мне пришла в голову мысль… Это ужас!.. Это низость!..

Марта. Что с ним?

Ханс (обращается к народу). Да, друзья мои, его схватили, нашего хозяина!.. Взяли под стражу… Пока нас обманывали красивыми словами… его арестовали… Запрятали в тюрьму. Сюда, друзья!

Народ бросается в лавку, бьет стекла.

Голоса. Вот мы…

— Да здравствует Буркенстафф, наш вождь!..

— Наш друг!..

Марта. Ваш друг… а вы ломаете его лавку.

Ханс. Энтузиазм и сломанные стекла… Неплохо! Идем во дворец!

Все. Во дворец!

— Во дворец!

На лестнице появляется Ранцау, смотрит на происходящее в лавке.

Ранцау. Ну и прекрасно, по крайней мере, опять начнется.

Все (машут флагами и шапками). Долой Струэнсе!

— Да здравствует Буркенстафф!

— Верните нам Буркенстаффа, верните навсегда!

Все в беспорядке выходят из лавки. Марта в отчаянии падает в кресло. Ранцау медленно спускается по лестнице, с удовлетворением потирая руки.

Занавес

Действие третье

Комната во дворце графа Фалькенскильда. Слева — балкон на улицу. В глубине — дверь; две двери по сторонам; слева на первом плане — стол, на нем — книги и письменный прибор.

Явление I

Кристина, барон Гёлер.

Кристина. Да, господин барон, но что это значит? Что случилось?

Гёлер. Ничего, мадемуазель.

Кристина. Граф Струэнсе заперся в кабинете моего отца, они послали за Ранцау. Зачем?… Это чрезвычайное собрание? Уже утром состоялось заседание Совета, а вечером все эти господа прибудут сюда на обед.

Гёлер. Я не знаю… но ничего важного, ничего серьезного… а то бы меня предупредили. Мое новое назначение секретарем Совета обязывает меня присутствовать на всех заседаниях.

Кристина. А вы уже назначены?

Гёлер. Сегодня утром. По предложению вашего отца, а королева утвердила его выбор. Я только что видел королеву, она, как и все дамы, несколько взволнована выходкой этих мещан. Сначала боялись, как бы это не помешало завтрашнему балу, но, слава богу, обошлось. Мне по этому поводу пришло в голову несколько острот, которые ее величество одобрило и даже соизволило засмеяться самым милостивым образом.

Кристина. О, она смеялась!

Гёлер. Да, мадемуазель, поздравляя меня с моим новым назначением и моим браком… Она по этому поводу сказала (самодовольно улыбается) то, что заставило бы меня возгордиться, будь я тщеславным. (Про себя.) Ведь Струэнсе не вечен (громко), но я больше об этом не думаю… И вот я введен в серьезные государственные дела, к которым у меня всегда был вкус. Да, мадемуазель, вы видите меня легкомысленным, но я могу быть и совершенно иным… Бог мой, все можно делать легко, шутя… Только бы мне добраться до власти, и я покажу себя.

Кристина. Вы у власти!..

Гёлер. Конечно, и могу сказать, между нами, что это будет скоро. Нужно «омолодить» Данию. Таково мнение королевы, Струэнсе, вашего отца… И когда удастся выгнать старого графа Ранцау, который больше ни на что не годен — его держат за былую репутацию: она импонирует иностранным дворам, — то мне формально обещано предоставить его место. Вы понимаете, что, когда во главе будут господин Фалькенскильд и я — тесть и зять, — мы поведем дело иначе. Сегодня утром, например, я заметил, что все были испуганы, а я улыбался. Да разреши они мне действовать, ручаюсь вам, что я в одну секунду…

Кристина (прислушиваясь). Замолчите.

Гёлер. В чем дело?

Кристина. Мне послышались крики вдали.

Гёлер. Вы ошиблись.

Кристина. Возможно.

Гёлер. На улице спорит или дерется чернь, не мешайте ей развлекаться. Это было бы просто жестоко. Нам же надо обсудить более серьезные вопросы — о нашей свадьбе, о которой мне не удалось вам еще сказать ни слова, о завтрашнем бале и о свадебных подарках, которые, боюсь, не будут готовы. Самое ужасное в смутах и восстаниях то, что рабочие прекращают работу и ничего не бывает готово вовремя.

Кристина. А! Для вас только это неприятно. Вы очень добры… А я сегодня утром попала в уличную сутолоку.

Гёлер. Что вы!

Кристина. Да, сударь. И если бы не храбрость и благородство господина Эрика Буркенстаффа, который защитил меня и проводил сюда…

Гёлер. Господин Эрик!.. Во что он вмешивается? И с каких пор ему дозволено вас защищать? У него, право, еще более странные притязания, чем у его отца.

Йосеф (входит и останавливается в глубине сцены). Письмо господину барону.

Гёлер. От кого?

Йосеф. Не знаю… Мне передал молодой военный, офицер. Он внизу ждет ответа.

Кристина. Наверно, донесение о происходящих событиях.

Гёлер. Возможно! (Читает.) «Теперь я ношу эполеты, и барон Гёлер не может отказать мне в сатисфакции, которой я требую немедленно. Хотя оскорблен я, однако выбор оружия предоставляю ему и жду его у входа в этот дворец с пистолетами и шпагой. Эрик Буркенстафф, лейтенант шестого пехотного полка». (В сторону.) Какая наглость!