Потрясающий мужчина - Нора Робертс

Многие крутили головами, чтобы его разглядеть; одна стройная брюнетка даже пыталась с ним флиртовать, но его реакция была неизменной: он игнорировал присутствующих.

Его можно было принять за бесчувственного человека, ледяную крепость, надежно защищенную от всех и вся. Но Ева догадывалась, что где-то в сердцевине теплится огонек. Для того чтобы еще в молодости осуществить такой стремительный взлет, требуется не только дисциплина и ум.

Здесь не обошлось без честолюбия, которое, по ее мнению, было жидким горючим, способным при соответствующих условиях вызвать мощный взрыв.

Пока звучала погребальная мелодия, он смотрел прямо перед собой, потом внезапно, без всякой причины, обернулся и высмотрел на пятом от себя ряду Еву…

Их взгляды встретились, и она невольно поежилась от заряда властности, которым был насыщен его взгляд. Потребовалась вся сила воли, чтобы не заморгать или, того хуже, не отвести глаза. Целую минуту, показавшуюся ей вечностью, они смотрели друг на друга. Потом толпа неожиданно пришла в движение, по проходу потянулись люди, и они потеряли друг друга из виду.

Выбравшись в проход, Ева попыталась снова найти Рорка, но он уже исчез.

Машина, которую Ева наняла в аэропорту, влилась в длинный поток автомобилей и лимузинов, ползущий к кладбищу. Впереди торжественно двигался катафалк и машины членов семьи.

Только свято преданные традициям люди по-прежнему предавали тела усопших близких земле.

Нахмурившись, Ева машинально включила диктофон и, барабаня пальцами по рулю, принялась рассуждать вслух. Диктофон был прекрасным собеседником – молчаливым и внимательным.

– Зачем Рорк явился на похороны какой-то шапочной знакомой? – спросила она у диктофона, бесшумно работающего в кармане. – По имеющимся сведениям, они познакомились недавно и единственный раз поужинали вместе. Heлогичный поступок, порождающий множество вопросов.

Ева поежилась, радуясь, что ее никто не подслушивает.

Снова потоки слов и слез, лавина цветов. Воздух был прозрачен, яркие солнечные лучи протыкали его, как кинжалы, но не согревали. У самой могилы Ева засунула руки в карманы: она снова забыла дома перчатки. Длинное темное пальто было с чужого плеча и оказалось совсем не таким теплым, как она надеялась. Ноги в тонких кожаных ботинках потеряли чувствительность от холода.

Впрочем, озноб помогал отвлечься от тоски, навеваемой надгробиями и запахом холодной разрытой земли. Она с трудом дождалась конца речей о вечной жизни и подошла к сенатору.

– Приношу соболезнования вам и вашей семье, сенатор Дебласс.

Взгляд его пронзительных черных глаз был непримирим и царапал, как край надгробного камня.

– От вас, лейтенант, мне нужны не соболезнования, а скорейшее расследование дела!

– Я тоже к этому стремлюсь. Соболезную, миссис Дебласс. – Ева подала руку жене сенатора и пожала ее трясущиеся пальцы.

– Спасибо, что пришли, – прозвучало в ответ.

Вблизи было видно, что Анна Дебласс находится в полуобморочном состоянии и держится на ногах только благодаря транквилизаторам.

Взгляд ее скользнул по Евиному лицу и остановился где-то над ее плечом, рука совершила автоматическое перемещение.

– Спасибо, что пришли, – сказала она заученно следующему соболезнующему.

Прежде чем Ева смогла произнести хотя бы еще словечко, кто-то крепко взял ее под руку. Она обернулась и увидела скорбную физиономию Рокмена.

– Лейтенант Даллас, сенатор и его семья благодарят вас за сострадание и присутствие на панихиде. – Он настойчиво повлек ее в сторону. – Надеюсь, вы понимаете, что при столь печальных обстоятельствах, у могилы, родителям Шерон будет трудно разговаривать с полицейским, расследующим убийство их дочери.

Ева позволила ему отвести себя на пять футов, после чего решительно высвободила руку.

– Отдаю вам должное, Рокмен. Вы избрали очень дипломатичный способ предложить мне проваливать подобру-поздорову.

– Вовсе нет! – На его лице сохранялась учтивая улыбка. – Просто это не очень подходящий момент, да и место тоже. Но вы можете рассчитывать на наше всестороннее сотрудничество, лейтенант. Если пожелаете побеседовать с семьей сенатора, я буду счастлив устроить вам встречу.

– Я сама устраиваю свои встречи и сама подбираю для них время и место! – Еву раздражала его безмятежная улыбка, и она постаралась испортить ему настроение. – Давайте начнем с вас, Рокмен. Как насчет алиби на интересующую нас ночь?

Улыбка действительно померкла, и Ева с удовлетворением отметила это. Впрочем, Рокмен быстро собрался с мыслями.

– Не люблю слово «алиби».

– Я тоже, – теперь улыбалась она. – Потому что мое любимое занятие – разрушать чужие алиби. Вы не ответили на мой вопрос, Рокмен.

– Ночь, когда убили Шерон, я провел в Вашингтоне. Мы с сенатором работали допоздна над законопроектом, который он намерен внести в следующем месяце.

– Но ничего не стоит наведаться из Вашингтона в Нью-Йорк, не так ли?

– Действительно, проще некуда. И все же в ту ночь я не ездил в Нью-Йорк. Мы проработали почти до полуночи, потом я лег спать в доме у сенатора, в комнате для гостей. В семь утра мы вместе позавтракали. Шерон согласно вашему рапорту была убита в два часа ночи. Согласитесь, времени у меня было бы маловато.

– Маловато – еще не значит «совсем не было».

Ева сказала это, только чтобы его позлить.

В материалах, переданных Деблассу, не фигурировало информации о препарированных записях охранной системы. Рокмен не мог знать, что убийца явился в «Горэм» до полуночи. Кроме того, он не стал бы прикрываться дедом жертвы, будь его алиби ложным. Раз он работал в Вашингтоне до полуночи, значит, на него как на подозреваемого можно было не рассчитывать.

Потом Ева снова увидела Рорка и стала с любопытством наблюдать, как он шепчет что-то на ухо Элизабет Барристер, упавшей ему на грудь.

Сцена не слишком походила на традиционное для похорон общение между чужими людьми.

Она удивилась еще сильнее, когда Рорк провел ладонью по правой щеке Элизабет и поцеловал ее в левую щеку, после чего завел спокойную беседу с Ричардом Деблассом. Следующим на его траектории был сенатор, но контакта не произошло, разговор был короток.

Как Ева и предполагала, Рорка никто не сопровождал: он зашагал в одиночестве по бесцветной зимней траве, мелькая среди холодных монументов, воздвигаемых живыми в память об умерших.

– Рорк!

Он остановился и обернулся. Как во время церковной службы, Ева встретилась с ним глазами, и ей показалось, что она уловила в них заинтересованность. Но это выражение быстро пропало, сменившись обычной холодной непроницаемостью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});