Коломяжский ипподром - Владимир Сашонко

Двух мнений быть не может», – категорично завершил эту часть своих размышлений Николай Евграфович. Впрочем, нет, завершать рано.

«Но этих последних, – продолжил он свою мысль, – устраняли до войны, устраняют и теперь; силу имеют те, кто дали во время войны Стесселей, Куропаткиных, Рейсов и им подобных...»

Да, не упомянуть в этой связи бывшего главнокомандующего Маньчжурской армии просто невозможно. Ему необходимо также предъявить строгий счет.

«Но не один Стессель с Куропаткиным, которому по заслугам место рядом со Стесселем, чувствуют себя прекрасно после проигранной постыдно и преступно, несмотря на доблесть и мужество войск, войны. Все виновные в исходе ее чувствуют себя благополучно. Это для нас, для страны, еще хуже, пожалуй, чем самые поражения. Это дает грустные виды на будущее. Все осталось по-прежнему».

Вот и подошел он в своей статье к самому главному, накипевшему, больному.

«Карьеризм, безответственность, хищения, лицеприятство, все это в ходу, как и раньше; дарованию, честности, неподкупности путь затруднен или закрыт, как до войны».

Николай Евграфович посчитал уместным еще раз напомнить о деле Шиянова.

«Поощрением и покрыванием генералов Любов и им подобных приготавливаются новые свежие Стессели и Куропаткины, которые тоже угрызений совести иметь не будут, потому что они теперь уже всю жизнь свою» мирное время делают то, что станет потом роковым для армии и для страны на войне.

Все это видят отлично многие, большинство военных, среди которых есть еще немало здоровых, неиспорченных сил, откуда могло бы начаться спасительное возрождение.

Но этому есть теперь особые препятствия: всему нечестному стало особенно легко не только удержаться, но и силу получить».

Не слишком ли резко и достаточно ли справедливо?

Да, справедливо. Не найти таких сильных слов, которыми можно было бы в полной мере заклеймить подлость человеческую. Подлость коварнее и могучее любых слов и выражений. Если уж где и уместен знаменитый девиз иезуитов «цель оправдывает средства», так это в противоборстве с подлостью и ее родной сестрой – изменой. Тут не может быть недозволенных приемов.

Попов вспомнил о проходимце Шмиде – депутате Государственной думы, представлявшем там Минск, о хлебно-продуктовой афере Гурко-Лидваля, в которую оказался вовлеченным и нижегородский губернатор барон Фридерикс, десятки других получивших широкую огласку случаев.

«Власти невольно даются в обман рассуждению: «Как же мы выдадим своего? Он хоть и плут, а все-таки за нас стоит; выдавая его, мы будем расшатывать свой же фундамент».

Такой обман психологичен; близоруким людям свойственно видеть только ближайшие последствия и не замечать того, что такое прикрывание в своей среде нечестных, гнилых элементов есть самое верное средство к наискорейшему, окончательному разложению всего, что они берутся защищать».

Да, только дураки могут рубить сук, на котором сидят. И не видеть ничего дальше своего носа. А Россия, увы, наводнена сановными дураками, действующими на руку негодяям.

«Вот почему нет хуже времени, как сейчас, для правды; все нечестное от нее, как щитом, загораживается истинно русскими убеждениями и не только не сдается перед обличением, но его заставляют силой умолкнуть».

Расплывчато немного? Ничего. Кто захочет, поймет, что он имеет в виду под «истинно русскими убеждениями». «Черная сотня» демагогически приписывает такие убеждения только себе...

«Поэтому и нет хуже времени, чем теперь, – вывела дальше рука Попова, – для реформ, для создания всего сильного и хорошего в стране; жизнеспособные реформы могут проводиться только честными руками; а сейчас допускается к делу много таких, которых вся заслуга лишь в том, что они громко заявляют о своей преданности старому режиму.

Поэтому и военные реформы ограничиваются пуговицами и цветом сукна на солдатские штаны. Ведь сегодня уже третий год наступает после окончания войны; а что сделано в смысле серьезных реформ в армии, в смысле обновления ее командного состава, оказавшегося столь неудачным в прошлую войну? Ничего. Но падать ли из-за этого духом?»

Хм... В самом деле: если не падать духом, то где же черпать оптимизм, который столь необходим?

«Это, конечно, может дать грустные результаты, и даже в ближайшем будущем, но тем большая обязанность честных – не молчать обо всем творящемся печальном и безобразном, тем больший долг всех выводить наружу дельцов – авторов дел, которые губят страну, развращая ее силу, ее защиту.

Нельзя угадать момент, когда наступит конец злу, где будет положен конец засилию неправды. Этого можно добиться постепенными дружными совместными усилиями... Всех должна укреплять мечта не только о доблестной, какой она всегда была, но и о мощной и сильной армии русской».

Возможно ли это, однако, в нынешних условиях? Сильная и мощная, а не только доблестная русская армия – не пустые ли это мечтания?

«Это же будет только тогда, когда мы добьемся силы правды над ложью, исходит ли последняя от обнаружившегося или еще скрытого Стесселя».

Правда – вот что преображает мир, вот что несет в себе заряд уверенности. Но за правду-то надо бороться всеми доступными методами. Самоотверженно и смело. Да-с...

Итак, пора кончать статью. Пусть заключительная фраза будет звучать по-боевому призывно:

«С горячим упованием на это и с призывом содействовать этому, кто может, я предлагаю встретить новый молодой 1908-й год!»

Статья была напечатана.

Но упования Николая Евграфовича так и остались всего лишь упованиями.

В стране свирепствовала реакция. После поражения революции царизм зажал всю Россию в тиски черносотенного террора. Эксплуататоры жестоко мстили трудящимся, осмелившимся подняться на революцию. Однако полностью вернуться к дореволюционным порядкам царизм уже не мог: Россия была другой. Все классы прошли через революцию, и каждый из них извлек для себя уроки.

6

«Скрытых стесселей» все сильнее беспокоила позиция газеты «Русь», пугали ее разоблачения и атаки, следовавшие одна за другой.

В середине апреля развернулась острая полемика между «Русью» и кадетской «Речью», которая и раньше держала под постоянным обстрелом «Русь», а тут решила, по-видимому, окончательно добить столь ненавистную ей газету, собиравшую невиданно большой тираж и продолжавшую, несмотря ни на что, войну, объявленную ею финансово-банковским воротилам и махинаторам. Именно они, эти воротилы, стояли за спиной «Речи», именно их интересы она защищала.

Немалую роль во всем этом играли также сионистские силы, интересы которых тесно переплелись с интересами тех, кого избрала мишенью для своих громких разоблачений газета «Русь». Издателем «Речи» был Ю. Б. Бак, ответственным редактором – Б. О. Харитон, а редактором – И. В. Гессен. Соредактором являлся П. Н. Милюков, сам лидер кадетской партии и депутат Государственной думы.

Кому именно принадлежала инициатива обратить против «Руси» ее же оружие – неизвестно. Однако это не столь и важно. «Речь» решила разгромить ненавистную ей газету с помощью... разоблачений и обвинила «Русь» в попытках шантажировать некоторые банки и торгово-промышленных деятелей для вымогательства кредитов и отсрочек по платежам.

Удар был рассчитан точно: вот, дескать, полюбуйтесь, кто представляет либеральные силы, кто ратует за честность и справедливость! Да они же сами первостатейные мошенники и разбойники, использующие собранные ими «отрицательные факты» для давления и угроз!

Даже если «Речь» не выставит доказательств, а лишь намекнет, что они у нее имеются и в случае необходимости будут преданы гласности, – основного она достигнет; отмыться от грязи всегда труднее, чем испачкаться грязью. Так что перевес с самого начала на стороне пачкающего. А дальше...

Дальше видно будет!

9 мая Попов, сидя за своим редакционным столом, по поручению Суворина срочно писал статью для следующего номера «Руси». Статью, в которой вновь говорилось о прислужничестве «Речи» перед финансово-промышленными воротилами и о той недостойной роли, которую взяла на себя эта газета, – роли адвоката высокопоставленных махинаторов и казнокрадов.

Принесли свежий номер «Речи». Ее страницы, как и в предшествующие дни, полны были инсинуаций по адресу «Руси». Попов уже привык к ним и отвечал на них в своей газете бойко, порою дерзко. Но одна из этих инсинуаций больно обожгла его сердце, захлестнула волной гнева.

«„Русь” предлагает нам констатировать факты, – прочел он в рупоре кадетов. – Мы в большом затруднении, потому что смело можно сказать, что нет почти банка, в который не явились бы сотрудники „Руси” со своими „предложениями”. Были они в компании „Надежда”, в русском для внешней торговли банке, в международном, ездили в Киев, где, встреченные недружелюбно, предупредительно оставили свои визитные карточки с указанием адреса. О некоторых посещениях остался даже письменный след, в виде протокола, составленного о поведении „сотрудника”, и протокол этот хранится в кредитной канцелярии.