Бездушные. Изнанка - Дарья Данина

тёмные брови, и перетягивает пачку к себе.

- Ты… - Руслан недобро смотрит на Антошу и со свистом набирает полные лёгкие воздуха.Ублюдыш конопатый. – Я разберусь с этим. - косится на Николаса. Взгляд хочется отвести в сторону, но он не может. Потому что друг и так в последнее время задаёт слишком много вопросов. А Туз пиздец как не любит на них отвечать.

- Разберёшься? – Переспрашивает мулат, глядя на него с толикой подозрения. Ну, начинается…

- Разберусь.

А мыслями вновь погружается в позовчерашний день. Снова и снова прокручивает в голове события. Тонет в них, словно в зыбучих «Гудвинских» песках.

…

Зажал пальцами её челюсть и повернул к себе. Заставил смотреть себе в глаза. Наслаждался ожившей мимикой на прекрасном личике. Во взгляде отвращение. Ненависть.

Но Руслану плевать. Уровень взвинченности достиг предела. Того самого, где терпение лопается, словно тонкая леска.

Влада ещё раз дернулась и шоколадные пряди упали на её лицо.

- Убери. От меня. Руки. – Прошипела и попыталась сдвинуть бедра. И его чёртову руку, которая застыла на полпути, так и не стянув джинсы до конца.

Страх вперемешку с лютой ненавистью обжигал его ресницы. Как же хотелось… заткнуть эту пигалицу. Заткнуть тем способом, от которого она завопит ещё громче. И поймёт, наконец… он не тот, с кем она привыкла общаться. Совершенно другой. Сломает. Раздавит, как мошку на столе. И выбросит к дьяволу.

Влада вздёрнула подбородок, чувствуя, как трясутся поджилки.

- Это последнее предупреждение, Влада. – слегка, буквально на пару сантиметров отдаляется от брюнетки. – Ты ходишь по лезвию… - говорит тихо, сцепив зубы и проглатывая утробное рычание. – не бросай мне вызов, девочка. Не испытывай судьбу.

- Ненавижу тебя. – выпаливает горючим ядом.

- Ненавидь сколько влезет. Мне плевать. – Вновь приближает поросшее щетиной лицо и... резко впивается в сладкие губы горьким поцелуем. Это даже поцелуем назвать нельзя было. Атака, нападение, которое высасывало из неё её собственнуе душу.

Пискнула ему в рот, чувствуя ещё большую боль от его пальцев, что сдавливали лицо. Нехотя ротик открылся шире.

Его безумие накрывало с головой обоих. Влада ощущала, как тело парализует липкий страх, впиваясь мерзкими щупальцами ей в глотку. Ничего не соображала, только слышала, как громыхает в ушах собственное сердце. Замерла, словно парализующий яд завладел всем телом. Застыла ледяным айсбергом в сильных руках.

И, почувствовав это, он сделал тоже самое. Остановился, отрываясь от сочных губ, и ощущая, как собственные наливаются свинцом. Дышал через раз, пытаясь разглядеть в её мутных от подступивших слез глазах, хоть что-то. Сука…

Отпустил брюнетку, убирая руки и отодвигаясь на своё место. Считая удары своего сердца.

А она… тут же ожила. Завозилась на сиденье, пытаясь натянуть на талию полуспущенные штаны.

Туз сморгнул наваждение и щёлкнул дверной ручкой, покидая накаленный и душный салон. Подальше от неё. Хотя бы на пять минут. Остыть.

Вышел на свежий воздух, поправляя сбившуюся рубашку и поднимая воротник пальто.

Засунул в рот сигарету, стараясь не думать о том, как натянуты в паху брюки. Бросил взгляд на Артема неподалёку. Тот тоже курил и, судя по коротким и слабым затяжкам, это была не первая сигарета.

- Можем ехать. – произносит громко, заодно прочищая осипшее горло. – Тут осталось полчаса… - сам себе.

...

- Тогда вызовите нашего флориста… - Туз возвращает себе сигареты с привкусом шоколада, и прячет пачку во внутренний карман. – Похороны послезавтра. Чтоб всё было готово…

Уводит глаза от испытующего взгляда Николаса, и поднимается из-за стола. Не глядя протягивает руку Антону, про себя обложив рыжего матом, и пообещав четвертовать того за длинный язык.

Он хочет, чтобы я отправил на дело дочку Кротова?! Морда лисья, всё просчитал. И ведь, по факту, всё равно оказался прав. Девчонка – идеальная кандидатура. Дилер? Она будет в восторге… но они сэкономят деньги, хоть и не такие большие, и время. Время на поиски человека, не способного вызвать подозрение. Вот только… теперь ему предстоит поломать голову над тем, чем простимулировать своенравную брюнетку. Потому что простые угрозы с ней не сработают. Он уверен.

Филя?

Туз прощается с Николасом и покидает ресторан на окраине города. На ходу достаёт телефон, набирая своего человека. Того, кто умеет молчать.

- Макс. Утро. Ты дома? Отлично, никуда не уезжай, я через двадцать минут буду. Дело есть. – щелкает кнопкой, снимая внедорожник с сигнализации. – Аня дома? Хорошо. Как там пацан? – Прищуривает дождливые глаза, рассматривая капли на тёмном стекле. – Понял. Ладно, скоро буду.

Сбрасывает вызов, и прячет телефон в кармане. Проводит ладонью по мокрой поверхности, собирая влагу и растирая её по пальцам.

Что делать с мальчишкой? Они притащили с собой пацана из Крыма. Малец детдомовский. Никому не нужен. Жизнь, падла, такая несправедливая. Потому что отыгрывается на слабых. Это он знает не по наслышке. Потому что ещё в далёком детстве сожрал не один пуд дерьма. Косые взгляды. Обвиняющие. Расщепляющие его детскую душу на мелкие крупицы, на крошечные атомы. А потом косые взгляды сменились насмешливыми, уже в стенах детдома, где его пытались поставить на место «старшие». Пытались не раз. Пока не лопнула нитка, на которой держалось мальчишеское терпение.

И этот. Арсений. Эти твари успели поиздеваться над мальчишкой. Торговля детьми? Падаль. Он бы каждой мрази, замешенной в этом чёрном бизнесе, повырывал бы яйца. Позасовывал бы им их в глотки. Самое страшное, что за всем этим стоят очень влиятельные люди. Сильнейшие мира сего. Некоторых он мог бы назвать поимённо. Всё так крепко взаимосвязано, что, кажется, эти тугие узлы не под силу развязать никому.

По пути заезжает в детский магазин, и набирает херову тучу игрушек. Он ведь ещё играет в игрушки?

…

Влада уже не первый час перебирала фотографии. Распределяла их по годам, чтобы потом аккуратно поселить их в семейном альбоме. Вот она ещё совсем малышка. Зубы молочные. Сидит на руках у мамы. Такие счастливые. Мама смеётся. Она так часто смеялась. Когда её не стало, в доме наступила тишина. Отец погрузился в работу ещё глубже, чем прежде, а четырнадцатилетняя Влада была предоставлена няньке, и самой себе. Именно в тот период, когда совсем ещё юная девушка так отчаянно нуждалась в поддержке и внимании, она осталась одна. Нет, папа любил её. Очень. Он души в ней не чаял, пылинки сдувал. Но ей всегда казалось, что ему неловко. Словно, глядя на дочь, он видел маму. И ему было