Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ягода настоял, чтобы я взяла его таблетку. Я приняла свою, а его незаметно спрятала в сумочку. Тюремное начальство пригласило меня на обед. Отказ мотивировала строжайшей диетой.
Вечером состоялась встреча с Маленковым.
— Правильно сделали, — сказал он, — что не взяли его лекарство.
Я достала из сумочки спрятанную таблетку. Мы поехали в научно-исследовательский институт. Служители привели в специальное помещение немецкую овчарку, которую несколько дней морили голодом. Профессор Воскобойников таблетку вложил в большой кусок говяжьего мяса. Собака с жадностью накинулась на еду. Через час она была мертва. Этот страшный эпизод снимал кинооператор. На обратном пути я спросила Маленкова:
— Если Ягода такой апробированный негодяй, почему ЦК ВКП (б) и лично товарищ Сталин разрешают ему до сих пор занимать такой ответственный пост?
— Все до поры до времени.
В театре меня ожидал сюрприз. В опере «Садко» Римского-Корсакова я получила партию Любавы.
Год 1934
Народный комиссар тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе для работников своего наркомата устроил большой прием. После торжественной части состоялся концерт артистов московских театров. Меня познакомили с оппозиционерами Ю. Л. Пятаковым, А. Б. Каменевым, Г. Е. Зиновьевым, Н. И. Бухариным. Я поразилась догматическому фанатизму Пятакова, который по уму и энергии не имел соперников. Прекрасно говорил Бухарин, он тактично отстаивал свои позиции. Николай Иванович хорошо знал русскую литературу и свободно оперировал цитатами. Каменев от выступления отказался. Неуклюжий, рыхлый Зиновьев все время ел, в перерывах пытался за мной ухаживать, потом отправился провожать, заплетающимся языком «дарил» комплименты:
— Люблю женщин вашего плана — высоких, крепких, с красивыми ногами. Лицо для меня не имеет принципиального значения, только ножки и кое-что еще…
На коммунистов и некоммунистов, оппозиционеров и сталинцев Зиновьев производил одинаковое впечатление пустого, малоспособного, наглого и трусливого ничтожества. Кроме Сталина, Зиновьев был единственным большевистским вождем, которого никак нельзя было назвать интеллигентом. Зиновьев был очень эффектным оратором, но в его речах было мало содержания. Тщеславный, властолюбивый, он сделал Ленинград своей вотчиной.
Когда подошли к моему дому, он темпераментно проговорил:
— Верочка, давайте, девочка, встретимся! Ей Богу, не буду назойлив. Стариной тряхнем, на всю ночь к цыганам завалимся. Я знаю места, где шик и красота, жалеть не будете, дайте мне номер своего телефона!
Сказала, что встретиться не смогу. Надувшись, словно индюк, он прогнусавил:
— Жизнь нам дана только на миг, поп>м трын-трава, мать — сыра Земля и чаще всего безматерчатый гроб, приобретенный на средства родственников, если, конечно, таковые имеются. Не хотите давать номер телефона — ваше дело! Все равно узнаю, позвоню и за вами заеду. Перед женщинами, которые входят в душу, не имею привычки отступать…
Сам того не ведая, Зиновьев предсказал себе жуткую судьбу. Ошибся он в одном: не было безматерчатого гроба и не было могилы…
Работая еще над образом Марфы, серьезно заинтересовалась богословием, философией, оккультными науками. Подружилась с монахом Нафанаилом, образованнейшим человеком. Он подарил мне Библию. Вместе с ним мы поехали на Новодевичье кладбище. У какой-то могилы увидела вооруженного красноармейца. Подумала, что памятник воздвигнут в честь безымянного героя гражданской войны. Оказалось, солдат охраняет Надежду Аллилуеву, жену Сталина, которую тот застрелил в 1932 г. Стало как-то не по себе. Добрый монах тихо сказал:
— В. А., пойдемте в божий храм, увидите, как на вашу душу снизойдет великое благоговение.
Нафанаил оказался прав, после службы почувствовала себя лучше. На извозчике поехали на Воробьевы Горы — самое высокое место в Москве. Вечером гуляли около Кремля, домой вернулась обновленная. Позвонил Сталин:
— Очень занят, через несколько дней откроется партийный съезд. На все дни заседаний вам, В. А., выписал гостевой билет.
— Спасибо, дорогой! Не переутомляйтесь, берегите себя, вы нужны не только мне.
Голос его потеплел.
— Рад, что именно вы мне это сказали.
Семнадцатый съезд партии на меня произвел гнетущее впечатление. В Кремле наблюдала ужасающую картину. Откормленные мужики из одной группы, как бешеные собаки, нападали на другую. Больше всего досталось оппозиционерам и, конечно, тем, кто прятался за их спины. Рядом со мной в ложе находился журналист Михаил Кольцов. Он, не отрываясь от блокнота, лихорадочно писал. Взглянув на меня близорукими, подслеповатыми глазами, Михаил Ефимович сказал:
— Напомните, пожалуйста: где я вас видел?
Я назвала себя.
— Товарищ Давыдова! Вера Александровна, дорогая, я же вас слушал в Большом театре, память стала изменять, ранний склероз! Я давно собираюсь написать о вас очерк для журнала «Огонек». Мы с женой в восторге от вашего необыкновенного голоса. Когда можно вам позвонить?
Мы обменялись номерами телефонов.
Михаил Кольцов, как и все присутствующие, с нетерпением ожидал выступления Сталина. Никто не знал, когда это произойдет. Только в последний день съезда председательствующий торжественно, с надрывом в голосе объявил, что слово имеет товарищ Иосиф Виссарионович Сталин. Делегаты и гости, соревнуясь друг с другом, истошно вопили:
— «Ура товарищу Сталину!», «Да здравствует товарищ Сталин, великий вождь пролетариата и знаменосец всех наших побед!», «С товарищем Сталиным вперед к новым завоеваниям Октября!», «Слава великому и непобедимому Сталину!»
Все эти возгласы тонули в грохоте аплодисментов. Президиум, стоя, приветствовал Сталина. И. В. уверенно направился к трибуне. Повернувшись ко мне, Кольцов радостно проговорил:
— Как хорошо, что у нас есть товарищ Сталин!
9 февраля по радиостанции им. Коминтерна передавали политический комментарий-памфлет М. Е. Кольцова «Разговор начистоту». Приведу абзац, который, записала в дневник: «Речь товарища И. В. Сталина — беспощадный приговор троцкистам всех мастей и оттенков, врагам советского народа. Я безмерно счастлив, что являюсь современником самого мудрого и самого великого человека на Земле — И. В. Сталина».
Съезд закончился 10 февраля 1934 года. Сталин-победитель устроил невиданный прием. Столы ломились от яств. Делегаты и гости — руководители учреждений и предприятий, заводов и фабрик — столовыми ложками уплетали икру, ведрами распивались вина, коньяки, водка. Весь вечер и всю ночь произносились высокопарные тосты… А в стране продолжался повсеместный голод. Миллионы умерших. Могильщики не успевали закапывать трупы. Люди умирали от холеры, язвы желудка, тифа, малярии, скарлатины, туберкулеза, дифтерии. Продукты в мизерном количестве отпускались по карточкам. Полуголодные, бесправные, полунищие граждане страны Советов работали, не покладая рук. Лавры их непосильного труда пожинали другие — горстка прихлебателей, номенклатурных нахлебников.
Заблестели первые солнечные лучи. Лень тягуче медленно расползлась по всему телу. Взяла томик Мопассана, остановилась на рассказе «Пышка». Не поздоровавшись, Сталин выпалил в телефонную трубку:
— Мы вас не видели целых сто лет!
— Я, И. В., была уверена, что вы успели про меня окончательно забыть!
— Товарищ Давыдова, для чего набиваете себе цену?
Не ожидала, что беседа может получить такой неприятный для меня оборот, пришлось сманеврировать:
— И. В., вы давно не звонили, я уже успела соскучиться и даже обидеться.
Через далекий телефонный провод уловила радостный вздох.
— Когда мы вас увидим? — отрывисто, нетерпеливо, почти крича, спросил живой Бог.
Заглянула в рабочий календарь, свободными оказались пятница, суббота, воскресенье.
— Из ограниченного бюджета времени постараюсь для вас выкроить несколько часов, — озабоченно проговорил Сталин. К счастью, на сей раз мы тепло простились.
Погода сопутствовала этой весенней встрече. Яркие солнечные майские дни убаюкивали душу. Думать о постороннем не хотелось, мысли настолько путались, что я ни на чем не могла сосредоточиться. Перед ужином за мной приехали.
Подмосковье прекрасно во все времена года. Дмитровское шоссе. Машина въезжает в ворота. Вышколенные, чистенькие и аккуратные часовые предупредительно отдают честь и в то же время внимательно рассматривают документы.
Тихий, старинный дом, дикий, слегка ухоженный парк, клумбы с ростками первых весенних цветов. Навстречу двинулись липы-исполины, нестареющие, медово-ароматные, вековые. Дача так же, как и кунцевская, обставлена скромно, без показного шика. Красоту и очарование придают ковры ручной работы.
Пожилая строгая женщина с тусклыми рыбьими глазами прошамкала, что И. В. скоро освободится. Насмешливо посмотрев на меня, она строго сказала:
- Ленинградский панк - Антон Владимирович Соя - Биографии и Мемуары / История / Контркультура / Музыка, музыканты
- Последние дни Сталина - Джошуа Рубинштейн - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина - Вера Давыдова - История
- Так говорил Сталин. Беседы с вождём - Анатолий Гусев - История
- Так говорил Сталин. Беседы с вождём - Анатолий Гусев - История
- Товарищ Сталин. Личность без культа - Александр Неукропный - Прочая документальная литература / История
- Весна 43-го (01.04.1943 – 31.05.1943) - Владимир Побочный - История
- «За Сталина!» Стратег Великой Победы - Владимир Суходеев - История
- Неизвращенная история Украины-Руси Том I - Андрей Дикий - История
- Бич божий. Величие и трагедия Сталина. - Платонов Олег Анатольевич - История