Витязь специального назначения. В гостях хорошо, а дома нету… - Вера Каменская

Крутанувшись вокруг себя, Акела увидел, что всё кончено. Мысь деловито протирал клинок меча пучком сухой травы, Барс прятал за голенище сапога метательный нож. Спасённый стоял, бессильно уронив руки и дыша, как загнанная лошадь. Ещё бы, работать в таком бешенном, почти запредельном, темпе, да ещё столько времени!

С момента их появления на опушке прошло всего несколько секунд. На земле лежало шесть трупов чудовищ. Троих он, значит, сумел достать в одиночку. Однако! Парень, всё ещё тяжело дыша, перевёл светло-серые глаза на Акелу и что-то спросил.

– Что? – не понял тот.

– По-русски говоришь? – поинтересовался Барс.

– Говорю, говорю, много говорю, – отозвался воин, вытирая и убирая меч в ножны за правое плечо.

– Кто это? – показывая на дохлых тварей, задал Акела вопрос, не дающий ему покоя с момента окончания сшибки. Новый знакомец пожал плечами.

– Они не представились.

Друзья, переглянувшись, рассмеялись. С чувством юмора у этого парня полный порядок.

– Это горгульи, – спокойно сказал старый воин. – Честно говоря, никогда не думал, что можно отбиться одному от троих, не то, что от шестерых. Кто учил тебя рубиться? Небось, викинги?

– И они тоже, – лаконично ответствовал тот.

У него в речи был какой-то мягкий грассирующий акцент. Поразмышляв, Акела пришёл к выводу, что больше всего он похож на французский. Если тут обнаружились предки русских, почему бы не быть и предкам французов. Как там они звались – норманны, галлы?

Возле костра он лучше рассмотрел спасённого. Это, несомненно, был профессиональный воин. Высокий, худощавый, на вид лет двадцати пяти максимум, перевитые жилами руки и мягкие движения. Одет он был в кожаные мягкие штаны, заправленные в высокие сапоги и тёплую, мехом внутрь, безрукавку. Соломенного цвета волосы собраны в хвост на затылке, красное обветренное лицо, нос с заметной горбинкой, высокий лоб – в общем, своим видом новый знакомец вызывал уважение.

Жила, тем временем, выполняя долг гостеприимства, подал вновь прибывшему кусок жареного мяса и ковш браги. Пока он ел и пил, никто не приставал к нему с вопросами. Поставив на землю пустой ковшик, воин учтиво поблагодарил за спасение и за приют.

– Моя родная земля расположена на Западе, я уже привык, что здесь её мало кто знает.

– Странно, – тихонько сказал другу Барс. – Внешним видом он больше напоминает викинга, чем французского дворянина. Хотя… Мы и своё-то прошлое как следует, не знаем, а это, вообще, другая реальность.

Акела согласно кивнул, внимательно слушая парня.

– Отец мой, да успокоится с миром его душа, – продолжал рассказ Серж. – Владел замком на севере Галлии, на берегу моря. Когда мне было семь лет, на наши владения напали норманны. Вы их зовёте ругами, сами же себя они называют викингами. Отец рубился до последнего и сложил голову на пороге спальни матери, где мы с ней прятались вдвоём. Нас обоих захватил конунг, их вождь, который сразил мечом моего отца.

Я и тогда был воином, но семь лет – это только семь лет. Стащил нож и ночью попробовал убить того норманна. Он отобрал его у меня, но не убил, только надавал крепких подзатыльников, а потом объяснил, что моего отца он убил в честном поединке один на один.

«Твой отец, – сказал он мне. – был настоящий воин. Я с большим трудом победил его, но победил честно. А ты хотел меня зарезать исподтишка, ночью спящего, как трус. Это недостойно сына такого славного воина. Тебя извиняет лишь то, что ты ещё щенок и ничего не понимаешь в этой жизни. Я не убью тебя, для меня в этом нет чести. Когда ты вырастешь и станешь настоящим воином, я разрешу тебе подраться со мной, ты имеешь на это право, сейчас же ты молокосос, связываться с которым для меня – позор. Надо мной будут смеяться женщины и Один лишит меня удачи. Иди к матери и не мешай мне спать».

Ле Кок замолчал и, глубоко затянувшись цыгаркой, глядя сквозь огонь куда-то далеко. Блики пламени плясали на его грустном лице.

– Ну и что? – первой не выдержала Смышлёна. – Ты убил его, когда вырос?

Серж улыбнулся, очнувшись от дум.

– Я вырос в его семье, потому что мою мать он взял третьей женой, и она перестала быть рабыней. Меня он растил, ничем не отделяя от родных сыновей. Этот конунг сам учил меня сражаться. Некоторые говорили, что глупо собственными руками растить собственную смерть. Но он только смеялся им в лицо и говорил, что умрёт не раньше, чем Норны [1] оборвут его нить. На это, любил добавлять конунг, совершенно не влияет присутствие в его доме сопливого мальчишки.

Когда я вырос, стал в его дружине одним из лучших бойцов. А потом конунг погиб в одном из набегов. Место вождя занял его брат и нас с матерью отпустил. Вот тут мы и решили вернуться в старый замок моего отца, в Галлию. В живых там осталась только тётка, сестра моего покойного отца. Вот уж воистину настоящая мегера! Никак она меня не желала признавать за своего племянника. Приходилось всё богатство нам с матерью возвращать, как законным наследникам. А вот этого ей делать совсем не хотелось, своим давно уже считала.

Устал я изрядно от этой вздорной бабы. Мало того, что пытается диктовать условия мне в моей же вотчине, так ещё матушку мою взялась изводить. А без злобного шипения она в мою сторону и смотреть не могла. Вспомнил я методы воспитания моего приёмного отца в подобных случаях. Пороть не стал, хотя рука так и зудела. Сгрёб старую дуру, да недельку в конюшне на привязи подержал, а после честно предупредил, что при малейшем неповиновении отправлю в монастырь грехи замаливать.

– И как? – поинтересовался улыбающийся Барс. – Помогло?

– Ещё как, – довольно усмехнулся рассказчик. – С тех пор сидит мышкой в своей комнате. Тихо вышивает, вяжет или яблоки на зиму сушит и, чтоб я сдох, никаких истерик!

Норманнов у нас не любят и по глупости своей некоторые попытались насмехаться надо мной. Они обвиняли меня в трусости и называли норманнским выкормышем. Троих, самых дерзких, я вызвал на поединок и убил, а остальные мигом угомонились. Но добился я только того, что эти надутые индюки стали меня сторониться и избегать. Трусы!

Через год мать умерла и я отправился путешествовать. Два года я прослужил в дружине беломорского кнеза Радогоста, вот там я и привык к русскому говору. Сейчас шёл в стольный град, наняться в дружину Великого Кнеза Брана. Встретился с этими уродинами, а дальше вы всё знаете. А куда направляетесь вы, если, конечно, это не секрет?

Все покосились на Жилу – он главный и ему и только ему решать, что ответить? Быть ли спасённому викингу просто прохожим человеком или заслуживает он того, чтобы взять его в попутчики. По здравому размышлению, боец такого уровня в дороге – находка. Подсылом он быть просто не может, бой в одиночку с шестью горгульями – слишком сложная «внедрёнка», это уже не «крот», а чистой воды камикадзе.

При этой мысли Акела улыбнулся слегка и встретился с весёлыми глазами Барса. Похоже, и Андрюхе в голову та же мысль пришла. Неудивительно, они уже сто раз убеждались, что у них «мозги на одной волне работают».

– Мы направляемся в стольный град, – спокойно отозвался Жила. – Можешь быть нам попутчиком, если сам захочешь. Я не предлагаю тебе платы, но ты всю дорогу будешь иметь место за столом. В Червлянске я могу замолвить за тебя слово перед начальником стражи, он мой родственник.

– Почту за честь, – с лёгким поклоном согласился Серж, – вот только, два дня назад прохожий у костра рассказал мне, что с восшествием Великого Кнеза на престол связана какая-то тёмная история. Но подробностей он не знал. Тогда я задумался, – мне бы не хотелось оказаться на службе у человека, который замарал себя позорным поступком. Ведь тогда пострадает и моя честь. Не можешь ли ты, уважаемый, рассказать мне об этой истории? Что там произошло с его отцом и старшим братом? Ведь, насколько я понимаю в вашей Правде [1], престол должен наследовать старший брат?

– Я знаю эту историю. – Жила почесал бороду. – но в ней нет ничего позорящего Великого Кнеза Брана. Когда старшему брату Володу было двадцать три, а Брану двадцать, их отца, тогдашнего Великого Кнеза Хоробра, пытались убить. Подсылы были схвачены, но успели принять яд. Стали про них выяснять – что и как? Человек, у которого они жили, рассказал, что один из них как-то похвалился, что их жалует кнезич Волод.

Старый Кнез не счёл это доказательство достаточным, чтобы обвинить любимого сына. Через некоторое время, однако, на жизнь Хоробра снова покусились. На сей раз удачно. Говорят, против Волода снова были какие-то доказательства.

– Его судили? – заинтересованно спросил Акела.

Его, как юриста, заинтересовала эта криминальная драма.

– Он сбежал, – коротко ответил купец. – Через несколько дней его труп выловили из реки. Но он не утонул. Раны на голове и теле говорили о жестокой сече, в которой он побывал. Великим Кнезом по праву стал кнезич Бран. Видишь ли ты, викинг, в этой истории что-либо, бросающее тень на имя Брана?