Икосаэдр - Андрей Валерьевич Скоробогатов

Порт-Алексея. В двух часах от границы. С прибытием нашей эскадры силы становятся примерно равны, пусть не численно, но по огневой мощи. Необходимо усилить патрулирование границы кавалерийскими частями и воздушным флотом. Перебросить пехотные полки в Западный уезд.

— Константин Ксаверьевич, но что делать с другими проявлениями этой, с позволения сказать, истерии? — спросил Исаакян. — Не может ли это помешать обороне и обеспечению тыла?

— Все возможные сражения будут проходить в прибрежной зоне и на берегу, где есть дороги и коммуникации.

Константин встал из-за стола.

— Позвольте откланяться, господа. На сегодня у меня ещё запланированы осмотр техники и совещания с составом эскадры.

Исаакян нагнал Рокоссовского у порога.

— Ваша светлость, — не унимался мрачный армянин. — Меня весьма настораживает увиденное. Не считаете ли вы необходимым произвести высадку на берег в указанном районе?..

— Не считаю. Предоставьте возможность казакам разобраться с дикарями.

Князь почувствовал, как отлегло на душе, когда он впервые за экспедицию употребил это бранное слово.

* * *

В первые пять дней князь осматривал танки, геликоптеры и другую технику в войсках протектората, съездил в двухдневную поездку по отдалённым казачьим частям на западной границе, потом началась рутина.

Уже через неделю стало ясно, что молниеносное нападение не входило в планы Голландии. По сообщениям разведки, один линкор и один транспортник отплыли из Порт-Нумбая на шестые сутки. Дни в Порт-Артуре стали похожи один на другой. Утреннее совещание в штабе, посещение и приём офицеров эскадры, полдня безделья и вечерний радиоканал с генштабом, с пробудившейся столицей. Пару раз князь отобедал в узком кругу членов правительства, говорили о разных пустяках — о погоде в столице, блюдах японской кухни, актрисах. Князь сознательно уходил от разговоров о мировой политике, и заметил, что премьер-министр также не поднимает больше никаких щепетильных вопросов, что внушало некое доверие.

Рокоссовский всё ждал известий от главнокомандующего о прекращении боевого дежурства, потому как чувствовал себя в этих дальних широтах в ссылке, но каждый вечер слышал: «Потерпи, Костя, надо подождать».

В начале второй недели, проснувшись рано утром после ночного кошмара, Рокоссовский понял, что осенняя петербургская хандра долетела до него через океаны. Снилась Маньчжурия, утонувшая в крови, после — что-то мрачное и страшное про жену и дочь. Проверив и поправив чемоданчик под подушкой, Рокоссовский сходил в соседний номер к адъютанту, попросив бумаги и чернил и сел писать письмо в Петербург.

«Дорогие мои Люля и Адуся! Улучив свободную минуту, спешу сообщить о себе и о наших делах…»

Через полчаса его прервал телефонный звонок. Звонил Александр Фёдорович.

— Константин Ксаверьевич, вы когда-нибудь охотились на бандикутов? Не желаете составить компанию?

Снова это слово.

— Бандикуты? Имеете в виду, бандиты?

— Нет, бандиты не при чём, — в голосе премьер-министра чувствуется лёгкая усмешка. — Слово «бандикут» из местного креольского языка и обозначает сумчатого зверя. Их несколько разновидностей, в городе обитают малые и мышиные бандикуты, а я же предлагаю вам поохотиться на гигантского бандикута. Их можно встретить в ста километрах восточнее, в устье реки Раму.

Константин Ксаверьевич опасался прослушки телефона и ответил:

— Нет, простите, Александр Фёдорович, но вынужден вам отказать.

— В таком случае, предлагаю вам отобедать в моих апартаментах. Машина будет ожидать вас у Министерства обороны.

Совещание в этот раз было уже привычно кратким, обсуждать было нечего, и когда Александр Фёдорович, оказавшийся в одном из двух бронированных внедорожных мобилей, стал уговаривать князя поехать на охоту, Рокоссовский неожиданно для себя передумал и согласился.

Князь последний раз охотился более трёх лет назад. После начала маньчжурского конфликта и последующего повышения жизнь снова, как и в девятнадцатом, стала неспокойная. Он редко виделся с семьёй, мало развлекался и очень много работал.

Желание забраться глубоко в лес и уйти таким образом от всех проблем, уйти от гнетущей неопределённости осталось в душе князя с тех самых пор, когда он ещё мальчишкой бегал по рощам в предместьях Варшавы. В этом было что-то безрассудное и даже глупое, но теперь, в этой далёкой стране желание проснулось с новой силой.

Другой причиной, по которой князь согласился, было вполне служебное желание узнать, чем живут колониальные власти, поближе. Даже светские приёмы и посещение ресторанов не позволят узнать истинное лицо чиновника. Князь всегда оставался верен Императору и знал, что чиновники в провинциях гораздо больше доверяют офицерам войск, чем служителям тайного сыска. Совместная охота — отличный повод поговорить по душам.

Спустя полчаса после небольшого полдника в ресторации князь мчался по грунтовой дороге в компании премьер-министра, двух адъютантов, контр-адмирала Исаакяна и трёх казаков. Рокоссовский уже ездил по этой дороге осматривать казачьи части, но теперь, при свете дня, он смог разглядеть местность получше. Через вековые деревья, склонившиеся над дорогой, виднелись поля и плантации огородников, очень скоро сменившиеся первозданными джунглями. Дорога шла недалеко от побережья, то забираясь вглубь, то выходя к самому берегу.

— Вы выглядите грустным, ваша светлость, — сказал Александр Фёдорович. — Грустите по семье?

— Да, — признался князь. Это было настолько очевидно, что спорить казалось бессмысленным.

— Думаю, такова доля любого славного полководца. Я бросил свою семью в России и сейчас тоже немного жалею об этом.

О подобных фактах биографии премьера князь тоже читал, но всё же спросил:

— У вас были дети?

— Двое сыновей, Олег и Глеб. Понятия не имею, где они сейчас.

— У меня дочь Ада.

— Полагаю, вы, как мужчина в самом расцвете сил, больше грустите по супруге? Многие заводят фронтовых жён, вы не думали об этом?

Князь вспыхнул, стиснув зубы. Он не знал, что отвечать. За двадцать лет брака он ни разу не изменял жене. Разговор определённо не клеился, и положение спас шофёр-казак, который начал рассказывать историю об очень толстой танцовщице кабаре из кабака в Порт-Нумбаи.

Спустя полтора пути кортеж остановился в рыбацкой деревушке, охотникам раздали ружья, сумки и болотные сапоги, казаки привели местного проводника по имени Селик. Оставив блестящие латунными пуговицами сюртуки, восемь человек — один из казаков остался с мобилями — шагнули в лес.

Воздух здесь напоминал по густоте и запаху даже не молоко — какой-то пряный, кисловатый и слегка солёный от близости моря кисель. Были слышны крики птиц и шум ветвей. Уже через сотню шагов цивилизация осталась настолько далеко, что, казалось, её и не было вовсе.

— Как выглядит гигантский бандикут, Александр Фёдорович? — спросил Рокоссовский.

— Как большой барсук с длинным носом. Днём они спят.