Когда исчезает страх - Петр Капица

Рацион я Вам уже назначил. Занятия под наблюдением тренера начнутся, когда втянетесь в повседневный режим. Расписание повешено над постелью. Надеюсь, что Вы будете исполнительны и точны.

Желаю успехов. Е. Гарибан».

Над постелью действительно висело приколотое булавками расписание занятий на всю неделю.

— Крепко дело поставлено! — вслух произнес Кирилл. — С завтрашнего дня впрягайся. Ну что ж, пора подтянуться. Но на большее, Евгений Рудольфович, не рассчитывайте. Я не перебежчик и на приманку не клюну. Просто использую путевку так, как полагается.

Утром ровно в семь часов послышался громкий стук в дверь.

— Подъем! — сообщила дежурная.

Кирилл вскочил с постели и распахнул окно. В комнату потянуло прохладой. На пестрых кустах и серой, пожухшей от заморозков траве серебрилась обильная роса. В паутине, протянутой меж высоких былинок, застряли мельчайшие росинки. Казалось, что пауки всюду вывесили сотканные из блесток гамачки.

«Эх, пройтись бы по росе!» Недолго раздумывая, Кирилл взобрался на подоконник, в одних трусах выскочил в парк и, подбежав к молодому деревцу, встряхнул его. Обдавший его дождь был таким холодным, что юноша невольно вскрикнул и начал растирать ладонями покрывшуюся пупырышками кожу.

Проделав зарядку, Кирилл босиком пробежал по мокрой, обжигающей ступни траве и поспешил в душевую. Под теплыми струями онемевшие от росы ноги согрелись.

Насухо вытершись, Кирилл надел тренировочный костюм и заглянул в столовую. Там еще никого из спортсменов не было. Он быстро съел все, что полагалось на завтрак, взял скакалку и отправился к озеру.

Если бы на этой прогулке его увидел кто-нибудь из посторонних, то решил бы, что в лес попал помешанный человек. Кирилл шел вприпрыжку, скакал то на одной ноге, то на другой через веревочку или вдруг начинал пинать кулаками воздух, загоняя невидимого противника в кусты. Иногда он подпрыгивал, хватался за толстый сук дерева и подтягивался. У канав он обязательно разбегался и прыгал.

Так Кирилл добрался до озера и, найдя тропу, побежал вокруг него. По пути мелькали рубиновые ягоды боярышника. Иногда вдруг вспархивали дрозды, собиравшиеся в стаи, и живыми комками облепляли ветви деревьев.

Дыхание стало стесненным, когда Кирилл одолевал подъем в гору, но это состояние длилось недолго, на спуске он почувствовал облегчение и постепенно стал дышать полной грудью.

В парке он несколько замедлил бег и вскоре перешел на шаг. На дорожке для прыжков в длину он заметил Ирину Большинцову. Девушка была в синем летном комбинезоне и пилотке. Зажмурив глаза, она медленно двигалась, вслух отсчитывая мелкие — длиной в ступню — шажки, чтобы определить, с какого места брать разбег для точного прыжка. Ирина так была занята счетом, что шла покачиваясь, как лунатик.

— Ира! — окликнул он ее.

Она открыла глаза и с досадой сказала:

— Опять сбилась. Не мог хоть минутку подождать.

— Ты бы рулеткой промерила.

— Нет, так лучше.

— Навряд ли. Ты что — в прыжках решила специализироваться?

— Приходится, хотя у меня лучше идет бег. Гарибан секундомером проверил и предложил отрабатывать прыжки. Я понимаю, в чем дело: он боится, что опять обставлю его любимицу Кальварскую.

— Разве когда-нибудь так было? — не поверил Кирилл.

— Было. Правда, давнее дело, я еще в девятом классе училась. В «Науке» почему-то не пришла на соревнование студентка, а тут я подвернулась. Ребята знали, что классного места не возьму, но им важно было выставить любую, лишь бы не сняли очков. Кальварская и тогда была задавалой…

Ирина вспомнила, как Зося, увидев ее на старте, пренебрежительно спросила у тренера:

«А этот заморыш откуда?»

А Гарибан, тогда еще не такой массивный и благодушный, взглянул на Ирину, словно на червяка, и ответил:

««Наука» дикую выставляет. Сегодня тебе опасна только Заварыкина. Следи за ней, не дай обойти».

Ирина по неопытности после выстрела вырвалась вперед. Она мчалась во весь дух, чтобы никто не мог догнать ее.

Первую треть пути Большинцова была впереди, но, увидев в вялых складках губ Гарибана, вышедшего к бровке, презрительно жалостливую ухмылку, как бы говорившую: «Ну куда ты вынеслась, дурочка, уступи другим», — она оглянулась, запнулась за кочку и сбила себе дыхание.

Вскоре Ирина почувствовала, как ноги ее стали деревенеть. В боку закололо. Легкие словно сдавила какая-то тяжесть. Казалось, что еще секунда-другая — и в груди что-то оборвется.

Ирина убавила шаг, она не бежала, а почти брела спотыкаясь. Но тяжелое состояние не проходило. Вот ее обогнала одна спортсменка, другая… Настигавшая Кальварская не хотела обходить слева. С презрением и злостью она выкрикнула:

«Сойди с бровки, заморыш!»

У Ирины перед глазами все туманилось, она невольно уступила место обидчице. Ей хотелось упасть на землю и не двигаться. Так плохо ей еще никогда не было. На вираже Ирина не заметила бровки, носком резиновых тапочек копнула дерн и больно ушибла палец. Боль заставила вздохнуть полной грудью. И от этого бегунья почувствовала облегчение, синеватый туман перед нею рассеялся. Сделав еще два-три глубоких вздоха, она увидела впереди спортсменок, ушедших от нее метров на сорок.

«Догнать… Пусть хоть лопнет сердце!»

И зрители на стадионе увидели, как ожила обессиленная и только что спотыкавшаяся девочка. Ноги ее опять замелькали с прежней быстротой. Эта узкоплечая и тоненькая школьница обгоняла рослых легкоатлеток и стремительно неслась дальше, словно у нее прибавлялись все новые, и новые силы.

Перед глазами Ирины возникали то скамейки со зрителями, то желтый квадрат баскетбольной площадки, то зеленое поле и сетка футбольных ворот. Неведомая сила и злость толкали ее вперед.

Вдруг она увидела перед собой развевающиеся волосы Кальварской, вырвавшейся вперед, ее гладкую шею, пышные плечи и белую майку, промокшую меж лопатками от пота.

«Ага, ты устала! Тебе не легче, чем мне», — подумала Ирина и потребовала:

«Бровку! Дорогу, дылда!»

Она обогнала Кальварскую на вираже и, стиснув зубы, напрягая последние силы, понеслась по прямой к судьям, стоявшим с секундомерами.

Она впервые в жизни сорвала финишную ленточку и пронесла ее на груди шагов десять.

Зрители вскочили с мест, они шумно приветствовали неожиданную победительницу.

Футбольное поле было ослепительно зеленым, Ирина упала на него и, ткнувшись лицом в прохладную траву, от неимоверной усталости, перенапряжения и радости заплакала.

Ее подхватили какие-то парни.

«Нельзя лежать… походи, успокойся», — советовали они.

Ирине не хотелось показывать своих слез, она вырвалась от парней и убежала в сторожку к бабке Маше.

— Значит, у вас с Кальварской старые счеты. А кто она, откуда? — спросил Кочеванов.

— Говорят, учится в Институте иностранных языков… На последнем курсе. А почему ты ею интересуешься?

— Да так просто, из любопытства.

— Смотри, Кирилл, не попадись, она мастерица кружить головы.

Чувствуя дружеское расположение Ирины, Кирилл решил с ней посоветоваться:

— Слушай, Ира, я, кажется, попал в дурацкую историю…

Он рассказал ей о дяде Володе, о заигрываниях Гарибана, о его последнем письме и спросил:

— Могу ли я здесь тренироваться, не будет ли это походить на предательство по отношению к Сомову?

— Ты же не переходишь к Гарибану? Я тоже не собираюсь с ним связываться, но, по секрету скажу, втихомолочку тренируюсь, бегаю в лесу по четыре-пять километров. Хочешь, вместе будем?

— С удовольствием, а то одному скучно.

— Значит, заговор. Выбегай сразу после завтрака на эту тропу. Встретимся за ручьем.

* * *

Ирина оказалась покладистым спутником. Кирилл чувствовал себя с ней почти так же свободно, как с парнем. За Ириной не надо было ухаживать, остерегаться рвов, широких канав. Она преодолевала препятствия с такой же легкостью, как и он, напевала на ходу и казалась неутомимой.

Ее завидная самостоятельность, спокойствие, умение не докучать, веселый и легкий нрав располагали к себе. «Чем же она привлекает? — не мог понять Кирилл. — Фигура мальчишеская, лицо, когда зарумянится, бывает красивым, но чаще всего неприметное. Правда, глаза у нее особенные: не карие, а скорей пестрые, с золотинкой».

Внимательный наблюдатель, конечно, установил бы, что за последние дни Ирина несколько изменилась: ее волосы стали волнистыми, облупленный носик припудривался, вместо комбинезона надевались тонкие блузки и хорошо отутюженные тренировочные брюки. Лицо девушки при встрече с Кириллом вспыхивало румянцем, а глаза темнели. Даже походка у нее словно стала легче, грациозней. Но Кирилл этого не замечал. Ему нужен был товарищ для кроссов. Поэтому и в голову не приходило, что она, как все другие девушки, может быть нежной, мечтать о большой любви. «Ирина — летчица, и по духу, по повадкам своим ближе к мальчишке-сорванцу», — уверял он себя.